Василий Татищев - История Российская. Часть 1
V. Это только до качеств и количеств истории, и что до потребности к оной относится. Также о всех вообще историях разуметь должно, но о русских разных историях, сколько мне известно, для знания любопытному упомяну.
Русские истории. Временник Несторов. Степенная. Хронограф. Синопсис. Топографии. Строение Москвы. Годунова род. Станкевича Сибирская. Нижегородская. Русских историй под разными названиями разных времен и обстоятельств имеем число немалое и об известных мне кратко здесь, без пространного о них толкования, объявлю, ибо читающий оные по любопытству может достаточно рассмотреть и по достоинству каждую почитать. Во-первых, общих или генеральных три, а именно: 1) Несторов Временник, который здесь за основание положен. 2) Киприанова Степенная6, которая есть чистая архонтология, только в ней многие государи и их знатные дела пропущены или в ненадлежащих местах положены, а в главные по изложению введены те, которые великими князями никогда не были. Третье, Хронограф, переведенный с греческого без указания имени творца. Оный начат от сотворения мира, но в летах по греческому счислению много неправильностей. В него внесены некоторые дела русские, но кратко. К сим общим относится еще сокращенная история, именуемая Синопсис, сочиненная в Киеве во время митрополита Петра Могилы. Оная хотя весьма кратка и многое нужное пропущено, но вместо того польских басен и недоказательных включений с избытком внесено. И сии все продолжены разными людьми до времен настоящих. Во-вторых, попредельные или, по греческому именованию, топографические, их несколько. Первая между ними – о построении и разорении Москвы7, которая кем сочинена неизвестно, однако ж видно некто из доброхотов похитителя престола Бориса Годунова был, потому что он род его от древнего владетеля Москвы тысяцкого Тучка производит, но в хвале той весьма ошибся тем, хотя то и скрыл, что оный Тучко от великого князя Георгия II-го, и его дети от Михаила II-го за убийство великого князя Андрея II-го казнены, однако ж у знающих оное более к поношению его, нежели к чести разумеется. 2) Новгородская, хотя многими баснями наполненная, однако ж много нужного. 3) Псковская. 4) Станкевичем сочиненная8 Сибири и продолжена до наших времен. 5) Астраханская. 6) Нижегородская. 7) Слышал, что о Смоленске есть сочинение, только мне видеть не случилось. Но все сии недостаточны тем, что то о древности, которое из иностранных собирать и изъяснить нужно, оставлено. 8) Муромская, кем сочинена, неизвестно, но многими баснями, и весьма непристойными, наполнена, которую у меня в 1722-м изволил взять его императорское величество, уезжая в Персию.
Участников событий описания. Игнатий диакон. Макарий митрополит. Иосиф. Палицын. Курбский. Серапион. Луговский. Никон патриарх. Медведев. Матфеев. Лызлов. Лихачев. Четии Минеи. Прологи. К сим же принадлежат дипломатические, потому я с великим трудом из архив Казанского, Сибирского, Астраханского и некоторых городов указы выписал, в которых многое не в то место положенное, до истории касающееся, находится. Описания участников событий имеется гораздо более. Первый из таких, Игнатий диакон, бывший при Пимене митрополите, его езду в Константинополь и другие того времени деяния описал. 2) Пред всеми хвалы достойнейший Макарий митрополит описал жизнь царя Иоанна II-го и Грозного9 первые 26 лет как порядочно, по годам, так с достаточными обстоятельствами. Он же Киприанову Степенную исправлял и дополнял, но от скудости знания древности или от лицемерия несколько недоказательных обстоятельств внес. 3) Иосиф, келейник Иова патриарха, или сам Нов некоторые дела этого же государя, последних 24 года, но весьма кратко, а после него до избрания царя Михаила довольно пространно описал. 4) Авраамий Палицын10, келарь Троице-Сергиева монастыря, тоже писал покороче и не столько по порядку, но избрание царя Михаила со всеми обстоятельствами; только сия весьма редко где полная находится. 5) Курбский князь Андрей, а обстоятельнее 6) поп Иоанн Глазатый об осаде и взятии града Казани. 7) Монах Серапион о приходе Стефана короля польского ко Пскову и Печорскому монастырю и победе над поляками11. 8) Луговской диакон12 походы царя Алексея в Польшу и Литву, а также о приобщении Киева и Малой Руси, потом суд Никона патриарха пространно описал, но эта книга после Шегловитого была у Автамона Иванова, а ныне где и есть ли список, неизвестно, и я, много наведываясь у детей его, отыскать не мог. 9) Никон патриарх сам свою жизнь с его ответами на суде описал13, но в ней немало дел, истории касающихся, хотя более для его самохвальства, а некоторые и неправые сказания, весьма сомнительные. 10) Сильвестр Медведев14, монах Чудова монастыря, 11) и граф Матфеев описали стрелецкий бунт 1682-го15; только в сказаниях по страстям друг с другом не согласуются и даже противоречат, потому что графа Матфеева отец в оном стрельцами убит, а Медведев сам тому бунту участником и тайных дел с Милославским предводителем был, за что после с Шегловитым казнен. 12) Андрей Лызлов в его книге, под названием Скифия16, много дел русских объявил. 13) Лихачев17, бывший учитель царя Феодора II-го, жизнь оного государя обстоятельно описал, и эту книгу я у него сам видел и читал, но после нигде достать ее и о ней наведаться не мог. 14) Разных государей браки и коронования описанные могут нечто к сочинению истории полезное дать. Сверх сего в описаниях житий русских святых, в Четиих Минеях, Прологах и Печерском Патерике нечто нужное до истории гражданской имеется; только сии с разумением принимать следует, поскольку писатели времен и мест не наблюдали и нечто, не справясь с подлинными деянии, вносили. Сии суть истории русские гражданские, о которых я знаю и которые по большой части имею. Летописи же, степенные и хронографы, хотя начало во всех них согласное, но как выше сказал, разными людьми дополнялись и переправлялись, из-за того в них разность немалая, как ниже в гл. 7 и 8 показано.
