Коллектив Авторов - Былины. Исторические песни. Баллады
И не рад-та старец Игрениша
А и тое ли редечки горькия,
А и той капусты белыя,
А третьи – свеклы красныя,
А и рад-та девушке-чернавушке.
Ухватил он девушку-чернавушку,
Ухватил он, посадил в мешок
Со тою-та редькою горькаю,
И со той капустой белою,
И со той со свеклой со красною.
Пошел он, старец, по манастырю,
И увидели ево ребята десятильниковы,
И бросалися ребята оне ко старцу,
Хватали оне шилья сапожныя,
А и тыкали у старца во шелковай мешок -
Горька редька рыхнула,
Белая капуста крикнула,
Из красной свеклы рос[с]ол пошел.
А и тута ребята десятильниковы,
Оне тута со старцом заздорили.
А и молится старец Игрениша,
А Игрениша-Кологренища:
«А и гой вы еси, ребята десятильниковы!
К чему старца меня обидите?
А меня вам обидить – не корысть получить.
Будьте-тка вы ко мне в Боголюбов монастырь,
А и я молодцов вас пожалую:
А и первому дам я пухов колпак,
А и век-та носить, да не износить;
А другому дам комчат кафтан,
Он весь-та во титивочку повыстеган;
А третьему дам сапожки зелен сафьян
Со теми подковами немецкими».
А и тут ему ребята освободу дают,
И ушел он, старец Игрениша,
А Игренишша-Кологренишша,
Во убогия он свои во кели[й]ки.
А поутру раненько-ранешонько
Не изробели ребята десятильниковы,
Промежу обедни, заутрени
Пришли оне, ребята десятильниковы,
Ходят оне по манастырю,
А и спрашивают старца Игрениша,
Игрениша-Кологрениша.
А увидел сам старец Игрениша,
Он тем-та ребятам поклоняется,
А слово сказал им ласковое:
«Вы-та, ребята разумныя,
Пойдем-ка ко мне, в келью идите».
Всем россказал им подробна всё:
«А четверть пройдет – другой приди».
А всем россказал, по часам россказал.
Монастырски часы были верныя,
А которой побыстрея их, ребят,
Наперед пошел ко тому старцу ко Игренишу.
Первому дал он пухов калпак:
А брал булаву в полтретья пуда,
Бил молодца по буйной голове -
«Вот молодцу пухов колпак,
Век носить, да не износить,
Поминать старца Игрениша».
И по тем часам монастырскием
А и четверть прошла – другой пришел.
А втапоры старец Игренища
Другому дает кофтан комчатной:
Взял он плетку шелковую,
Разболок ево, детину, донага,
Полтараста ударов ему в спину влепил.
А и тех-та часов монастырскиех
Верно-та их четверть прошла -
И третий молодец во монастырь пошел
Ко тому старцу ко Игренишу,
Допрошался старца Игрениша.
И завидел ево старец Игрениша,
Игрениша-Кологрениша,
А скоро удобрил и в келью взял,
Берет он полена березовое,
Дает ему сапожки зелен сафьян:
А и ногу перешиб и другую подломил.
«А вот вы, ребята десятильниковы,
Всех я вас, ребят, пожаловал:
Первому дал пухов колпак,
А и тот ведь за кельей валяится;
А другому наделил я комчат кафтан,
А и тот не ушел из монастыря;
А последнему – сапожки зелен сафьян,
А и век ему носить да не износить».
Чурилья Игуменья
Да много было в Киеве божьих церквей,
А больше того почес[т]ных монастырей;
А и не было чуднея Благовещения Христова.
А у всякай церкви по два попа,
Кабы по два попа, по два дьякона
И по малому певчему по дьячку;
А у нашева Христова Благовещенья чес[т]нова,
А был у нас-де Иван-пономарь,
А гораз[д]-де Иванушка он к заутрени звонить.
Как бы русая лиса голову клонила,
Пошла-та Чурилья к заутрени;
Будто галицы летят – за ней старицы идут,
По правую руку идут сорок девиц,
Да по левую руку – друга сорок,
Позади ее девиц и сметы нет.
Девицы становилися по крылосам,
Честна Чурилья в олтарь пошла.
Запевали тут девицы четью петь,
Запевали тут девицы стихи верхния,
А поют оне на крылосах, мешаются,
Не по-старому поют, усмехаются.
Проговорит Чурилья-игуменья:
«А и Федор-дьяк, девей староста!
А скоро походи ты по крылосам,
Ты спроси, что поют девицы, мешаются,
А мешаются девицы, усмехаются».
А и Федор-дьяк стал их спрашивать:
«А и старицы-черницы, души красныя девицы!
А что вы поете, сами мешаетесь,
Промежу собой, девицы, усмехаетесь?»
Ответ держут черницы, души красныя девицы:
«А и Федор-дьяк, девей староста!
А сором сказать, грех утаить,
А и то поем, девицы, мешаемся,
Промежу собой, девицы, усмехаемся:
У нас нету дьяка-запевальщика,
А и молоды Стафиды Давыдовны,
А Иванушки-понамаря зде же нет».
