Автор неизвестен - История Аполлония, царя Тирского
32. Пока Тарсия молилась, неожиданно появились пираты и, увидев управителя, готового заколоть девушку кинжалом, подняли громкий крик: — Стой, варвар, стой, не смей убивать! Это теперь наша добыча, а не твоя жертва! — Управитель, как только услышал голоса, отпустил Тарсию, обратился в бегство и спрятался за надгробный памятник. Пираты между тем направились к берегу, захватили девушку с собой и, покончив со сборами, вышли в море. Переждав некоторое время, управитель оставил свое укрытие и, поняв, что девушка избегла смерти, вознес благодарность богу, уберегшему его от преступления. Вернувшись к Дионисиаде, он сказал: — Твое приказание, госпожа, исполнено. Выполни же теперь свое обещание. — Злодейка в ответ: — Ты совершил убийство и просишь после этого свободы?! Возвращайся в деревню и делай свое дело, не то придется тебе испытать гнев господина и госпожи! — Выслушав ее слова, управитель обратил взор к небу: — Ты знаешь, господи, что я не запятнал себя преступлением. Будь же нам судьей! — С этими словами он отправился к себе в деревню. Между тем Дионисиада, раздумывая о том, как бы скрыть злодеяние, обратилась к своему мужу: — Милый Странгвиллион, — сказала она, — спаси свою супругу, спаси нашу дочь! Поношения, которыми осыпали Филомусию, довели меня до страшной ярости и исступления; и вот, говоря самой себе — уже дольше четырнадцати лет, как Аполлоний оставил нам на попечение свою дочь Тарсию и ни разу не прислал даже письма, он, конечно, уже погиб в бурном море, кормилица девочки умерла, никто мне не помеха — я вдруг задумала убить Тарсию и украсить нашу дочь ее уборами. Знай, что этот замысел выполнен. Теперь оденься в траурную одежду, я сделаю то же самое, и мы с притворным плачем, чтобы удовлетворить любопытство граждан, скажем, что Тарсия внезапно умерла от болезни желудка. Поблизости, в предместье, мы устроим надгробие и скажем, что здесь ее схоронили. — Когда Странгвиллион все это выслушал, им овладели такой ужас и отчаяние, что он воскликнул: — Да, подай мне траурное одеяние, чтобы я оплакал самого себя за то, что мне досталась в супруги такая преступница. Увы мне! Горе! Что мне теперь делать? Как поступить с отцом девушки, который, попав к нам, избавил наше государство от угрозы голодной смерти и покинул его по моему наущению; из-за нас он потерпел кораблекрушение, смотрел в глаза смерти, потерял свое имущество и впал в нищету; когда бог вернул ему благосостояние, он, как человек благочестивый, не отплатил злом за добро и не имел такого намерения; напротив, он предал все зло забвению и помнил только добро, дарил нас доверием и щедро вознаградил; он и нас считал тоже благочестивыми и отдал нам на воспитание свое дитя; он чувствовал к нам такую искреннюю любовь, что по имени нашего государства назвал свою дочь. Увы мне! Я был слеп! Теперь мне остается вместе с невинной девушкой оплакивать и себя самого, связанного со злейшей и ядовитой гадиной, преступной женой! — Обратив глаза к небу, он взмолился: — Боже, ты знаешь, что я не запятнал себя кровью Тарсии, взыщи за нее с Дионисиады и покарай ее! — А потом обратился к жене: — Как же ты, противная богу, собираешься скрыть свое нечестивое злодеяние? — Дионисиада вместе с дочерью надела траурные одежды и, с притворными рыданиями созвав граждан, сказала: — Дорогие сограждане, я призвала вас потому, что мы лишились ясной надежды, плодов своего труда и награды нашей жизни; Тарсия, которую все вы хорошо знаете, доставила нам горчайшие терзания и слезы; мы ее достойно схоронили. — Граждане устремляются к тому месту, где по велению Дионисиады была устроена могила, и в память заслуг и благодеяний Аполлония, отца Тарсии, устанавливают бронзовое надгробие с такой надписью:
«Граждане Тарса деве Тарсии в память благодеяний Аполлония Тирского».
33. Между тем похитители Тарсии прибыли в Митилену. Девушку в числе прочих рабов выставляют на рынке для продажи. Услыхав об этом, один сводник, человек очень незадачливый, не захотел покупать ни раба, ни рабыни — никого, кроме Тарсии, и стал за нее торговаться. Но и Афинагор, правитель Митилены, видя, что продается девушка знатная, разумная, очень красивая, предложил за нее десять сестерциев золотом. Сводник пожелал заплатить двадцать; тогда Афинагор предложил тридцать, сводник сорок; Афинагор пятьдесят, сводник шестьдесят, Афинагор семьдесят, сводник — восемьдесят; Афинагор предложил девяносто, сводник тут же дал сто и сказал: — Если кто даст больше, я добавлю к этому еще десять сестерциев. — На это Афинагор отвечал: — Если я стану состязаться с ним, мне, чтобы купить ее одну, придется продать многих. Я предпочитаю, чтобы девушка досталась своднику, а когда он выставит ее напоказ, я приду первым и задешево получу цветок ее девственности; для меня это будет все равно, как если бы я сам купил ее. — Что же дальше? Девушка досталась своднику, который отвел ее к себе. В доме у него стояло золотое изображение приапа, изукрашенное драгоценными камнями; указав на него Тарсии, сводник сказал: — Поклонись величайшему моему божеству. — Разве ты уроженец Лампсака?[7] — спросила девушка. На это сводник сказал: — Неужели ты не понимаешь, злосчастная, что попала в дом алчного сводника? — Услышав это, Тарсия задрожала всем телом и, пав к его ногам, взмолилась: — Пожалей меня, господин мой, пощади мою девственность. Молю тебя, не выставляй меня напоказ в столь позорном доме. — Но сводник сказал ей: — Поднимись, злосчастная; ты, видно, не знаешь, что сводники и палачи глухи к рыданиям и просьбам. — С этими словами он позвал к себе слугу, который присматривал за девушками, и отдал ему распоряжение: — Убери получше комнату и напиши такое объявление: «Кто пожелает лишить Тарсию невинности, должен заплатить полфунта золота; после этого она будет доступна любому за один денарий». — Слуга сделал все, как приказал его господин, сводник.
