Лукиан Самосатский. Сочинения - Лукиан "Λουκιανὸς Σαμοσατεύς"

36. Одному оратору, выступавшему с никуда не годными речами, Демонакт советовал упражняться и работать над собой. Тот ответил: "Но я всегда говорю перед самим собой". "Ну, тогда понятно, — сказал Демонакт, — что ты так говоришь, если у тебя глупый слушатель".

37. Встретив однажды прорицателя, который за плату всенародно давал свои предсказания, Демонакт заметил: "Не понимаю, за что ты требуешь плату? Если ты делаешь это как имеющий власть изменить то, что выпряли пряхи, — значит, ты мало просишь, сколько бы ты ни просил; а если все свершится так, как богу угодно, — в чем же тогда сила твоих предсказаний?"

38. Один пожилой и дородный римлянин пригласил Демонакта посмотреть, как он в полном вооружении упражняется в воинском искусстве, сражаясь с деревянным столбом, и потом спросил: "Ну, каково, по-твоему, я бился, Демонакт?" На что Демонакт ответил: "Прекрасно! Только противник попался бы тебе дубовый".

39. И на всякие сбивающие с толку вопросы у Демонакта всегда был готов очень меткий ответ. Так, например, кто-то спросил его ради смеха: "Если сжечь тысячу мин дерева, Демонакт, сколько мин дыму получится?" — "Взвесь золу, — отвечал Демонакт, — весь остаток придется на дым".

40. Некто Полибий, человек совершенно невежественный и плохо говоривший по-гречески, сказал однажды: "Император меня римским гражданством почтил". "Лучше бы он тебя не римлянином, а греком сделал", — сказал Демонакт.

41. Заметив, что один из носящих тогу, отороченную пурпуром, очень чванится шириной пурпурной полосы, Демонакт нагнулся к его уху, взял за одежду и, показывая на нее, сказал: "А ведь эту шерсть до тебя баран носил, да так бараном и остался".

42. Однажды в бане Демонакт медлил и не входил в воду, которая была еще настоящим кипятком, и кто-то попрекнул его малодушием. "Скажи, пожалуйста, — спросил Демонакт, — на благо отечеству, что ли, я должен влезть туда?"

43. На чей-то вопрос: "Как ты представляешь себе пребывание в Аиде?" — Демонакт ответил: "Подожди. Я тебе оттуда напишу".

44. Один дрянной поэт, Адмет по имени, рассказывал, что сочинил надгробную надпись, всего один стих, и в завещании своем делает распоряжение вырезать эту эпиграмму на его плите. Впрочем, вон он, этот стих:

Демонакт рассмеялся и сказал: "Так хороша, Адмет, твоя надпись, что мне хотелось бы видеть ее уже высеченной".

45. Некто, заметив по ногам Демонакта вполне естественные признаки старости, спросил: "Это что же такое, Демонакт?" Философ с улыбкой ответил: "Это? Зубы Харона".

46. Увидев, как некий спартанец наказывал плетью своего раба, Демонакт воскликнул: "Перестань! Не доказывай равноправия раба с самим собой".

47. Женщина, по имени Даная, судилась со своим братом. "Судись, — сказал Демонакт, — ведь ты не та Даная, дочь Несудимого — Акризия".

48. Больше всего Демонакт склонен был выступать против людей, философствующих не во имя истины, а лишь напоказ. Так, встретил он однажды киника, в плаще, с сумой и с так называемым «гипероном», то есть огромной дубиной в руках вместо посоха. Надрываясь от крика, киник величал себя ревнителем Антисфена, Кратета и Диогена. "Не лги, — сказал ему Демонакт. — В действительности ты ученик Гиперида — дубины".

49. Заметив, что многие атлеты во время схватки поступают нечестно и, вопреки правилам состязания, не борются, а кусаются, Демонакт сказал: "Не без оснований, значит, поклонники атлетов величают их "львами"".

