Лукиан Самосатский. Сочинения - Лукиан "Λουκιανὸς Σαμοσατεύς"
34. Солон. Не то говорили, Анахарсис, фракийцы, которые сражались с нами под предводительством Евмолпа, и ваши женщины, нагрянувшие на нас вместе с Ипполитою, и все другие, когда-либо выходившие на нас с оружием. Ведь мы, дорогой мой, если и заботимся об упражнении нагих тел наших юношей, то не для того, чтобы выводить их на бой безоружными, — когда они окрепнут от этих упражнений, мы начинаем приучать их обращаться с оружием, и благодаря этому юноши гораздо лучше умеют им пользоваться.
Анахарсис. А где же у вас гимназий для состязания с оружием? Такого я не нашел во всем городе, а я обошел его кругом.
Солон. Еще увидишь, Анахарсис, если поживешь с нами подольше. Увидишь множество оружия у каждого, которое мы употребляем в случае необходимости, — султаны, шлемы, коней и всадников, составляющих почти четвертую часть граждан. Однако мы считаем совершенно лишним в мирное время ходить вооруженными и носить меч. Законом даже налагается пеня на того, кто без нужды носит в городе оружие или приходит с ним в народное собрание. Вам еще можно извинить то, что вы не расстаетесь с оружием: на неукрепленном месте легче можно ожидать коварства, врагов у вас очень много, и вам никогда нельзя быть уверенным в том, что во время сна кто-нибудь не стащит вас с телеги с намерением убить. Недоверие друг к другу, происходящее от того, что вы живете всякий как хочет, без законов, заставляет вас носить оружие, для того чтобы защищаться от нападений.
35. Анахарсис. Итак, Солон, вам кажется лишним носить оружие, и вы боитесь, чтобы оно не портилось от употребления, и храните его для того, чтобы пользоваться им в случае надобности. Тела же юношей, без всякой угрожающей им опасности, вы заставляете переносить удары и обливаться потом и не бережете их силу на случай необходимости, но расточаете ее понапрасну в глине и в песке!
Солон. По-видимому, Анахарсис, ты думаешь, что сила подобна вину, воде или какой-либо другой жидкости: ты боишься, как бы она, словно из глиняного сосуда, не вытекла потихоньку, оставив тело пустым и сухим, ничем не наполненным. Но это не так обстоит: к тому, кто тратит силу на работу, она приливает в большей мере, как в мифе о гидре, — если ты слышал такой, — у которой вместо одной срезанной головы постоянно вырастают две новые. Если же человек не упражнял свою силу с самого начала и не создал ей этим прочного основания, она будет истощаться от труда и изнуряться. Примером может служить огонь очага и огонь светильника. От одного и того же дуновения огонь очага разгорается сильнее, огонь же светильника гаснет, так как в нем слишком мало материи, которая могла бы сопротивляться дуновению: вырастает он, повидимому, от недостаточно сильного корня.
36. Анахарсис. Все это, Солон, я понимаю не совсем хорошо: слишком уж тонкие для меня вещи ты излагаешь, и они требуют особенного внимания и зоркой мысли. Все же скажи мне, почему на олимпийских, истмийских, пифийских и других играх, когда многие, по твоим словам, сходятся, чтобы посмотреть на состязания юношей, — почему вы никогда не заставляете их померяться оружием, но выводите их нагими на середину, чтобы они лягали и били друг друга и победителям даете яблоки и ветви маслины? Хотелось бы мне знать, почему вы так поступаете.
Солон. Потому, что мы думаем, Анахарсис, что склонность юношей к гимнастическим упражнениям станет еще больше, если они увидят, как будут прославлять и чествовать победителей по всей Элладе. А так как им придется быть обнаженными перед таким множеством народа, юноши заботятся о красоте и хорошем сложении своего тела, чтобы им не пришлось стыдиться своей наготы, и каждый старается сделать себя наиболее достойным победы. И награда им за то, как я уже сказал, немалая: они услышат похвалы зрителей, каждый будет их знать и показывать на них пальцем, считая их лучшими из сограждан. И многие из зрителей, которые по возрасту еще способны к атлетическим состязаниям, уходят оттуда со страстным стремленем к подобным же подвигам и трудам. Если бы ктонибудь, Анахарсис, удалил из жизни стремление к славе, что же осталось бы у нас хорошего? И кто бы стал стараться сделать что-нибудь великое? Теперь ты можешь уже судить, каковы будут против врагов, сражаясь с оружием за отечество, детей, жен и святыни, те, которые так стремятся к победе, состязаясь нагими ради яблока или ветки дикой маслины.
