Джованни Боккаччо - Декамерон. Гептамерон (сборник)
Герцог очень обрадовался. Зная удивительную красоту своей племянницы, он нисколько не сомневался, что она красивее, нежели герцогиня, и не мог только понять, каким образом им до сих пор удавалось видеться и хранить свои свидания в тайне. И он попросил молодого дворянина посвятить его в то, как они умудряются это делать. Тогда тот сказал ему, что спальня госпожи дю Вержье выходит в сад и что в ту ночь, когда он должен к ней прийти, узенькую калитку всегда оставляют отпертой; через эту калитку он и входит в сад и идет до тех пор, пока не услышит лай собачки, которую его возлюбленная выпускает лишь тогда, когда все служанки уходят спать. Он остается у нее до утра, и каждый раз она назначает день, когда он снова должен прийти к ней. И только какое-нибудь особенно важное дело может помешать ему явиться в назначенный день и час.
Герцог, будучи человеком очень любопытным и в свое время весьма искушенным в делах любви, для того чтобы успокоить свою подозрительность, а равно и побольше разузнать об этой необыкновенной истории, попросил молодого человека взять его с собою в первую же ночь, когда он туда отправится, – и не как своего господина, а как товарища. Молодой дворянин, который так доверчиво во все его посвятил, согласился, признавшись, что собирается быть у своей возлюбленной в тот же вечер. Герцог был на седьмом небе от радости. И, сказав жене, что приляжет отдохнуть у себя в гардеробной, он вместо этого велел оседлать двух коней – для себя и своего спутника, – и, выехав из замка, где жил герцог[331], они верхом направились в Вержье[332] и большую часть ночи провели в пути. Прибыв туда, они привязали коней у ограды, и молодой дворянин провел герцога в сад через узенькую калитку и попросил его спрятаться за орешник, откуда тот мог все видеть и убедиться в истинности всех его слов. Не успел он войти в сад, как маленькая собачка залаяла, и молодой человек направился к башенке, куда племянница герцога вышла в это время, чтобы его встретить. Они обнялись, и она стала говорить, что ей кажется, что они не виделись уже целую вечность. После чего они вошли в комнату и заперли за собою дверь. Увидав это тайное свидание, герцог был чрезвычайно доволен. Ему не пришлось очень долго ждать, ибо молодой человек сказал своей даме, что в эту ночь ему надо будет уехать от нее раньше, чем обычно, потому что в четыре часа утра герцог собирается на охоту и он должен сопровождать его. Госпожа дю Вержье, для которой честь всегда была дороже, чем наслаждение, не хотела мешать ему исполнить свой долг, ибо в их высокой любви она превыше всего ценила то, что любовь эта оставалась для всех тайной. Итак, в час ночи молодой человек ушел от своей возлюбленной, а та, набросив накидку и закрыв лицо платком, проводила его, но не так далеко, как ей этого хотелось, – он уговорил ее вернуться, опасаясь, как бы она не встретилась с герцогом. После чего спутники вскочили на коней и поскакали назад в замок Аржийи.
Дорогой герцог еще раз клятвенно обещал своему другу, что скорее умрет, чем выдаст его тайну. И он преисполнился к нему такого доверия и так его полюбил, что стал с ним ласковее, чем с кем бы то ни было из придворных. Герцогиню это приводило в ярость. Но муж запретил ей говорить с ним об этом и только сказал, что узнал всю правду и вполне ею удовлетворен и что дама, которую этот молодой дворянин любит, действительно красивее, чем она.
Слова эти так подействовали на герцогиню, что она занемогла, и недуг ее был изнурительнее любой лихорадки. Муж пришел и всячески старался ее успокоить, но ему это не удалось. Она требовала, чтобы он назвал имя красавицы, которую любит молодой дворянин, и так с этим к нему приставала, что он вышел из комнаты, сказав:
– Если вы мне скажете еще слово об этом, мне с вами придется расстаться.
После этих слов герцогиня сделала вид, что ей стало еще хуже, она притворилась, что страдает оттого, что ребенок шевелится в ее чреве. Мужу было так радостно об этом услышать, что он пришел к ней в спальню, чтобы лечь с нею. Но едва только она почувствовала, что он возгорается к ней желанием, она повернулась на другой бок и сказала:
– Сеньор, коль скоро у вас нет любви ни ко мне, ни к ребенку, который должен родиться, пусть мы с ним оба умрем.
И, произнеся эти слова, она залилась такими горькими слезами и так рыдала, что герцог стал бояться, чтобы это не погубило ребенка. Он обнял ее и начал спрашивать, чего она хочет, заверив ее, что нет такой вещи, которой бы он для нее не сделал.
