История императорской власти после Марка - Геродиан . "Геродиан"
Во-вторых, параллельные сообщения Кассия Диона и SHA, частью совпадающие с сообщениями Геродиана, частью дополняющие их, частью с ними контрастирующие, требуют работы интерпретатора, который в зависимости от своего толкования взаимоотношений между параллельными текстами даст свое освещение генезису свидетельств Геродиана. {151}
Естественно начать с показаний самого историка. В начале своего труда (I, 1) он противопоставляет себя большинству тех, кто занимается составлением историй, и старается возобновить память о давно прошедших делах. Эти историки, по мнению Геродиана, стремятся прославить навеки свою образованность, боясь, если они будут молчать, затеряться в общей толпе людей. Они в своем изложении пренебрегали истиной, но заботились о слоге и благозвучии. Приятное на слух изложение мифического материала будет, по их представлению, поставлено им в заслугу, а до точности исследования никто доискиваться не будет. Дальше речь идет о некоторых видах искажения исторической правды: из вражды и ненависти к тиранам, из лести и почтения по отношению к государям, городам (полисам) или частным лицам некоторые историки достоинством своей речи придают больший, чем того требует истина, блеск простым и незначительным деяниям.
Итак, Геродиан неодобрительно отзывается о тех, кто избирает темой своего повествования события давнего прошлого, истинность которых не проверяется ни самим историком, ни его читателями. Приятность изложения обеспечивает авторам успех независимо от правдивости или лживости их рассказов. Мы не вправе вкладывать в слова Геродиана то, чего в них нет, именно осуждения литературной (риторической) разработки материала. Строго держась смысла его слов, мы можем усмотреть в них лишь выпад против писателей, прикрывающих недостоверность своих рассказов литературными прикрасами; все дело здесь в маскировке недоброкачественного содержания, так что литературные красоты оказываются отрицательным явлением, когда они помогают успеху недостоверных сообщений. Особо отмечена тенденциозность, проявляющаяся — опять-таки при помощи словесных средств — в возвеличивании обыкновенных деяний. При этом побудительными мотивами для историков оказываются их объективные отношения к тиранам, государям, городам, отдельным гражданам.
Очевидно, все перечисленные недостатки других («большинства») историков должны быть чужды самому Геродиану. Действительно, себя он отделяет от них, заявляя в первую очередь о том, что его история не занимается далеким прошлым, не получена им от других, не является «неизвестной и лишенной свидетелей». События, описанные им, произошли на памяти читателей. Сведения об этих событиях собраны со всяческой тщательностью, и знание о многочисленных великих делах, происшедших за короткое время, будет не лишено приятности для последующих поколений. {152}
Итак, свое преимущество перед другими Геродиан усматривает в следующем: 1) тема его истории — не седая древность, где невозможна проверка свидетельскими показаниями; 2) он получил свои сведения не «от других», т. е. не от предшественников — исторических писателей; 3) материал был собран им с тщательностью (сюда implicite включена достоверность).
Что касается читателей, то это будут и современники описываемых им событий, и последующие поколения. В утверждении, что знание событий принесет удовольствие читателям будущего, иногда видят обещание давать занимательные рассказы. Контекст показывает, однако, другое понимание слов Геродиана: самые сведения таковы, что черпать их из исторического труда будет интересно. Дальнейшее подтверждает правильность такого понимания слов Геродиана. Сравнительно с отрезком времени от установления единовластия Августа до Марка Аврелия, приблизительно в 200 лет, тот охватывающий 60 лет отрезок, который будет объектом внимания Геродиана, доставляет невиданные до тех пор примеры смены государей, гражданских и внешних войн, движений племен, взятий городов, землетрясений, заражений воздуха, удивительных поворотов в жизни тиранов и государей (не будем дальше следить за развитием высказанных Геродианом мыслей.
