Джованни Боккаччо - Декамерон. Гептамерон (сборник)

Создавая эти новеллы, Боккаччо исходил из той же гуманистической веры в прекрасные качества человека. Но в других новеллах он шел от реальной жизни, рисуя новый тип человека, который был сформирован общественными отношениями итальянских городов. Он показал любовь к жизни, бодрость, оптимизм, свойственные этим людям. Но тот тип человека, который изображал Боккаччо, не был лишен известной ограниченности. Устремления этих итальянских купцов и дворян были еще довольно примитивны, перед ними не возникало отвлеченных жизненных проблем. Гуманист Боккаччо хотел возвысить и облагородить человека, приподнять его над узкими рамками конкретной жизненной практики и подчеркнуть в нем возвышенное начало. В новеллах X дня он часто делал это, опираясь не на жизнь, а на условные образы и ситуации, почерпнутые из античных и средневековых источников. Он противопоставляет идеальные, возвышенные устремления героев реальным, земным интересам человека.

Любопытно отметить, что современникам Боккаччо, еще не порвавшим с традиционными представлениями старой литературы, эти новеллы нравились больше, чем реалистические. Даже такой выдающийся мыслитель, как Петрарка, из всего «Декамерона» выбрал для перевода на латинский язык только новеллу о Гризельде.

Слабость этих новелл проистекает прежде всего из того, что они оторваны от реальной жизни и изображают отвлеченные, идеальные образы. К тому же, сам того не желая, Боккаччо делает в таких повествованиях, как новелла о Гризельде, уступку средневековым воззрениям.

Прославляя покорность Гризельды, ее самопожертвование и полное отречение от личных интересов, Боккаччо перекликается с взглядами средневековых моралистов, для которых было характерно пренебрежение к земным человеческим интересам, человеческой личности. Именно эта уступка средневековым принципам и составляет причину художественной слабости и искусственности новеллы о Гризельде.

То же стремление возвысить и облагородить все изображенное, приподнять и приблизить героев новелл к героям античности выражается и в стиле «Декамерона». В отличие от авторов средневековых рассказов, безразличных к вопросам формы, Боккаччо выступает перед нами как сознательный мастер-стилист. Язык «Декамерона» опирается на классические латинские образцы – речи Цицерона и сочинения Тита Ливия. Латинский синтаксис, изобилующий длинными периодами, риторические обороты и противопоставления – характерные особенности слога Боккаччо.

Часто герои новелл, защищая свои интересы, произносят законченные, искусно построенные речи. Человек не только прекрасен сам, он должен и говорить прекрасно. Стилистические особенности «Декамерона» свидетельствуют о том же желании художника возвысить человека, рассказать о его прекрасных качествах красивыми и торжественными словами.

Однако сила «Декамерона» не только в этой внешней завершенности стиля книги, но прежде всего в том, что в ней блещет, живет и переливается живая, народная итальянская речь, пересыпанная пословицами и поговорками, красочными народными выраже ниями.

«Декамерон» – великая национальная книга итальянского народа, памятник его прекрасного, звучного, богатого языка.

Джованни Боккаччо является преемником великого итальянского поэта Данте, заложившего основы национальной литературы на италь янском языке. Он сделал шаг вперед по отношению к Данте, ушел вперед и по сравнению со своим современником и другом Петраркой. Боккаччо решительно обратил литературу к жизни, его творения пронизаны идеями свободомыслия. С обращением к реализму связано и то, что лучшее произведение Боккаччо «Декамерон» – книга, написанная в прозе.

Творчество Боккаччо имело огромное значение для развития италь янской литературы эпохи Возрождения. Боккаччо стал главой целой плеяды итальянских новеллистов, чье творчество развернулось в последующие века. В этой новеллистике получила яркое отражение борьба индивидуальностей, характерная для эпохи Возрождения – эпохи становления буржуазного общества.

Но творения Боккаччо проложили дорогу не только национальной литературе Италии, – они сыграли важную роль в формировании реализма всей прогрессивной западноевропейской литературы XVI–XVII веков. Не случайно величайшие мастера драмы эпохи Возрождения опирались на новеллистику Боккаччо. Шекспир строит на сюжетной канве новелл Боккаччо комедии «Конец делу венец» и «Цимбелин», Лопе де Вега – «Хитроумная влюбленная» и «Проделки Фенисы». Оба они находили в новеллах Боккаччо драматические ситуации и конфликты, рисующие столкновение личности с теми преградами, которые ставили ей средневековые феодальные отношения, ее победу и торжество.

Боккаччо помогал просветителям XVIII века в их борьбе против религиозного аскетизма, идеализма и поповщины, в борьбе за гуманизм и свободу мысли. Можно сказать, что «жизнерадостное свободомыслие», одним из ярких представителей которого был Боккаччо, подготовило материализм XVIII века.

Знаменитый немецкий просветитель Г. Лессинг, выступая против религиозного фанатизма и национальной вражды, положил в основу своей драмы «Натан мудрый» знаменитую притчу о трех кольцах, взятую из «Декамерона». Он придал ей отчетливый философский смысл, использовал ее для борьбы против религиозных преследований, в защиту свободы совести.

И.-В. Гете, желая показать, до какого благородства и чистоты может возвышаться любовь человека, привел в качестве примера новеллу о Федериго дельи Альбериги, убившем любимого сокола, чтобы достойно принять свою возлюбленную.

