Фукидид - История
1 Ср. VI 90,3.
67. Совершенно иначе дело обстоит у нас. Наша прежняя решимость, которая позволила нам, еще неопытным, отважиться на борьбу, возросла с тех пор, как мы увидели себя могущественными, победив могущественного врага, и теперь мы вдвойне рассчитываем на победу. А великие надежды в большинстве случаев внушают также и великое усердие в свершениях. Что же касается их попытки ответными мероприятиями противодействовать нашим боевым приспособлениям и способам сражения, то это не принесет им пользы: мы хорошо знакомы с такими приспособлениями, и они не представят для нас ничего неожиданного. Однако у афинян вопреки обыкновению много гоплитов на палубах и много метателей дротиков из акарнанов и других, так сказать, сухопутных моряков, которые не сумеют даже метать свои дротики сидя1. Как же они смогут уберечь свои корабли от опасностей перегрузки и как избегнут замешательства, сражаясь все непривычным для себя способом? Численный перевес кораблей не поможет им, хотя кое-кого из вас и страшит это превосходство неприятелей: ведь на узком пространстве большое число кораблей менее способно маневрировать. Мы же благодаря приспособлениям на наших кораблях тем легче сможем нанести вред неприятелю. Узнайте наконец истинную причину, по которой мы должны победить (которая нам известна по самым достоверным сообщениям). Под тяжестью многих бедствий в настоящем безвыходном положении афиняне доведены до отчаянного решения: рассчитывая больше на случайность, чем на свою боевую готовность, они намерены либо прорваться со своим флотом силой, либо отступить по суше. Ведь они знают, что, по крайней мере, хуже, чем теперь, им не будет.
1 А не стоя на борту корабля.
68. Итак, яростно бросимся в атаку на наших заклятых врагов, повергнутых уже в смятение и преданных нам самой судьбой! Вспомним, что у людей есть полное право отомстить врагам и утолить свою жажду мести обидчикам. И это мщение — самое сладкое, согласно поговорке — мы вскоре осуществим. А то, что афиняне — наши злейшие враги, вы все знаете. Они пришли сюда, чтобы поработить нас, и, если бы это им удалось, они обрекли бы мужей на самую горестную участь, жен и детей — на самую постыдную, а на весь наш город наложили бы позорное клеймо рабства. Поэтому никто не должен проявлять снисхождения к врагу или, считая это выгодным для себя, позволить ему безнаказанно уйти. Ведь враги после победы сделали бы то же самое и с нами. Напротив, если мы, как этого с уверенностью можно ожидать, добьемся нашей цели покарать афинян и поможем всей Сицилии сохранить свободу, которой она наслаждалась и раньше, то сколь славной будет награда за победу! Ведь весьма редко выпадает жребий, когда люди, идя навстречу опасности, в случае неудачи несут незначительные потери, а успех приносит им величайшие выгоды».
69. После такого увещания, обращенного к воинам, сира-кузские военачальники и Гилипп, видя, что афиняне производят посадку, в свою очередь, немедленно посадили своих людей на корабли. В этот момент, когда эскадра была уже почти готова выйти в море, Никий, осознав близость великой опасности, потерял голову: ему казалось, как это бывает с людьми в критических положениях, что у афинян не все еще готово и то, что следовало бы сказать людям, еще не досказано. Он вызвал снова всех триерархов кораблей и обратился к каждому в отдельности, называя по имени и отчеству, с упоминанием его филы. Напоминая каждому, кто уже ранее чем-то отличился, о его прежних заслугах, Никий увещевал его и на этот раз не изменить своей славе, а тех, кто имел знатных предков, — не посрамить отеческой доблести. Он убеждал их также вспомнить об отечестве, где люди наслаждаются свободой и где каждому дана возможность устроить свою частную жизнь независимо. Говорил он и о многом другом, что обычно говорят в подобном положении, не беспокоясь о том, что его слова — о женах и детях и об отеческих богах — покажутся общеизвестными фразами, какие людям в таких случаях назойливо повторяют, считая их полезными в момент замешательства. Высказав воинам все, что считал самым необходимым (хотя и недостаточным), Никий двинулся с сухопутным войском к побережью, растянув свою боевую линию как можно больше, чтобы этим поддержать дух своих людей на кораблях. Демосфен же, Менандр и Евфидем (которые вступили в командование эскадрой)1 покинули лагерную стоянку и немедленно поплыли к заграждению гавани2 и к оставленному проходу с намерением прорваться силой.
1 Ср. VII16,1.