Подведем с точки зрения источниковедения итоги рассмотрения того, что высказывает историк в своем введении. Геродиан гордится тем, что пишет свой труд, опираясь не на предшественников, а на собранный им самим материал, и уверяет читателя в своей точности. Никакой заслуги в том, чтобы использовать письменные источники, он не видит. Ниже он скажет, что он записал увиденное и услышанное им в течение всей своей жизни; кое в чем из этого он участвовал, находясь на императорских и общественных службах (I, 2, 5). Здесь яснее, чем где бы то ни было, автор дает нам понять, что его история родилась в результате собственных наблюдений, собирания сведений (слухов) и временами близкого отношения к событиям. Три соображения говорят в пользу правдивости его утверждений. Во-первых, чрезвычайно малая вероятность немедленной фиксации в письменном виде всех разнообразных событий описываемого Геродианом времени; такого рода записи, а особенно распространение их, не говоря уже о публикации в собственном смысле слова, не всегда были безопасны в бурные времена быстрой смены правителей, часто беспощадно расправляющихся с приверженцами своих предшественников и соперников. Во-вторых, если бы историк, прокламирующий свою самостоятельность, в действительности лишь повторял {153} (пусть с видоизменением) то, что всякий его современник мог бы прочитать у других авторов, то он сам подставлял бы себя под удар, так как уличить его в несамостоятельности было бы очень легко. В-третьих, манера обращения Геродиана с письменными источниками в тех случаях, где они имелись в его распоряжении, вовсе не свидетельствует о его стремлении извлечь из них как можно больше материала для своего повествования.
В самом деле, характеризуя Марка Аврелия, Геродиан говорит о приверженности императора ко всяким видам добродетели и о его любви к старинному слогу, что обнаруживают «дошедшие до нас его слова и писания» (I, 2, 3). Эта слишком маленькая выжимка из сочинений и записанных речей Марка Аврелия не может убедить нас в незнакомстве с ними Геродиана, но в то же время ясно показывает, что удельный вес этих письменных памятников как источника при написании соответствующих глав I книги истории Геродиана был крайне невелик. Геродиан отказывается описывать мужественные и разумные деяния Марка, поясняя, что эти деяния были описаны многими мудрыми мужами. Опять ссылка на известную автору литературу, которой, однако, он не счел нужным воспользоваться в своем произведении, заранее ограничив свою тему хронологическими рамками своей собственной (сознательной) жизни. Упоминая о сновидениях Септимия Севера, укрепивших в нем желание идти на Рим для захвата верховной власти и уверенность в успешном завершении похода, наш историк ссылается на автобиографическое сочинение Севера и на выставленные напоказ картины. Сам Геродиан не повторяет того, о чем рассказал император. Исключение он делает для одного сновидения, которое послужило последним толчком для выступления Севера (II, 9, 4). Как видим, из письменного источника взят какой-то минимум. Следует еще отметить, что весь рассказ о времени правления Септимия Севера не носит на себе отпечатка апологии или энкомия, какой был бы понятным и естественным в изложении, непосредственно вытекающем из автобиографии со свойственными этому жанру особенностями. По поводу походов Септимия Севера, в частности, против соперников Нигера и Альбина, Геродиан мог многое узнать из существовавших уже пространных прозаических и стихотворных произведений, посвященных жизнеописанию императора (II, 15, 6). В действительности, данные, которые могли бы быть почерпнуты из этих произведений, остаются вне поля зрения Геродиана. Это военные переходы, остановки, произнесенные Севером в разных городах речи, божественные знамения, местности, столкновения, количество павших в битвах с обеих сторон. Все это, как можно понять {154} из слов Геродиана, вполне укладывается в рамки биографии одного государя, но цель нашего историка другая — обозрение известных ему деяний многих императоров за определенный период времени (II, 15, 7). Поэтому он намерен в дальнейшем выбрать из того, что сделал Север, самое главное и представляющее собой нечто связное. В отличие от авторов других сочинений об этом императоре, Геродиан в своем рассказе воздерживается от угодливого превознесения; с другой стороны, он обещает не опустить ничего, что достойно упоминания. Таким образом, многочисленные литературные источники по царствованию Септимия Севера не могли принести большой пользы Геродиану. Фактический материал, содержавшийся в них, не смог заинтересовать его, а панегирический тон, видимо, отталкивал.
