Лукиан - Лукиан Самосатский. Сочинения
18. Было признано, что я говорю правильно, и с одобрения обоих моих приятелей мы вышли из храма. Я был весел, и никакие заботы меня не мучили, они же имели вид сосредоточенный и переворачивали на разные лады предмет спора, как будто предстояло состязание в том, кому занять первое место в торжественном шествии в Платеях. Мы скоро нашли местечко, где ветви, тесно сплетаясь, бросали густую тень и можно было отдохнуть от летнего зноя. "Вот приятное место, — сказал я. — И цикады звонко распевают в листве над головой". Затем я уселся посредине, приняв подобающий судейский вид, и сама неподкупная Гелиея пребывала в моих насупленных бровях. Я бросил жребий, чтобы решить, кому говорить раньше, и когда Хариклу досталась первая очередь, я приказал ему немедля начать речь.
19. Харикл провел рукой по лицу, чтобы успокоиться, и, немного помедлив, начал приблизительно так:
"Тебя, Афродита, владычица, говоря в защиту твою, тебя в помощницы себе, молясь, призываю. Каждому делу легко стать совершеннейшим, если на него ты хоть немного прольешь от своей обворожительной силы; слова же любовные особенно нуждаются в твоей щедрости, ибо ты их наизаконнейщая мать. Явись же женщинам ты, богиня-заступница, как женщина, а мужчинам же даруй, да пребудут тем, чем породила их природа, — мужчинами! А я в самом начале своего слова призываю праматерь и первокорень всякого рождения в свидетели всего того, что я почитаю за истину, — разумею божественную природу всех вещей, которая, утвердив первостихии мироздания — землю, эфир, огонь и воду, — из взаимного их друг с другом смешения вызвала к жизни все, что живет и дышит. Но, ведая, что мы сотворены из вещества преходящего и что краткое время каждому для жизни отмерено, она уничтожение одного существа для другого рождением хитроумно соделала. Умирающее она рождающимся уравновесила, так что, одни другим наследуя, мы жили во все времена. Но, поскольку безвыходной трудностью представлялось, чтобы из единого порождалось нечто, природа устроила двойную природу всякого существа, одарив мужскую половину способностью разбрасывать семена жизни, а женскую как бы некоим вместилищем рождений сделавши. Одновременно она подмешала каждому телу одинаковую жажду к сопряженью друг с другом, начертив святой и непреложный закон, чтобы каждому пребывать верным своему естественному назначению и женскому началу не проявлять противоестественных мужских склонностей и мужскому женских. Вот почему общение мужей и жен доселе сохраняет жизнь рода человеческого, силу бессмертного наследования в рождениях, но ни один мужчина не похвалится тем, что он порожден мужчиной. И два имени, внушающие благоговение, мы продолжаем чтить всячески, равно преклоняясь перед отцом и матерью.
20. Итак, вначале человек, в мыслях равнявший себя с героями и чтивший соседку богов — добродетель, повиновался законам, установленным природой. Согласно этому мужчины, соразмерно летам каждого, сочетаясь с женщинами, становились отцами благородных детей. Немного позже время заставило спуститься людей с благородных высот в бездонные пропасти сладострастия и принудило их прокладывать чуждые и необычайные пути наслаждений. Тогда-то возникшая похотливость, дерзающая на все, преступила законы самой природы. Кто был тот, чьи глаза впервые посмотрели на мужчину как на женщину? Одно из двух: или совершивший насилие власть имущий, или подло обольстивший другого! Сошлась на одном ложе одна и та же природа: видя друг в друге самого себя, ни один не думал стыдиться того, что делал, и того, что позволял с собой делать. На бесплодный камень, как говорится, бросая семена, они за малую радость приобрели великое бесчестие.
21. Между тем дерзость, проявляющаяся в жизни насильников, дошла до того, что железом даже самую природу у человека святотатственно похитила: в опустошении мужской мужественности было найдено средство растянуть наслаждение за пределы, для него отмеренные. Жалкие и несчастные, они, вместо того чтобы подольше оставаться мальчиками, перестают быть мужчинами, — двусмысленная загадка двойственной природы, — потерянные для того дела, для которого порождены на свет, и не ставшие тем, во что превратились: в юности их замедленный расцвет иссушает преждевременная старость. Причисленные к юношам, несчастные в то же время оказываются уже стариками, не пройдя сквозь промежуточную пору зрелости. Так нечистая похотливость, всех пороков наставница, придумывая одну за другой бесстыдные утехи, доводя их до недуга, о котором и сказать прилично невозможно, заставляет скользить несчастных все ниже и ниже, чтобы не остался неизведанным ни один вид распутства.
