Лариса Печатнова - История Спарты (период архаики и классики)
Для осуществления своих планов Лисандр и его друзья решили прибегнуть к довольно рискованным практическим шагам. Зная, что ни один серьезный законодательный акт в Спарте невозможно провести без одобрения оракула (cp.: Xen. Lac. pol. 8, 5; Plat. Leg. I, 624)[023_88], они организовали массированную кампанию по обработке общественного мнения и подкупу влиятельных общегреческих оракулов. Судя по данным Диодора, Плутарха и Корнелия Непота, эмиссары Лисандра неоднократно пытались подкупить и склонить на свою сторону жрецов в Дельфах, Додоне и даже ливийском оазисе Аммона с тем, чтобы жрецы своим авторитетом поддержали замыслы Лисандра (Diod. XIV, 13, 3-7; Nepos. Lys. 3, 1-4; Plut. Lys. 25, 3-4).
Общим источником здесь, по-видимому, также является Эфор. Во всяком случае, именно на него ссылается Плутарх (Lys. 25, 3-4), и та же самая версия повторяется в очень близких вариантах у Диодора и Корнелия Непота. Приведем эту историю в том виде, как она изложена у Плутарха (Эфора): "Эфор рассказывает, что его [Лисандра] попытка подкупить Пифию и убедить через Ферекла додонских жриц потерпела неудачу, после чего он отправился к Аммону, где обещал много золота его прорицателям. Возмущенные, они послали гонца в Спарту с обвинением против него" (Lys. 25, 3-4).
Наши источники совершенно одинаково излагают последовательность обращения Лисандра к оракулам: сперва в Дельфы, затем в Додону и, наконец, к ливийскому Аммону. Для подкупа ведущих святилищ Греции, конечно, требовались очень большие средства, и Лисандр, берясь за подобное дело, должен был обладать весьма значительным состоянием. Однако это предположение не согласуется с утверждением Феопомпа о его крайней бедности (ap. Plut. Lys. 30, 2). Не исключено, правда, что значительную часть расходов могли взять на себя его многочисленные друзья и сторонники как в Спарте, так и за ее пределами[023_89]. И хотя в источниках прямо об этом не говорится, однако частые ссылки на его помощников, участвовавших в кампании по подкупу оракулов, делают данное предположение вполне вероятным. Так, в Дельфах, например, у Лисандра имелись сторонники среди жрецов. Рассказывая об инсценировке, связанной с Силеном, Плутарх приводит такую деталь: жрецы-соучастники (tou;" de sumpravttonta" tw'n iJerevwn) должны были признать в Силене сына Аполлона и с его помощью объявить нужные Лисандру оракулы (Lys. 26)[023_90].
В Додоне Лисандр действовал через своего эмиссара аполлонийца Ферекрата, который имел тесные сношения с храмовыми служителями (Diod. XIV, 13, 4). У Плутарха то же имя звучит как Ферекл (Lys. 25, 3 - dia; Fereklevou").
Однако все заигрывания Лисандра с греческим жречеством оказались безрезультатными. По словам Эд. Мейера, "оракулы предпочитали реальную власть мнимой и оказались недоступными для подкупа"[023_91]. Но такие старинные религиозные центры, как Дельфы, руководствовались обычно не только конъюнктурными соображениями. Они являлись принципиальными противниками слишком радикальных течений в политике и были ближе к официальной Спарте уже в силу общего для них консерватизма. Дельфы сочувствовали скорее законному правительству, чем группе радикалов, возглавляемых Лисандром.
Последняя попытка Лисандра заручиться поддержкой божества была связана с его обращением в ливийский оазис Аммона, авторитет которого теперь, когда значение собственных оракулов начало падать, сильно возрос (Diod. XIV, 13, 6-7; Nepos. Lys. 3, 3-4; Plut. Lys. 20; 25, 4; cp.: Paus. III, 18, 3)[023_92]. Здесь Лисандр, по-видимому, также рассчитывал на помощь своих друзей и гостеприимцев. Ведь с Ливией у семьи Лисандра были давние связи (Diod. XIV, 13, 6-7), и, как полагает К. Ю. Белох, отец Лисандра, вероятно, был проксеном Кирены[023_93]. Однако по неизвестной нам причине дело кончилось публичным скандалом, и Лисандр по заявлению жрецов Аммона был даже привлечен в Спарте к суду (Diod. XIV, 13, 7; Plut. Lys. 25, 4).
После этого Лисандру и его сторонникам пришлось отказаться от мысли привлечь на свою сторону общегреческие святилища и с их помощью сравнительно безболезненно совершить государственных переворот. Очевидно, эта неудача должна была подтолкнуть заговорщиков, которые группировались вокруг Лисандра, к более радикальным действиям.