2 VII59,3.
70. Сиракузяне и их союзники вышли в бой приблизительно с таким же количеством кораблей, как и прежде. Они расставили часть своих кораблей на страже у выхода из гавани, а часть кругом всей остальной гавани, чтобы напасть на афинян со всех сторон. Одновременно пехота сиракузян заняла позиции для поддержки своих кораблей в тех местах, где эти корабли могли пристать. Во главе сиракузского флота стояли Сикан и Агафарх, причем каждый командовал одним из флангов всей эскадры. Пифен1 же и коринфяне занимали центр. Приблизившись к заграждению, афиняне пытались первым натиском опрокинуть поставленные поперек прохода корабли и разбить цепи заграждения. Тогда сиракузяне и союзники со всех сторон напали на афинян, и завязалась еще более жестокая чем прежде битва, и не только у заграждения, но и во всей гавани. Велико было с обеих сторон рвение гребцов при каждом приказе нанести удар неприятельскому кораблю. Велико было также соревнование кормчих в искусстве маневрирования и обоюдное соперничество. И корабельные воины при столкновении кораблей также всячески старались в борьбе с палубы показать, что они никому не уступают в своем искусстве, и каждый отдельный воин на своем посту спешил превзойти всех остальных. Никогда еще не сражалось на столь узком пространстве такое множество кораблей, как здесь: ведь с обеих сторон насчитывалось около двухсот кораблей. Так как в суматохе битвы невозможно было грести назад или подплывать на веслах к неприятелю, то принятый способ нападения2 на неприятельские корабли приходилось применять лишь изредка. Чаще происходили случайные столкновения, когда один корабль, убегая от преследования, наталкивался на другой или, нападая, сталкивался с третьим. Пока один корабль шел на сближение с другим, стрелки на палубе вражеского судна осыпали его градом дротиков, стрел и камней; когда же корабли подплывали борт о борт, воины на палубе бросались в рукопашную схватку, стараясь взойти на вражеское судно. В иных местах вследствие тесноты случалось, что один корабль, намереваясь напасть на другой, сам подвергался нападению третьего корабля или же два и даже больше кораблей непреднамеренно сцеплялись с одним. Кормчим приходилось тогда думать одновременно и о защите, и о ловком маневре для нападения, и это происходило не в отдельных пунктах, а сразу со всех сторон. Страшный треск и шум от столкновения множества судов ошеломлял, заглушая команду келевстов3. С обеих сторон раздавались громкие призывные крики келевстов, как этого требовала их должность и собственное рвение в момент сражения. Так, афинянам келевсты кричали, что необходимо силой прорваться сквозь заграждения и ради благополучного возвращения на родину теперь или никогда ревностно взяться за дело. Сиракузянам же и их союзникам они указывали, что дело чести для них не позволить афинянам ускользнуть и победой приумножить славу своего города. Кроме того, и стратеги обеих сторон, заметив, что какой-нибудь корабль без необходимости плывет кормой назад, обращались к триерарху по имени и спрашивали: афиняне — не потому ли они плывут назад, что земля их злейших врагов им дружественнее, чем море, где они уже с давних времен тяжкими трудами обрели господство; сиракузяне же, обращаясь к своим, задавали вопрос: неужели они, прекрасно зная, что афиняне во что бы то ни стало стараются убежать, теперь сами обращаются в бегство от них, бегущих.
1 Ср. VI104,1; VII 25,1; 52,2.
2 Т. е. протаранивание неприятельских кораблей носовой частью.
3 Келевсты — начальники команды гребцов.
71. Пока результаты морской битвы оставались неопределенными, сухопутное войско обеих сторон в смятении и с напряженным вниманием следило с берега за ее ходом. Местное войско сиракузян жаждало решительной победы, а пришельцы-афиняне опасались оказаться в еще худшем положении, чем теперь. Все свои надежды афиняне возлагали на корабли, и потому их страх за будущее был неописуем. В силу неодинакового хода морской битвы на отдельных ее участках, картина битвы, открывшаяся зрителям, выглядела по-разному1. Так как ее можно было наблюдать лишь с близкого расстояния и поле зрения было ограничено, то не у всех афинян перед глазами был одновременно один и тот же пункт: одни, видя где-нибудь успех своих, приободрялись и взывали к богам с мольбой о спасении и впредь; другие же, заметив где-нибудь неудачу, испускали скорбные вопли, и зрелище происходящей борьбы удручало их больше, чем самих бойцов действительность. Третьи, наконец, обращали свои взоры туда, где на протяжении долгой борьбы положение оставалось неопределенным. Объятые страхом зрители переживали мучительное состояние, и их душевная тревога отражалась в непроизвольных телодвижениях: спасение и поражение для них чередовались с минуты на минуту. И поэтому в войске афинян, пока морское сражение шло без решающего перевеса на той или другой стороне, сливались вместе крики ликования победителей и вопли побежденных, и самые разнообразные возгласы, которые в час грозной опасности постоянно раздаются в большом войске. Почти то же происходило у афинян и на море, пока наконец сиракузяне и их союзники после долгой борьбы решительным натиском не одолели афинян и с громкими криками, ободряя друг друга, не бросились преследовать их до берега. Тогда афинские моряки, кто на море еще не попал в руки врагов, устремились кто куда к берегу искать спасения в лагере. Войско же на берегу теперь уже без различия в едином порыве с громкими воплями и стенанием предавалось отчаянию. Одни спешили на помощь кораблям, другие бросались к еще не занятой врагом части укреплений. Третьи — и таких было большинство — думали только о том, как бы им спастись самим. Никогда еще прежде афинян не постигал такой удар, как на этот раз. Здесь афиняне находились в таком же положении, какое они сами создали лакедемонянам в Пилосе. Ведь там после уничтожения их кораблей лакедемоняне потеряли также и высаженный на острове отряд2, и теперь у афинян не было больше никакой надежды спастись по суше, если не произойдет что-либо неожиданное.