22. А если бы каждый из нас непоколебимо стоял на том, что самой природой предусмотрительно для нас положено, мы довольствовались бы союзом с женщиной, и наша жизнь была бы чиста от всякого срама. За животных мы спокойны: они не могут никакого переворота внести в природу, следуя порочным склонностям, и естественное уложение соблюдается средь них безукоризненно: лев не выходит из себя от страсти ко льву, но, когда пора приходит, Афродита вызывает в нем влеченье к самке; бык, стадоводитель, покрывает коров, а баран наполняет всю отару плодотворящим семенем. Да только ли они? Разве кабаны не настигают в логове свиней? Разве волки не соединяются с волчицами? Сказать короче: ни птицы, свистом оглашающие воздух, ни существа, которым выпал влажный подводный жребий, ни одно из животных на земле не домогается общенья самца с самцом и пребывают недвижимыми законы божественного провидения. А вы, кого напрасно превозносят за разум, вы, поистине дрянная порода животных — люди, скажите: в силу какой неслыханной болезни нарушив законы природы, вы вызываете друг против друга униженья? Что за бесчувственная слепота души обтекает вас и заставляет бить дважды мимо цели: убегая от того, что надлежит преследовать, преследуя то, от чего должно убегать? И если все люди изберут вас предметом подражания, на земле не останется больше людей.
23. Вот тут-то и распускается этот удивительный цветок ученья сократовцев, которое морочит слух молодежи, совсем еще неопытной в рассуждениях, а тех, кто уже достиг вершин разумения, провести не в силах: последователи Сократа духовную влюбленность изобрели и, стыдясь любить красоту тела, добродетель именуют своей возлюбленной. Всякий раз, когда я слышу это, смех разбирает меня! Что с вами сталось, достопочтенные философы? Почему людей, долгой жизнью испытанных и вполне себя показавших, людей, добродетель которых засвидетельствована пристойной сединой и старостью, — вы пренебрежительно от себя отсылаете, а вся ваша мудрая влюбленность стремит свой полет к юности, хотя она еще и разобраться не может в предлагаемых ей рассуждениях, не зная, на чью сторону ей стать? Или существует такой закон, чтобы все некрасивое осуждать как порочное и, не задумываясь, провозглашать добром всякую красоту? Но разве Гомер, высокий пророк истины, не говорил:
Мужу иному случается с виду быть неказистым,Но увенчал его бог красотою слова, и людямВ радость — глядеть на него и слушать спокойные речиС тихим почтеньем. В собраньи — он между всеми отличен.И, проходя по улицам города, кажется богом.И в другом месте поэт говорит:Мысли твои, поистине, были с видом не схожи.
И, невзирая на красоту Нирея, мудрый Одиссей заслуживает большей похвалы.
24. Как же это так? При виде мудрости, справедливости и прочих высоких качеств, которым судьба определила быть уделом взрослых мужей, любовный трепет не пробегает в вас, а красота подростка пробуждает наиострейшие порывы страсти! О, конечно, Платону очень стоило любить Федра за Лизия, которого он предал! И любовь к Алкивиаду, понятно, была вызвана его душевными достоинствами: Алкивиад разбивал изображения богов и в пьяной болтовне расплясывал святые тайны Элевсина! Кто б согласился признаться в любви к Алкивиаду, когда он предавал Афины, когда осадной стеной окружалась Декелея, когда он воочию, всем поведеньем своим, стремился к тирании? Нет, до тех пор, пока, по учению божественного Платона, Алкивиад не преисполнился брадатостью, он был для всех желанным; но, когда свершился переход из юности в мужчину и в этом возрасте ум Алкивиада, дотоле несовершенный, приобрел всю силу разума, — он всем стал ненавистен. Так в чем же дело? Да в том, что эти люди на позорных страстях стыдливо надписывают другие названия и добродетелью души величают красоту тела; философы — скорее младолюбы, чем мудролюбы. Чтобы не показалось, будто я с недоброжелательством отношусь к памяти замечательных людей, ограничусь сказанным.
25. Теперь от этих чрезвычайно важных вопросов я несколько спущусь к рассмотрению излюбленного тобой, Калликратид, рода наслаждения и покажу, что использование женщины значительно приятнее мальчика. Итак, прежде всего я полагаю всякую утеху тем приятнее, чем она длительней: слишком быстрое наслаждение отлетает прочь раньше, чем удастся его распознать, удовольствие же замедленное становится сильнее. О, если бы сроки жизни нам выпряла длинней скупая Мойра и если бы мы могли непрерывно наслаждаться всей полнотой здоровья и никакое огорчение не омрачало состояния нашей души, — тогда б все время мы справляли праздник и продолжалось одно сплошное торжество! Но так как завистливое божество отказало нам в больших для человека благах, то из тех, что даны, всего приятней нам длительные радости. И вот женщина с девичества и вплоть до средних лет, пока не расположатся на лице ее последние морщины старости, являет собой предмет, достойный любовных объятий, и позднее, когда минет пора расцвета, женский опыт "сказать сумеет юнцов умнее".
