Сенека. Собрание сочинений - Луций Анней Сенека

Правит волнами морскими сынок ее, моря пришелец,

Вакху родной, божество не из последних Палемон.

Мальчик, шайкой тирренских разбойников

Был им украден. Волны смирил Иерей,

Вместо лазурной влаги луг возник,

Зеленеет весенними листьями

И платан, и Фебу милый лавр.

Птицы болтливые по ветвям шумят,

И весело обвивает вечный плющ,

Вьется лоза по мачтам высоко.

Лев Идейский рявкает на носу,

Гангетийский сидит тигр на корме.

Оробевши, пираты плывут в воде,

Новый они в волнах принимают вид:

Руки сперва у воров падают прочь,

Грудь уходит совсем в живот, с боков

Ручки повисли малые. Изогнув

Под волнами спину, зверь морской

Серповидным хвостом рассекает море,

И за бегущими кораблями вслед

Мчатся дельфины.

Вез тебя и Лидийский Пактол по волнам знаменитым,

Быстро в крутых берегах золотые струи катящий;

Лук побежденный сложили, оставили

Гетские стрелы

Массагеты, что пьют молоко с лошадиною кровью;

Секироносного царства Ликурга почуяло Вакха.

Почуяла Даков диких земля

И те племена, что кочуют всегда

Под соседним Бореем свирепым, кого

Омывает Меотида хладной волной,

На кого с вышины сияет звезда

Аркадская возле Медведиц двух.

Укротил он странствующих Гелонов

И оружье отнял у дев жестоких:

Распростерши в прахе пред грозным богом

Термодонтовы толпы пали,

И менадами стали, бросив

Легкие стрелы.

Обагрен Киферон священной кровью

Граждан фиванских;

Дщери Прета скрылись в леса, и Аргос

Вакха почтил пред лицом Юноны.

Окруженный морем Эгейским Наксос

Дал тебе покинутую в невесты

Девушку, возмещая лучшим

Мужем потерю.

Брызнул из камня

Никтелийский пьянящий ключ.

Ручейки, журча, оросили зелень,

Глубоко земля напиталась соком,

Белоснежного молока струями,

И Лесбосским вином с благовонным тмином.

Вводят новобрачную в сонм небесный:

Феб торжественную песнь

Зачинает, рассыпав кудри;

Пляшут, факелы потрясая,

Два Купидона;

И Юпитер свою огненную стрелу

Оставил: рад Вакхову он приходу.

Бег свой свершают доколе светила древнего мира,

И океан окружает волнами замкнутую землю,

И доколе Луна лучистый серп закругляет,

Солнца доколе восход возвещает златая денница,

И не знает звезды волна голубого Иерея,

Песнями будем мы чтить уста красавца Лиэя.

Действие третье

Эдип

Хотя твой лик печален, но скажи,

Чьей смертью мы умилостивим бога?

Креонт

Вещать велишь, но страх уста смыкает.

Эдип

Иль не довольно трогает тебя

Крушенье Фив, родного дома гибель?

Креонт

Что жаждешь знать, того ты пожелаешь

Совсем не знать.

Эдип

Неведенье слепое —

Плохое врачеванье от беды.

Креонт

Коль врачество постыдно, лечить претит.

Эдип

Вещай ответ, иначе ты в мученьях

Изведаешь, что значит гнев царя.

Креонт

Цари порою ненавидят слово,

Произнесенное по их веленью.

Эдип

Негодный человек, один за всех

Пойдешь в Эреб, коль тайны не откроешь.

Креонт

Да будет мне позволено молчать.

Какая есть свобода меньше этой?

Эдип

Царю и царству больше, чем язык,

Вредит порой свободное молчанье.

Креонт

Что можно там, где и молчать нельзя?

Эдип

Ослушник власти – кто молчит, когда

Приказано сказать.

Креонт

Прими ж без гнева

Исторгнутые силою слова.

Эдип

Кого когда карали за слова,

Произнесенные по принужденью?

Креонт

Вдали от города, у той долины,

Чей злак поят Диркейские струи,

Есть роща черных падубов. Высоко

Над всеми деревами кипарис

Вздымается главой вечно зеленой;

Протягивает многолетний дуб

Корявые, замшенные сучки.

У одного изъедено дупло

От долгих лет; а тот, с подгнившим корнем,

Готов упасть, на ствол чужой поникнув.

Здесь лавр с плодами горькими, а там

И липы легкие, и мирт Пафосский;

Ольха, что скоро по морям безбрежным

Помчит суда и, греемая Фебом,

Высокая и гладкая сосна.

Среди других дерев огромное

Чернеет дерево и тяжкой тенью

Соседей давит. Множеством ветвей

Оно одно всю рощу охраняет.

Печальная, не знающая солнца

Под ним сочится влага ледяная,

А вкруг – глухой болотный ил.

Воспользовавшись тьмой древесных сводов,

К обряду приступает старый жрец.

Раскопана земля, бросают сверху

Огни из погребального костра.

Сам прорицатель, в черном одеянье,

Колеблет зелень. Мрачная до пят

Струится риза. Так, в уборе страшном,

Печальный старец шествует, и кудри

Седые тис могильный обвивает.