Судя по отдельным намекам, разбросанным у античных авторов, создается впечатление, что Лисандр был руководителем тайной и хорошо законспирированной организации, о существовании которой стало известно только после его смерти (Plut. Lys. 26). Плутарх называет этот тайный клуб Лисандра "многочисленной гетерией" (eJtairivan pollhvn) и говорит, что он был направлен своим острием против Агесилая (Ages. 20, 3). Действительно, многоэтапная интрига Лисандра с вовлечением в нее довольно большого круга лиц, куда входили даже жрецы, свидетельствует о существовании определенной "группы поддержки", состоящей из лично преданных ему людей, как в самой Спарте, так и вне ее. Не исключено, что Лисандр после того, как исчерпал все конституционные методы, мог думать и о военном перевороте. Плутарх употребляет очень сильные выражения, говоря об умонастроении Лисандра после разрыва с Агесилаем: "...Гневаясь на Агесилая и больше прежнего ненавидя весь государственный строй Спарты (th;n o{lhn politeivan), он решил, не откладывая, взяться за осуществление своих старых замыслов и затей относительно мятежа и государственного переворота (pro;" metabolh;n kai; newterismovn)" (Lys. 24). В другом месте Плутарх заявляет, что Лисандр "произвел бы большой переворот (megavlhn ... kivnhsin), если бы не погиб раньше, во время беотийского похода" (Ages 8, 3-4).
Древние источники, касающиеся "падения" Лисандра и задуманной им политической реформы, дают достаточно полное представление о существе дела. Однако, как верно замечают Э. Д. Фролов и П. Олива, довольно трудно установить точные даты и последовательность тех или иных событий, связанных с Лисандром[023_94].
Диодор рассказывает о замыслах Лисандра в начале XIV книги (под 403/2 г.) и связывает их с резко возросшим высокомерием Лисандра, особенно после того, как Спарта с его помощью одержала победу в Пелопоннесской войне (XIV, 13, 2). Корнелий Непот считает, что впервые у Лисандра зародились реформаторские планы после того, как в Малой Азии были уничтожены его декархии, т. е. в 402 или 401 г. (Lys. 3, 1). У Плутарха мы находим две даты. В биографии Лисандра он рассказывает о визите к Аммону непосредственно после истории с Фарнабазом, причем из отдельных замечаний Плутарха видно, что в данный момент путешествие в Ливию для Лисандра было чем-то вроде добровольного изгнания[023_95]. Эту же историю Плутарх излагает далее в главах 24 и 25, где замыслы
Лисандра трактуются как результат его ссоры с Агесилаем и датируются временем после возвращения Лисандра из Малой Азии. По словам Плутарха, вернувшись в Спарту, Лисандр "решил, не откладывая, взяться за осуществление своих старых замыслов" (Lys. 24, 2). То, что эта датировка не простая ошибка Плутарха, ясно из двух пассажей в биографии Агесилая (8, 4; 20, 3), где заговор Лисандра против царей относится ко времени после 396 г.[023_96]
Впрочем, как правильно указал Э. Д. Фролов, замечание Плутарха, что Лисандр и прежде ненавидел весь государственный строй Спарты (Lys. 24, 2), позволяет примирить все три свидетельства[023_97]. По-видимому, свои планы Лисандр вынашивал долгие годы. Но, будучи трезвым политиком, он, разумеется, представлял себе все трудности, которые могут встретиться ему при их осуществлении. Спарта не была тем государством, где легко и без борьбы можно было добиться каких-либо перемен. Поэтому Лисандр был способен решиться на открытую конфронтацию со спартанскими властями только после того, как получил окончательную отставку от Агесилая. Враждебные отношения теперь уже с обоими царями не давали ему никаких шансов на возвращение своих прежних позиций. Для него оставался единственный путь для достижения своих целей - это путь заговора и реформ.
Очевидно, с полной определенностью датировать каждый шаг в многоэтапной интриге Лисандра нельзя. Здесь мы присоединяемся к мнению Э. Д. Фролова, который отказывается (при существующем состоянии источников) от каких-либо точных датировок событий, связанных с планами Лисандра, и в качестве terminus post quem и terminus ante quem принимает соответственно год окончания Пелопоннесской войны и год смерти Лисандра (404-395 гг.)[023_98]. Ту же точку зрения на хронологию заговора Лисандра, что и Э. Д. Фролов, правда в самой общей форме, высказывал в свое время Эд. Мейер. По его словам, Лисандр "еще семь лет (после окончания войны) предавался этим планам - печальный образ свергнутого интригана, потерявшего представление о правильных масштабах реальных отношений"[023_99].
История "величия и падения" Лисандра показывает, что в Спарте люди такого масштаба, как Лисандр, были нужны только в краткие периоды особых военных ситуаций. Инициативы Спарты даже в V в., в пору наибольшей активности ее внешней политики, все-таки носили эпизодический характер и в конечном счете находились в зависимости от ее позиции внутри Пелопоннеса. Те честолюбивые спартиаты, которые игнорировали этот момент в спартанской политике, допускали большой просчет. Их сограждане не желали рисковать стабильностью своей внутренней жизни ради амбиций кого бы то ни было. По меткому выражению Г. Гранди, их "консерватизм был консерватизмом самосохранения"[023_100].