VI. Порицания. Амвросий архиепископ. Как скоро я историю сию в порядок привел и примечаниями некоторые места изъяснил, прибыв в 1739-м году в Санкт-Петербург, многим оную показывал, требуя к тому помощи и рассуждения, чтобы мог что пополнить, а невнятное изъяснить, так скоро я принужден был от разных разные рассуждения слышать; иному то, другому другое не по нраву было, что один хотел, чтобы пространнее и яснее написано было, то самое другой советовал сократить или совсем убрать. Да недостаточно было того. Явились некоторые с тяжким порицанием, якобы я в оной православную веру и закон (как те безумцы произнесли) опровергал, и потому я, услышав, немедленно все то бывшему тогда новгородскому архиепископу Амвросию свез и просил о прочтении и поправлении; который, продержав более месяца, мне возвратил с тем рассуждением, что хотя он ничего истине противного не находит, однако ж некоторые с церковными историями, положенными в Прологах и Четьих Минеях, не согласны, и для того бы я, хотя бы оные и с недостатками, для простого народа не весьма порочил, но те рассуждения сократил, а именно: 1) об апостоле Андрее, 2) о владимирском образе пресвятой Богородицы, 3) делах и суде Константина митрополита, 4) о монастырях и училищах, 5) о новгородском чуде от образа Богородицы знамения. После чего я, переправив, снова ему передал, и он, еще нечто поправив, возвратил, и так оное здесь поправлено. Однако ж это не удержало языки злостных от порицания.
Одни предосуждали недостаток во мне наук, но тем я легко вышеобъявленное (что преславные философы в сочинении историй погрешают и не полезное для науки сочиняют) к моему извинению представил, рассудив, что будь они более науками преисполнены, то сами бы взялись за это весьма нужное отечеству дело и лучше сочинили.
Сложение красноречивое. Нестор неучен. Другие порядок и складность порицали, и для них я кратко здесь изъяснил, что я не новую историю и не для увеселения читающих красноречивое сложение сочиняю, но от старых описателей самым их порядком и наречием собирал, как они положили; а при том, если что для изъяснения от иноязычных нужно было, то я так переводил, чтоб именно разумение оного писателя показать, чтобы настоящие деяния или приключения ясны и доказательны были, а о сладкоречии и критике не прилежал; и как я в философии неучен, из-за того я все дивные, чудесные и недостаточно вероятные дела мало или весьма не толковал, опасаясь, чтобы за недостатком оных наук в чем не погрешить. Вместо же того прилежал, чтоб необходимые к гражданской истории нужные обстоятельства, т. е. время – когда, место – где, и род государей или народов, о которых сказывается, изъяснить. Ежели же где в моем мнении или доводе какая погрешность явится, то надеюсь, что благоразумный человек отнесется к этому спокойно, рассудив, что еще до сих пор ни одна история, каким бы она мудрецом и в науках всех прославившимся человеком сочинена ни была, никогда совсем совершенною не получалась, и от неученых иногда полезное имели, чему в пример Нестор преподобный, хорошо заметно, что темен в учении был, и потому недостаточно мог о правдоподобии рассудить, но за его доброхотный к отечеству труд вечной похвалы и благодарения достоин, ибо если бы он начало не учинил, то, может, и другой не скоро к сочинению оного взялся. Потому как первых, так вторых не поносят и порицать их непристойно, но более следует прилежать о том, чтоб те погрешности исправить и в лучшее состояние для пользы общей привести. Сих ради обстоятельств я меньше опасаюсь, что кто-то имеет причину меня порицать, но скорее надеюсь, что кто-нибудь из таких в науках превосходный, к пользе отечества столько же, как я, ревности имеющий, усмотрев мои недостатки, сам снизойдет погрешности исправить, темности изъяснить, недостающее дополнить и в лучшее состояние привести, чтобы себе же большее благодарение, нежели я требую, приобрести.