И овцы с черной шерстью, и быки

Влекутся внутрь. Огонь снедает яства,

И скот, еще живой, в огне трепещет.

Затем зовет теней он и тебя,

О царь теней, и стража, что владеет

От озера Летейского запором.

Бормочет он волшебные заклятья

И яростной угрозою гремит,

Чтобы теней умилостивить легких

Или принудить. Возливает кровь

И опаляет мясо, поливая

Пещеру кровью. Сверху же всего

Он левою рукою возливает

И снежного млека струю, и Вакха.

Он вновь поет, склонив лицо к земле,

И громче прежнего к теням взывает.

Пролаяла толпа Гекаты, трижды

Унылый гул прошел по преисподней.

Дрожит земля. «Услышали меня, —

Сказал пророк, – слова не тщетны были;

Слепой хаос разорван, и наверх

Пути открыты Дитовым народам».

Погнулся лес и кверху поднял листья,

Деревья дали трещины, всю рощу

Привел в смятенье ужас. И со стоном

Земля расселась; или Ахеронт

Не мог спокойно зреть, как посягают

На тайну бездны; иль сама земля,

Чтоб мертвым путь открыть, порвавши связи,

Издала гром; или трехглавый Цербер

Потряс своими тяжкими цепями.

Земля разверзлась, широко раскрыв

Огромный зев; я видел сам озера

Застывшие, богов я видел бледных

Среди теней и подлинную ночь.

Застыла в жилах кровь. Ужасный полк

На волю вырвался, во всеоружье

Предстало все дракона порожденье.

Посев зубов Диркейских. Загремела

Свирепая Эринния, и Ужас,

Слепая Ярость, и созданья все

Превечной тьмы: Печаль, власы терзая,

Болезнь с поникшей головою, Старость,

Самой себе тяжелая, и Страх,

И алчный бич фиванцев всех – Чума.

Покинуло нас мужество, и Манто,

Знакомая с искусством старика,

Остолбенела. Но отец бесстрашный

И смелый по причине слепоты,

Теней бескровных созывает. Тотчас

Слетаются они, как облака,

И жадно пьют дыхание небес.

Не столько листьев Эрик отряхает

Осеннею порой, не столько Гибла

Плодит цветов, когда в разгар весны

Кружится рой пчелиный, и не столько

Дробится волн на Ионийском море,

Не столько птиц от хладного Стримона

Летит на юг и, небо рассекая,

Спешит сменить снега на теплый Нил, —

Как много душ стеклось на зов волшебный.

Стремятся жадно в тайный сумрак рощи

Трепещущие души. Из земли

Выходит первым Зет и за рога

Свирепого быка десницей держит,

И Амфион со сладкозвучной лирой,

Что скалы двигала. Средь сыновей,

Горда, как встарь, Ниоба выступает,

Без страха за детей. Здесь налицо

Другая матерь, ярая Агава;

За ней отряд, что растерзал царя,

А за толпой вакханок сам Пенфей,

Растерзанный, но грозный и доныне.

И, наконец, на частые призванья

Подъемлет Лаий постыдное чело

И держится вдали от всех, скрываясь.

Настаивает жрец и удвояет

Стигийские заклятья, и Лаий

Предстал с лицом открытым. Молвить страшно!

Он встал окровавленный, в волосах —

Могильный прах, и яростно вещает:

«О Кадмов дом жестокий, вечно пьяный

Родною кровью! Потрясайте тирсы

И лучше в исступленье терзайте

Родных детей! Ведь матери любовь

Страшнее всех фиванских преступлений.

Отчизна, нет, тебя не гнев богов,

А преступленье губит. Не вредит

Тебе ни Австр своим дыханьем жгучим,

Ни без дождей засохшая земля,

Но царь кровавый, получивший скиптр

В награду за убийство, овладевший

Отцовским ложем, осквернивший чрево,

Его носившее, преступный плод

Зачавший в лоне матери, и братьев

(Что необычно даже у зверей)

Родивший сам себе. Сплетенье здесь

Чудовищнее Сфинксовой загадки.

Ужасен сын, еще ужасней мать,

Зачавшая опять в несчастном чреве.

Тебя, тебя, держащего в деснице

Кровавый скиптр, тебя и город весь

Настигну я, отец неотомщенный,

С собой Эринний брачных привлеку

С гремящими богами, опрокину

Весь дом, и Марсом сокрушу пенатов.

Поэтому скорее изгоните

Из родины проклятого царя.

Едва покинет он родную землю,

Опять на ней трава зазеленеет

Весною цветоносной, воздух станет

И чист, и животворен, и дубравам

Вернется вновь зеленая краса.

Погибель, Мор, Смерть, Скорбь, Зараза, Горе,

Все спутники, достойные его,

Исчезнут с ним, и он захочет сам

Бежать отсюда быстрыми шагами,

Но я его стопы обременю

И задержу: в дороге неуверен,

Ползти он будет, старческою палкой

Перед собой ощупывая путь.

Вы отнимите землю, я – отец —

Его лишу и неба».

Эдип

Ледяную

Я чую дрожь и в членах, и в костях.

Меня винят, что совершил я то,

Чего страшился. Но с Полибом ложе

Меропа делит, жив отец Полиб.

Родители меня освобождают

От подозрения в двойном грехе:

Убийстве