50. Тонкое, но вместе с тем и язвительное слово было сказано Демонактом проконсулу. Последний принадлежал к числу щеголей, выдергивающих со смолой волосы на ногах и на всем теле. И вот один киник, взойдя на камень, с которого говорили ораторы, поставил как раз это самое в вину проконсулу и явно намекал на известное распутство. Тогда рассерженный проконсул велел стащить киника с камня и собирался или палками забить его до смерти, или хотя бы изгнанием наказать. Но как раз случился при этом Демонакт и выпросил для провинившегося прощение, говоря, что дерзость его объясняется той свободой языка, которая у киников по наследству передается из поколения в поколение. Проконсул сказал: "Хорошо. Сейчас я отпускаю его, ради тебя. Но если он опять отважится учинить нечто подобное, какого наказания он будет достоин?" Демонакт ответил: "Вели тогда осмолить его и вырвать все волосы".

51. Другой раз человек, которому император доверил начальство над легионами и управление огромной областью, спросил Демонакта, как ему наилучшим образом исполнить обязанности управителя. "Будь безгневен, — ответил философ, — поменьше болтай и побольше слушай".

52. Кто-то спросил Демонакта: неужели он тоже кушает медовые лепешки? "А ты что же думаешь, — спросил Демонакт, — пчелы только для одних дураков лепят свои соты?"

53. В "Расписанном портике" Демонакт увидел статую с отбитой рукой. "Поздновато, — сказал он, — афиняне почтили медным изваянием Кинегира".

54. Заметив, что хромоногий Руфин Кипрский, из школы перипатетиков — прогуливающихся философов, очень уж много времени уделял философическим прогулкам, Демонакт сказал: "Можно ли найти что-нибудь бесстыднее, чем это перипатетическое ковылянье".

55. Эпиктет однажды стал укорять Демонакта, советуя жениться и детей иметь, так как истинному философу приличествует-де оставить природе взамен себя другого человека. Демонакт большой колкостью ответил холостому обличителю: "Хорошо, Эпиктет! Выдай за меня одну из своих дочерей".

56. Заслуживает упоминания и слово, брошенное Демонактом Термину, последователю Аристотеля. Демонакт знал его за отвратительного человека, совершающего тысячи всяких мерзостей, однако Аристотель и его десять положений не сходили у него с языка. "Ты, Гермин, — сказал Демонакт, — поистине достоин десяти положений о категориях".

57. Когда афиняне, не желая отставать от коринфян, задумали ввести у себя бои гладиаторов, Демонакт выступил перед ними и сказал: "Прежде чем выносить такое постановление, граждане афинские, разрушьте алтарь Сострадания".58. Однажды, при посещении Демонактом Олимпии, элейцы постановили почтить его медной статуей. "Отнюдь не делайте этого, граждане элейские, — возразил Демонакт, — да не подумают люди, будто вы предков ваших укоряете за то, что ни Сократу, ни Диогену они не воздвигли статуй.

59. Слышал я и разговор Демонакта с одним законоведом. Демонакт выразил опасение, не бесполезно ли вообще писать законы — одинаково для дурных ли или для честных людей: ибо одни не нуждаются в законах, а другие от них ничуть не станут лучше.

60. Из гомеровских поэм Демонакт особенно помнил один стих:

61. Демонакт с похвалой отзывался о Терсите, считая его своего рода киником и народным оратором.

62. Однажды Демонакту задали вопрос: кто из философов ему наиболее любезен?

"Все они достойны уважения, — ответил Демонакт, — но я благоговею перед Сократом, восхищаюсь Диогеном и люблю Аристиппа".

63. Прожил Демонакт почти до ста лет, без болезней, без печалей, никому не досадив, никого ни о чем не просив, помогая друзьям и за всю жизнь не нажив себе ни одного врага. И такую любовь питали к нему и сами афиняне, и вся Эллада, что при его появлении власти поднимались со своих мест, и водворялось всеобщее безмолвие. Под конец жизни, уже глубоким стариком, Демонакт заходил без зова в первый попавшийся дом, обедал там, ночевал, и все живущие видели в этом событии как бы явление одного из бессмертных и считали, что некое благое божество посетило их жилище. Когда Демонакт проходил мимо, продавщицы хлебов наперебой приглашали его, и каждая добивалась, чтобы он у нее взял хлеб, и та, которой удавалось вручить свой хлеб Демонакту, за счастье это для себя почитала. Даже дети приносили ему плоды, величая отцом.