А сказал он, девей староста,
А сказал Чурилье-игуменье:
«То девицы поют, мешаются,
Промежу собой девицы усмехаются:
Нет у них дьяка-запевальщика,
Стафиды Давыдьевны, понамаря Иванушки».
И сказала Чурилья-игуменья:
«А ты Федор-дьяк, девей староста!
А скоро ты побеги по манастырю,
Скоро обойди триста келей,
Поищи ты Стафиды Давыдьевны.
Али Стафиды ей мало можется,
Али стоит она перед Богом молится?»
А Федор-дьяк заскакал, забежал,
А скоро побежал по манастырю,
А скоро обходил триста келей,
Дошел до Стафидины келейки -
Под окошечком огонек горит,
Огонек горит, караул стоит.
А Федор-дьяк караул скрал,
Караулы скрал, он в келью зашел,
Он двери отворил и в келью зашел:
«А и гой еси ты, Стафида Давыдьевна,
А и царская ты богомольщица,
А и ты же княженецка племянница!
Не твое-то дело тонцы водить,
А твое бо дело Богу молитися,
К заутрени идти!»
Бросалася Стафида Давыдьевна,
Наливала стакан винца-водки добрыя,
И другой – медку сладкова,
И пали ему, старосте, во резвы ноги:
«Выпей стакан зелена вина,
Другой – меду сладкова
И скажи Чурилье-игуменье,
Что мало Стафиде можется,
Едва душа в теле полуднует».
А и тот-та Федор, девей староста,
Он скоро пошел ко заутрени
И сказал Чурилье-игуменье,
Что той-де старицы, Стафиды Давыдьевны,
Мало можется, едва ее душа полуднует.
А и та-та Чурилья-игуменья,
Отпевши заутрени,
Скоро поезжала по манастырю,
Испроехала триста келей
И доехала ко Стафиды кельицы,
И взяла с собою питья добрыя,
И стала ее лечить-поить.
Петух и лисица
Как сидел петушейло, духовное дитя,
Во березоньке.
Как пришла тут лисица ко березоньке,
Стала она петуха есть оманывати,
Ай, оманывати да подговаривати:
«Ай же, петушейло, е духовное дитя,
Опустись теперь на землю!»
Стал петушок опущатися,
С ивинки на ивинку да перепурхивать,
А с пруточка на пруточек перескакивати.
Поймала лисица петуха в когти,
Стала держать его плотно.
Как спроговорит петушейло, духовное дитяте:
«Ай, спусти петуха, меня, духовная мати!
Будешь ты в Даниловом монастыре просвиров печи».
Тут у лисицы отслабли нёгти, отпустила она петуха.
Тут-то пошла лисица ко боярину на двор,
Думала себе она куру изловить.
Тут-то петух запел-зарычал,
Тут-то лисица перепала есть.
Побежали на улицу девки с кокотами,
Бабы с помялами.
Тут-то едва меня, лисицы, не убили.
Тут-то думает лисица: «Уловлю я петуха».
Тут поднялся петух е на седало.
Надо той лисице петуха изловить,
Изловить, уморить петуха, его жизни решить.
Как пришла тут лисица опять,
Опять стала петуха оманывати,
А оманывати да подговаривати:
«Ай ты, петушейло, духовное дитя,
Опустись теперь на землю!»
Смотрит петушейло на лисины слова,
Отвечат он лисице:
«Ты оманешь теперь, задавишь петуха!» -
«Ты не бойся теперь, духовный сын,
Не оману теперь, не задавлю!»
Тут-то лисица обаяла да обсоветовала.
Опустился петух на сыру землю,
Сгребла петуха она в когти,
Стала держать его плотно.
«Ай же ты есть духовная мати лисица,
Спусти ты петуха!» -
«Не отпущу я от себя петуха:
Ты жил-был у господина на дворе,
Захотелось мне курицу уловить, -
Ты затрёснул, запел-зарычал;
Налетели тут девки с кокотами, бабы с помялами,
Так едва меня, лисицы, не убили в ты поры!
Вы блудники, беззаконники,
По девяти, по десяти жен держите,
А на улицу сходите да деретесь,
Не над малою корыстью
Напрасную резную кровь проливаете!»
Крылушка обломала, перышка общипала,
Стала с бочка теребить -
Только и жив был петышка.
Дурень
А жил-был дурень,
А жил-был бабин,
Вздумал он, дурень,
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати,
Отшедши дурень
Версту, другу,
Нашел он, дурень,
Две избы пусты,
В третей людей нет.
Заглянет в подполье -
В подполье черти
Востроголовы,
Глаза, как часы,
Усы, что вилы,
Руки, что грабли,
В карты играют,
Костью бросают,
Деньги считают,
Груды переводят.
Он им молвил:
«Бог вам помочь,
Добрым людям!»
А черти не любят,
С[х]ватили дурня,
Зачели бити,
Зачели давити,
Едва его, дурня,
Жива опустили.
Пришедши дурень домой-та,