– Ах, друг мой, – ответила она, плача, – как я могу надеяться, что вы сделаете для меня что-нибудь трудное, если вы не хотите сделать самой простой вещи, которой я от вас прошу: сказать мне, кто возлюбленная этого коварнейшего из слуг, какие у вас когда-либо были. Я была уверена, что мы с вами – единое сердце и единая плоть. А теперь вот я знаю, что все изменилось; тайны ваши, которые я все должна знать, вы скрываете от меня, как от посторонней. Увы, друг мой, вам ведь случалось поверять мне столько важных секретов, и ни разу вы ни от кого не могли услышать, что я их не сохранила. Вы столько раз испытывали меня и могли увидеть, что у меня нет других желаний, кроме ваших. И вы не можете сомневаться, что я и вы – одно. И если вы поклялись никому не выдавать тайны этого дворянина, то, рассказав ее мне, вы не нарушаете своей клятвы, ибо я – то же, что и вы, и не могу быть ничем иным. Вы – в моем сердце, в моих объятиях, во чреве моем ваше дитя, – и что же, вы не хотите доверить мне ваших чувств, как я доверила вам свои! И на всю мою преданность и верность вам вы отвечаете мне суровостью и жестокостью. И это заставляет меня сто раз на день хотеть смерти: я хочу избавить ребенка от такого отца, а себя – от такого мужа. И я надеюсь, что это свершится скоро, ибо неверного слугу вы, оказывается, могли предпочесть такой женщине, как я, и ради него принести в жертву мать вашего дитяти, которому теперь суждено погибнуть, ибо носящая его во чреве не в силах узнать от вас то, что ей важнее всего на свете.
И с этими словами она обняла и поцеловала мужа, оросив лицо его слезами, и так горестно стенала и рыдала, что, охваченный тревогою, герцог, боясь, что может потерять и жену и ребенка, решил открыть ей всю правду, – предупредив, однако, что, если только она кому-нибудь об этом расскажет, он своими руками ее убьет. И она обещала ему молчать. И тогда несчастный муж поддался обману и поведал ей все, что видел, с начала и до конца. Жена его притворилась, что довольна тем, что услышала, но обуревавшие ее чувства были совсем иными. Однако из страха перед герцогом она постаралась их скрыть. Однажды на большом празднестве при дворе герцога, куда собрались все знатные дамы из окрестных владений и где, в числе прочих, была и его племянница, после ужина начались танцы, и каждый веселился как мог. Но герцогине, которая видела, как красива и обольстительна племянница ее, госпожа дю Вержье, было не до веселья, и внутри у нее кипело. Созвав всех дам и усадив их вокруг себя, она завела речь о любви и, заметив, что госпожа дю Вержье не принимает участия в общем разговоре, сказала ей, едва сдерживая обуявшую ее ревность:
– Как же это так, любезная племянница, – может ли быть, чтобы при вашей красоте у вас не было ни друга, ни кавалера?
– Ваша светлость, – ответила госпожа дю Вержье, – красота эта для меня ничего не значит, ибо после кончины моего супруга мне не нужны никакие друзья, кроме моих детей, в которых вся моя радость.
– Любезная племянница, любезная племянница, – продолжала герцогиня с нескрываемой ненавистью, – нет такой тайной любви, которая бы не стала явной, и сколько ни дрессируй маленькую собачку, все равно рано или поздно все услышат, как она лает.
Можете себе представить, благородные дамы, в каком смятении и горе была бедная госпожа дю Вержье, узнав, что тайну ее, которую она столько лет так бережно хранила от всех, разгласили и теперь ей не уйти от позора. Она нестерпимо страдала оттого, что потеряла честь, которую так заботливо берегла, но мучительнее всего для нее была мысль, что ее возлюбленный нарушил данную ей клятву, – она так была уверена, что этого никогда не случится; значит, он полюбил другую, и та красивее, чем она, ибо ничто, кроме силы любви, не может заставить человека, позабыв обо всем, настежь распахнуть душу.
Госпожа дю Вержье так умела владеть собой, что не выказала ничем своего смущения и, весело смеясь, ответила герцогине, что языку собак она не училась. Но как ни искусно она притворялась, сердце ее ныло от горя. Она встала и, пройдя покоями герцогини, удалилась в гардеробную, и это заметил герцог, расхаживавший в это время взад и вперед по залам. Когда несчастная увидела, что она одна, она без сил повалилась на кровать. Придворная дама, прикорнувшая в это время в уголке возле кровати, услышав шум, вскочила и сквозь полог увидела госпожу дю Вержье, но не посмела ей ничего сказать. И, сидя совсем тихо, принялась внимательно слушать, о чем бедная госпожа дю Вержье говорит с собой, думая, очевидно, что, кроме нее, в комнате никого нет. Едва живая от мук, та стала сетовать на свою горькую долю.
