Жизнь, учения и изречения знаменитых философов - Лаэртский Диоген
Он первый ввел в рассуждение вопросы и ответы (как пишет Фаворин в "Разнообразном повествовании"). Он первый подсказал Леодаманту Фасосскому аналитический способ исследования. Он первый употребил в философии такие понятия, как «противостояние», «основа», «диалектика», «качество», "продолговатое число", "открытая плоскость граней", "божественное провидение". Он первый из философов дал ответ на речь Лисия, сына Кефала, которую изложил слово за слово в своем "Федре".[260] Он первый стал рассматривать возможности грамматики. И он первый выступил с опровержением почти всех философов, ему предшествовавших; неясно лишь, почему он ни разу не упоминает о Демокрите.[261]
Когда он шел в Олимпию (рассказывает Неанф Кизикский), все эллины смотрели только на него; это было, когда он встретился с Дионом, замышлявшим поход на Дионисия. И даже. перс Митридат (как сообщается в I книге «Записок» Фаворина) воздвиг в Академии статую Платона с надписью: "Митридат персидский, сын Родобата, посвящает Музам этот образ Платона, работу Силаниона".[262]
Гераклид говорит, что в юности он был так стыдлив и вел себя так сдержанно, что никто не видел, чтобы он смеялся в голос. Но и его тем не менее не оставили своими насмешками сочинители комедий. Так, Феопомп пишет в «Гедихаре»:
— И ни одно не есть одно, Ни два не есть одно — как говорит Платон.
Анаксандрид в «Тесее»:
— Оливы ел по образцу Платонову.
Тимон пересмеивал его имя:
Так и Платон распластал пестро заплетенные чуда.[263]
Алексид пишет в «Меропиде»:
— Ты вовремя пришел. Уже я выдохся: Хожу я взад-вперед, Платону следуя, Все ноги стер, но ничего не выдумал.
И в «Анкилионе»:
— Пустое! За Платоном вслед побегай-ка — Познаешь суть и в чесноке и в щелоке.
Амфий — в «Амфикрате»:
— Какого там добра ты удостоился, — О том, хозяин, знаю я не более, Чем о добре Платоновом. — Так выслушай!
И в «Дексидемиде»:
— Ах, Платон, Платон, Ведь только ты и знаешь, что угрюмиться И брови гнуть, улитки наподобие.
Кратин в «Лжеподкидыше»:
— Ты — человек, а значит, есть душа в тебе. — Платон свидетель, я того не ведаю, А лишь предполагаю.
Алексид в «Олимпиодоре»:
— Плоть смертная иссохшим прахом сделалась, И в воздух возлетела часть бессмертная. — Твердишь урок Платона?..
И в «Парасите»:
— Наедине с Платоном празднословить ли…
Насмехается над ним и Анаксилай в «Виноградаре», в «Цирцее» и в «Богачках».
Аристипп в IV книге "О роскоши древних" уверяет, что он был влюблен в некоего мальчика Астера, который обучался астрономии, а также в вышеназванного Диона, а также, по утверждению некоторых, и в Федра. Любовь эта явствует из нижеследующих эпиграмм, которые он будто бы написал о них:
Смотришь на звезды. Звезда ты моя! О, если бы стал я Небом, чтоб мог на тебя множеством глаз я смотреть!
И еще:
Прежде звездою рассветной светил ты, Астер мой, живущим; Мертвым ты, мертвый, теперь светишь закатной звездой.[264]
А о Дионе так:
Древней Гекубе, а с нею и всем о ту пору рожденным Женам троянским в удел слезы послала судьба. Ты же, Дион, победно свершивший великое дело, Много утех получил в жизни от щедрых богов. В тучной отчизне своей, осененный почетом сограждан, Ты почиваешь, Дион, сердцем владея моим.[265]
Говорят, эти стихи и в самом деле начертаны на его гробнице в Сиракузах.
А о любви своей к Алексиду и (как было сказано) к Федру он сложил такие стихи:
Стоило только лишь мне назвать Алексида красавцем. Как уж прохода ему нет от бесчисленных глаз. Да, неразумно собакам показывать кость! Пожалею Позже: не так ли я встарь Федра навек потерял?[266]
Говорят, он имел любовницей Археанассу, о которой написал так:
Археанасса со мной, колофонского рода гетера, — Даже морщины ее жаркой любовью горят. Ах, злополучные те, что на первой стезе повстречали Юность подруги моей! Что это был за пожар![267]
А вот стихи его к Агафону:
Душу свою на устах я имел, Агафона целуя, Словно стремилась она переселиться в него.
Вот и другие:
Я тебе яблоко бросил. Подняв его, если готова Ты полюбить меня, в дар девственность мне принеси. Если же нет, то все же возьми себе яблоко это, Только подумай над ним, как наша юность кратка.
И еще другое:
Яблоко я, а бросил меня полюбивший Ксантиппу. Что же, Ксантипна, кивни! Вянешь и ты ведь, как я.[268]
Говорят, ему принадлежит и надпись пленным эретрийцам:
Мы, эретрийцы, евбейское племя, лежим на чужбине, Около Суз, от родной так далеко стороны!
И такие стихи:
Музам Киприда грозила: "О девушки! Чтите Киприду, Или Эрота на вас, вооружив, я пошлю!" Музы Киприде в ответ: "Аресу рассказывай сказки! К нам этот твой мальчуган не прилетит никогда".
И такие:
Золото некто нашел, обронивши при этом веревку. Тот, кто его потерял, смог себе петлю связать.[269]
Молон недолюбливал Платона и говорил: "Удивительно не то, что Дионисий оказался в Коринфе,[270] а то, что Платон оказался в Сицилии". Ксенофонт, по-видимому, тоже не был расположен к нему: во всяком случае они словно соперничали, сочиняя такие схожие произведения, как «Пир», "Апология Сократа" и "Нравственные записки";[271] один сочинил «Государство», другой "Воспитание Кира", а Платон на это заявил в "Законах",[272] что такое "Воспитание Кира" — выдумка, ибо Кир был совсем не таков; и оба, вспоминая о Сократе, нигде не упоминают друг о друге — только один раз Ксенофонт называет Платона в III книге "Воспоминаний".[273]
Также и Антисфен, говорят, собираясь однажды читать вслух написанное им, пригласил Платона послушать: тот спросил, о чем чтение, и Антисфен ответил: "О невозможности противоречия". "Как же ты сумел об этом написать?" — спросил Платон, давая понять, что Антисфен-то и противоречит сам себе; после этого Антисфен написал против Платона диалог под заглавием «Сафон», и с этих пор они держались друг с другом как чужие.
Сам Сократ, говорят, послушав, как Платон читал «Лисия», воскликнул: "Клянусь Гераклом! сколько же навыдумал на меня этот юнец!" — ибо Платон написал много такого, чего Сократ вовсе не говорил.
Враждовал Платон и с Аристиппом. Так, в диалоге "О душе"[274] он порочит Аристиппа тем, что тот не был при кончине Сократа, хотя Аристипп был не так уж далеко — на Эгине.
Ревновал он и к Эсхину за его добрую славу при Дионисии; и когда Эсхин приехал, то Платон к его бедности отнесся свысока, а Аристипп помог. Он вложил в уста Критону те доводы, которыми Сократа в тюрьме уговаривал бежать, — а принадлежат они (говорит Идоменей) Эсхину, и лишь по своей неприязни к нему Платон приписал их Критону.[275]
А о себе Платон не упоминает нигде в своих сочинениях, кроме как в «Апологии» и в диалоге "О душе".[276]
