История Масуда. 1030-1041 - Абу-л-Фазл Бейхаки
Ежедневно хаджиб Али выезжал в поле и останавливался. Вельможи, придворные /5/ сановники и обладатели меча и пера тоже приезжали вкупе, останавливались, сидя верхом, и до позднего утра обменивались новостями. Ежели с какой-нибудь стороны доходила свежая весть, ее рассказывали, а ежели где-либо происходили беспорядки, то их устраняли с помощью письма и конного [гонца] в соответствии с обстоятельствами и показанием свидетелей; затем они снова возвращались в свои шатры. Эмира Мухаммеда содержали прекрасно, его личным недимам было позволено ходить к нему, а также его кавва-лам и мутрибам. Виночерпии носили вино и разного рода плоды и пахучие травы.
От каввала Абдаррахмана я слышал, что эмир Мухаммед два-три дня был словно ошеломлен и печален; когда он садился за еду, то удалял всех своих людей. На третий день Ахмед Арслан сказал [ему]: «Да будет долгой жизнь господина! Что суждено, то неминуемо сбудется. Пребывать в печали — невелика польза. Господину снова следует обратиться к вину и радостям жизни, а то мы, слуги, опасаемся, как бы его, сохрани бог, не одолела черная желчь[90] и не принесла с собой болезни». Эмир, да будет им доволен Аллах, подавил печаль и в тот день в собрании прослушал несколько песнопений. С каждым днем он постепенно отходил, так что когда рать выступила в Герат, он снова обратился к вину. Однако, [хотя] питье обставлялось пышно, со сладкими закусками, каждая чаша [сопровождалась] печальным вздохом, ибо вино и веселье хороши, когда на сердце спокойно. То, что говорят, будто опечаленным людям нужно пить вино, дабы утешить горе, — большая ошибка. Да, вино сразу утешает и умаляет [горе], но когда /6/ оно окажет свое действие и ложатся почивать, то похмелье столь отвратительно, что [люди] уснуть не могут, и это продолжается два-три дня.
Хейльташи, ездившие в Газну, вернулись обратно и рассказали, что когда радостная весть дошла до Газны, то знать и простой народ, низкие и благородные [там] несколько дней ликовали, приносили в жертву [скот] и раздавали много милостыни, потому что дело упрочилось и пришло в порядок. Серхенг Бу Али, кутвал, сказал, что по всем владениям написали письма об этом известии, и в своем письме упомянул, что по прибытии письма из Тегинабада он отдал распоряжение изготовить с него списки, чтобы послать в Синд и Индию, а также в области Газны, Балха, Тохаристана[91] и Гузганана, дабы повсюду стала известна важность этого события и [люди] успокоились бы. [И еще] посланные спешные хейльташи говорили: «Вельможи, факихи, судьи и хатиб оставались в рабате Джармак[92] вследствие случившегося события. Когда же мы прибыли туда из Тегинабада, они обрадовались и повернули обратно в Газну. А когда мы доехали до Газны и отдали письмо серхенга кутвалу, он сейчас же распорядился, чтобы в крепости пробили в литавры и протрубили в рога. Радостную весть распространили повсюду, и государыня, родительница эмира Мас'уда, со всеми благородными женщинами спустилась из крепости вниз и отправилась в серай Абу-л-Аббаса Исфераини[93], /7/ как было в обычае у эмира Мас'уда в пору эмира Махмуда. Все ученые законоведы, вся знать и простой народ отправились туда же, чтобы принести поздравления. Толпами туда пришли на поклон и городские мутрибы и трубачи Шадиабада[94], все с сазами. И нас отпустили обратно. Мы получили больше пятидесяти тысяч диремов золотом, серебром и одеждой. День прошел славно, так что никто подобного не помнил. Приехали мы рано на заре, а в полночь повернули обратно с ответами на письма».
Старший хаджиб Али очень обрадовался таким известиям, написал эмиру Мас'уду письмо и послал его с двумя хейльташами. Он обстоятельно доложил о делах и отправил [также] все письма, которые были получены из Газны.
В субботу, в половине месяца шавваля, прибыло письмо от эмира Мас'уда, [привезенное] двумя его всадниками. Один был турок, другой бедуин. Ехали они о четыре-конь и поспели в четыре с половиною дня. [То был] ответ на письмо, которое повезли хейльташи, с упоминанием о заключении эмира Мухаммеда в крепость Кухтиз. Когда Али прочитал письма[95], он сел верхом, выехал в пате и вызвал [к себе] всех вельмож. Они сейчас же приехали, и Бу Са'ид, дебир, стал во всеуслышание читать письмо, письмо весьма ласковое, полное сердечной теплоты. [Эмир] обращался с любезными словами ко всем своим родичам[96], свите и войскам. Написано оно было рукой дебира Тахира, начальника посольского дивана, и украшено высочайшей печатью. Несколько строк было начертано собственноручно эмиром Мас'удом старшему хаджибу Али. Обращение было: «превосходительный хаджиб, брат», ласка и любезность беспредельны, как равные пишут равным. Когда Бу Са'ид произнес имя султана, все спешились и снова сели верхом [на коней]. Письмо прочитали. Полк за полком подходили войска и их уведомляли о содержании письма, они лобызали землю[97] и удалялись. Повеление [хаджибу] Али было такое: /8/ дескать, надобно отправить [в Герат] родичей султана, свиту и рать, полк за полком, как [хаджиб] признает за лучшее. Затем вслед за ними двинулся бы он сам с индийским войском, слонами, арсеналом и казной и здрав и невредим прибыл бы ко двору, да знал бы, что все государственные дела милостиво возложены на него, и [что] его достоинство и сан превосходят все прочие.
Старший хаджиб промолвил: «Сказать надобно накибам, чтобы воротили рать назад и остановили, ибо сегодня у меня к сим вельможам есть несколько важных дел, и моя священная обязанность о них доложить, а потом, завтра, пусть подумают, как отправить рать, полк за полком, согласно велению султана государя». Накиб каждого отряда ушел, и все войска повернули назад и стали на месте. Старший хаджиб поехал обратно и увел с собой всю войсковую старшину, тазиков и турок. Они расположились в уединенном месте. Али передал Бу Са'иду, дебиру, собственноручное письмо эмира Мас'уда, которое они не видели, дабы тот его прочитал. Рукой [эмира] было начертано: «Нам известно, что в то время, когда отец наш, покойный эмир, скончался и превосходительный эмир призвал [нашего] брата Абу Ахмеда воссесть на престол царства, то ради благополучия царства иного средства не было. Мы повоевали тогда дальние области, весьма славные, и намеревались идти [еще дальше] на Хамадан и Багдад, ибо дейлемцев[98] нечего было опасаться. Мы написали письмо к брату, через того сейида, с соболезнованием и поздравлением и советом. Ежели