Давно знают и любят Боккаччо в нашей стране. Первые переводы-пересказы «Декамерона» появились еще в XVIII веке. В начале XIX века над переводом Боккаччо работал замечательный русский поэт и знаток итальянской культуры К. Н. Батюшков. Он перевел вступление и новеллу о Гризельде, причем ставил своей целью не только передать содержание, но и «угадать манеру Боккаччо», передать на русском языке стиль произведения, то, что он называл длинными переводами «Декамерона». Батюшков ограничился этими опытами. Высоко ценили Боккаччо и другие знаменитые деятели русской культуры. Так, еще А. С. Пушкин, защищаясь от ханжеских нападок реакционной критики, называвшей «Графа Нулина» безнравственным произведением, серьезно ссылался на творца «шутливых повестей» Боккаччо.

Честь воссоздания «Декамерона» на русском языке принадлежит академику А. Н. Веселовскому, который много лет занимался изучением жизни и творчества знаменитого итальянского писателя. Перевод А. Н. Веселовского справедливо считается значительным памятником русского переводческого искусства. Отмеченный глубоким проникновением в содержание и стиль книги, этот перевод доносит до читателя стилистическую манеру Боккаччо, лексическое богатство подлинника.

Введение

Соболезновать удрученным – человеческое свойство, и, хотя оно пристало всякому, мы особенно ожидаем его от тех, которые сами нуждались в утешении и находили его в других. Если кто-либо ощущал в нем потребность и оно было ему отрадно и приносило удовольствие, я – из числа таковых. С моей ранней молодости и по сю пору я был воспламенен через меру высокою, благородною любовью более, чем, казалось бы, приличествовало моему низменному положению, – если я хотел о том рассказать; и хотя знающие люди, до сведения которых это доходило, хвалили и ценили меня за то, тем не менее любовь заставила меня претерпевать многое, не от жестокости любимой женщины, а от излишней горячно сти духа, воспитанной неупорядоченным желанием, которое, не удовлетворяясь возможной целью, нередко приносило мне больше горя, чем бы следовало. В таком-то горе веселые беседы и посильные утешения друга доставили мне столько поль зы, что, по моему твердому убеждению, они одни и причиной тому, что я не умер. Но по благоусмотрению Того, который, будучи Сам бесконечен, поставил непреложным законом всему сущему иметь конец, моя любовь – горячая паче других, которую не в состоянии была порвать или поколебать никакая сила намерения, ни совет, ни страх явного стыда, ни могущая последовать опасность, – с течением времени сама собою настолько ослабела, что теперь оставила в моей душе лишь то удовольствие, которое она обыкновенно прино сит людям, не пускающимся слишком далеко в ее мрачные волны. Насколько прежде она была тягостной, настолько теперь, с удалением страданий, я ощущаю ее как нечто приятное. Но с прекращением страданий не удалилась память о благодеяниях, оказанных мне теми, которые, по своему расположению ко мне, печалились о моих невзгодах; и я думаю, память эта исчезнет разве со смертью. А так как, по моему мнению, благодарность заслуживает, между всеми другими добродетелями, особой хвалы, а противоположное ей – порицания, я, дабы не показаться неблагодарным, решился теперь, когда я могу считать себя свободным, в возврат того, что сам получил, по мере возможности уготовить некое облегчение если не тем, кто мне помог (они по своему разуму и счастью, может быть, в том и не нуждаются), то, по крайней мере, имеющим в нем потребу. И хотя моя поддержка или, сказать лучше, утешение окажется слабым для нуждающихся, тем не менее мне кажется, что с ним надлежит особливо обращаться туда, где больше чувствуется в нем необходимость, потому что там оно и пользы принесет больше, и будет более оценено. А кто станет отрицать, что такого рода утешение, каково бы оно ни было, приличнее предлагать прелестным дамам, чем мужчинам? Они от страха и стыда таят в нежной груди любовное пламя, а что оно сильнее явного, про то знают все, кто его испытал; к тому же связанные волею, капризами, приказаниями отцов, матерей, братьев и мужей, они большую часть времени проводят в тесной замкнутости своих покоев и, сидя почти без дела, желая и не желая в одно и то же время, питают различные мысли, которые не могут же быть всегда веселыми. Если эти мысли наведут на них порой грустное расположение духа, вызванное страстным желанием, оно, к великому огорчению, останется при них, если не удалят его новые разговоры; не говоря уже о том, что женщины менее выносливы, чем мужчины. Всего этого не случается с влюбленными мужчинами, как то легко усмотреть. Если их постигнет грусть или удручение мысли, у них много средств облегчить его и обойтись, ибо по желанию они могут гулять, слышать и видеть многое, охотиться за птицей и зверем, ловить рыбу, ездить верхом, играть или торговать. Каждое из этих занятий может привлечь к себе душу, всецело или отчасти, устранив от нее грустные мысли, по крайней мере на известное время, после чего, так или иначе, либо наступает утешение, либо умаляется печаль. Вот почему, желая отчасти исправить несправедливость фортуны, именно там поскупившейся на поддержку, где меньше было силы, – как то мы видим у слабых женщин, – я намерен сообщить на помощь и развлечение любящих (ибо остальные удовлетворяются иглой, веретеном и мотовилом) сто новелл, или, как мы их назовем, басен, притч и историй, рассказанных в течение десяти дней в обществе семи дам и трех молодых людей в губительную пору прошлой чумы, и несколько песенок, спетых этими дамами для своего удовольствия. В этих новеллах встретятся забавные и печальные случаи любви и другие необычайные происшествия, приключившиеся как в новейшие, так и в древние времена. Читая их, дамы в одно и то же время получат и удовольствие от рассказанных в них забавных приключений, и полезный совет, поскольку они узнают, чего им следует избегать и к чему стремиться. Я думаю, что и то и другое обойдется не без умаления скуки; если, даст Бог, именно так и случится, да возблагодарят они Амура, который, освободив меня от своих уз, дал мне возможность послужить их удовольствию.