37. А что скажешь ты, глядя на состязания у нас перепелов и петухов и на внимание, с которым мы к ним относимся? Конечно, ты будешь смеяться, особенно, если узнаешь, что мы делаем это по приказанию закона, повелевающего всем достигшим известного возраста присутствовать на состязаниях и смотреть, как птицы дерутся до полного упадка сил. Но и это не смешно; ибо незаметно в душе у человека растет жажда к опасностям, и людям не хочется быть малодушнее или трусливее петухов, отказываясь от ран или трудов или других неприятностей. Но сохрани нас бог от того, чтобы испытывать юношей в оружии или смотреть на их раны: это было бы дико и бессмысленно, да к тому же и не доставляло бы никакой пользы — убивать лучших людей, которые могли бы помочь в войне с врагами.
38. Так как, по твоим словам, Анахарсис, ты хочешь посетить и остальную Элладу, то, конечно, не забудешь побывать в Спарте. И ты, будучи там, не смейся над спартанцами и не думай, что они трудятся понапрасну, когда в театре бросаются друг на друга и дерутся из-за мяча, или, уйдя в место, огороженное рвом с водою, разделяются на отряды и, обнаженные, нападают друг на друга, пока, наконец, один отряд не прогонит другого — геракловцы ликурговцев или наоборот — и не столкнет его в воду. А после этого наступает мир, и никто не дерется. Особенно же не смейся, если увидишь, как спартанских юношей бичуют перед алтарями, и они обливаются кровью, а матери и отцы стоят здесь же и не жалеют их, а угрожают им, если они не выдерживают ударов, и умоляют их дольше терпеть боль и сохранять самообладание. Многие умерли в этом состязании, не желая при жизни сдаться на глазах у своих домашних или показать, что они ослабели, — ты увидишь статуи, поставленные в их честь на средства государства. Итак, когда ты увидишь все это, не думай, что юноши безумствуют, и не говори, что они терпят мучения без всякой надобности, по повелению тирана или под давлением врагов. Законодатель спартанский, Ликург, конечно, сумел бы сказать тебе по этому поводу много разумного и объяснил бы, что он так терзает юношей не из вражды или ненависти к ним и не для того, чтобы истреблять молодое поколение, но полагая, что те, которые будут защищать отечество, должны быть сильными и презирать мучения. И даже без слов Ликурга ты поймешь, я думаю, и сам, что, попав в плен, такой юноша не выдаст тайн отечества, даже если враги будут его мучить, и с насмешкою будет переносить удары бича, состязаясь с бьющим его, кто из них первый устанет.
39. Анахарсис. Что же, Солон, и самого Ликурга тоже бичевали в молодости или он издал этот закон, уже выйдя из-под его власти, так что уловка сошла безнаказанно?
Солон. Ликург уже старцем написал эти законы, возвратясь с Крита. Отправился же он на Крит потому, что слышал об его благозаконии, которое там ввел законодатель Минос, сын Зевса.
Анахарсис. Почему же и ты, Солон, не подражал Ликургу и не приказал бичевать юношей? Это было бы прекрасно и достойно вас.
Солон. Потому, Анахарсис, что нам достаточно своих состязаний и мы не особенно любим гоняться за чужими.
Анахарсис. Но ты, я думаю, понимаешь, каково для человека — принимать удары с поднятыми вверх руками без всякой нужды для себя и для государства. И я думаю, если когда-нибудь попаду в Спарту в то время, как там будут заниматься этим делом, я скоро буду побит камнями по приговору народа, за насмешки при виде того, как юношей бьют, точно воров, грабителей или других преступников. Мне кажется, что государство, по прихоти подвергающее своих сограждан таким смехотворным оскорблениям, нуждается в чемеричном корне.
40. Солон. Не думай, благородный друг, что ты победил заочно, говоря и не слушая возражений: ибо есть люди, которые будут защищать и спартанские порядки. Я уже рассказал тебе о наших обычаях, но ты не особенно похож на человека, которому это понравилось; поэтому мне кажется справедливым попросить тебя, чтобы теперь ты рассказал мне, каким образом вы, скифы, упражняете ваших юношей и какими состязаниями добиваетесь того, чтобы они стали хорошими воинами.