34. На третий день поутру толпа людей с музыкантами потянулась к непотребному дому. Правитель Митилены явился первым и, покрыв голову, вошел в дом. Когда он сел, Тарсия приблизилась, пала ему в ноги и сказала: — Пощади меня! Заклинаю тебя твоей молодостью, не лишай меня невинности в столь позорных обстоятельствах! Сдержи постыдное вожделение, выслушай рассказ о моих бедствиях или хотя бы прими во внимание мое происхождение. — Когда она поведала ему свою историю, правитель смутился, изумился, вспомнил о благочестии и сказал девушке: — Поднимись! Всем ведомы превратности судьбы: ведь все мы люди. У меня у самого есть дочь, девушка; мне следует опасаться такой же участи для нее. — Сказав так, он вынул сорок золотых, подал их Тарсии и сказал: — Вот, госпожа, здесь больше того, во что оценили твою девственность. Веди себя со всеми приходящими так же, как со мной, пока не получишь свободы! — Девушка со слезами на глазах произнесла: — Благодарю тебя и благословляю твое благочестие. — Когда Афинагор вышел, один из спутников спросил его: — Как тебе понравилась новенькая? — Как нельзя больше, прямо до слез! — ответил он, и с этими словами последовал за спрашивающим и остался ждать исхода дела. Пока тот был внутри, Афинагор стоял у дверей, Тарсия, как принято, закрыла дверь; тогда вошедший юноша обратился к ней с вопросом: — Если ты целомудренна, покажи мне, что дал тебе юноша, который только что входил к тебе? — Девушка ответила: — Он дал мне сорок золотых. — Пусть стыдится! Ему, человеку очень богатому, ничего не стоило бы дать тебе целый фунт! Знай, что я добрее, возьми от меня фунт золота. — Афинагор, стоя за дверью, произнес: — Чем больше золота ты дашь, тем больше прольешь слез! — Тарсия между тем пала к ногам второго гостя и сказала… <..текст испорчен..> и поведала и ему о своих злоключениях. Этим она смутила его и отвратила от вожделения. Он, как и Афинагор, сказал ей: — Поднимись, госпожа! Мы тоже люди, подвластные превратностям судьбы. — Девушка проводила и его словами: — Благодарю тебя и благословляю твое благочестие.
35. Выйдя из двери, он увидел улыбающегося Афинагора и сказал: — Ты ловкий человек! У тебя, видно, не было никого, с кем ты мог бы разделить свои слезы. — Обмениваясь взаимными клятвами не выдавать своей тайны, они стали дожидаться возвращения других посетителей. Что же было дальше? Сколько они ни наблюдали, все, кто входил в комнату, держа в руках золото, возвращались в слезах. Когда же ушли последние гости, Тарсия принесла своднику деньги: — Вот тебе плата за мою девственность, — сказала она. И сводник ответил: — Насколько лучше, когда ты весела и не горюешь! Сделай же так, чтобы ты каждый день приносила мне побольше денег! — На другой день Тарсия опять сказала: — Вот плата за мою девственность; я собрала ее просьбами и слезами, а невинность свою продолжаю хранить. — Услышав это, сводник страшно разгневался, призвал своего надсмотрщика за девушками и сказал ему: — Неужели ты так нерадив, что даже не знаешь о том, что Тарсия еще девственна? Если она девушкой приносит такой доход, то сколько же она принесет, будучи женщиной? Уведи ее к себе и сам лиши невинности! — Надсмотрщик тотчас же увел Тарсию в свою спальню и спросил: — Скажи мне, ты и вправду до сих пор целомудренна? — Девушка ответила: — Пока это угодно богу, я невинна. — Каким же образом ты собрала тогда за два дня столько денег? — Слезами, — сказала она, — и тем, что я всем до одного рассказывала свою историю. Все они жалели меня и щадили мою девственность. — С этими словами она пала к его ногам и воскликнула: — Пожалей меня, господин, помоги попавшей в неволю царской дочери! — Когда она поведала надсмотрщику обо всех своих злоключениях, он, проникнувшись состраданием к ней, сказал: — Сводник чрезмерно алчен. Не знаю, удастся ли тебе и дальше оставаться целомудренной.
