Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту - Цицерон Марк Туллий
7. Теперь, чтобы перейти к частным делам, троянка201 сдержала обещания. Ты же выполни то, что взял на себя. Брат Квинт, купивший за 725 000 сестерциев остальные три четверти здания Аргилета202, старается продать тускульскую усадьбу, чтобы купить, если сможет, дом Пацилиев. Я помирился с Лукцеем203. Вижу, что он очень уж жаждет занять должность. Я окажу содействие. Извещай меня самым подробным образом о том, что ты делаешь, где ты, в каком положении твои дела. Февральские иды.
XXI. Титу Помпонию Аттику, в Эпир
[Att., I, 15]
Рим, 15 марта 61 г.
1. Ты слыхал, что Азия досталась по жребию моему любимейшему брату Квинту204. Не сомневаюсь, что слухи об этом дошли до тебя быстрее, чем письмо от кого-либо из нас. Теперь, так как мы всегда были очень жадны к славе и более, чем кто-либо другой, являемся и считаемся филэллинами и ради государства навлекли на себя ненависть и вражду многих, то
Все ты искусство ратное вспомни205
и постарайся о том, чтобы все хвалили и любили нас.
2. Я напишу тебе об этом более подробно в том письме, которое передам самому Квинту. Ты же извести меня, пожалуйста, о том, что ты выполнил из моих поручений, а также из твоих дел. Ведь после твоего отъезда из Брундисия мне не доставили от тебя ни одного письма. Я очень хочу знать, что ты делаешь. Мартовские иды.
XXII. Титу Помпонию Аттику, в Эпир
[Att., I, 16]
Рим, конец июня или июль 61 г.
1. Ты спрашиваешь у меня, как случилось, что судебное решение так не совпало с всеобщим ожиданием, и одновременно хочешь знать, почему я сражался слабее обычного. Отвечу тебе, начав с конца по обычаю Гомера206. До тех пор, пока я должен был защищать суждение сената207, я сражался так яростно и крепко, что вызвал крики одобрения и огромное стечение народа и услыхал величайшую похвалу. Итак, если я когда-либо казался тебе обладающим гражданским мужеством, то ты, конечно, восхищался бы мной в этом деле. Когда же тот208 обратился к народным сходкам и стал там упоминать мое имя для того, чтобы вызвать ненависть, бессмертные боги! какие битвы и побоища я дал, какой произвел натиск на Писона, Куриона и весь тот отряд, как преследовал малодушие стариков и развращенность молодежи209! Часто (пусть боги так помогают мне!) я желал твоего присутствия не только ради твоих советов, но и для того, чтобы ты видел достойные удивления битвы.
2. Но после того как Гортенсий210 придумал, чтобы народный трибун Фуфий предложил закон о кощунстве, отличавшийся от предложения консулов только способом назначения судей211 (вся суть была в этом), и сражался за то, чтобы это осуществилось, так как он убедил и себя и других в том, что обвиняемый не сможет ни при каких судьях ускользнуть, я свернул паруса, видя нищету212 судей, и как свидетель сказал только то, что было настолько известно и засвидетельствовано, что я не мог умолчать об этом213. Поэтому, если ты спрашиваешь о причине оправдания (возвращаюсь к началу), то это бедность и подлость судей. А тому, что так случилось, причиной предложение Гортенсия: боясь, что Фуфий наложит запрет на закон, предложенный на основании постановления сената, он не понял, что лучше было бы оставить того человека214 под подозрением и в траурных одеждах215, нежели предать нестойкому суду. Движимый ненавистью, он поспешил довести дело до суда, говоря, что тот9 будет зарезан даже свинцовым мечом.
3. А если ты спросишь, каков был суд, то скажу, что с невероятным исходом, так что теперь, после окончания его (я с самого начала), другие порицают замысел Гортенсия. Ибо когда под громкие крики был произведен отвод свидетелей, когда обвинитель216, словно добросовестный цензор, отстранил недостойнейших людей, а подсудимый, точно покладистый хозяин гладиаторов217, стал отделять всех самых честных, как только судьи заняли свои места, честные граждане сильно встревожились. Ведь более постыдного сборища не было никогда даже при игре в кости: запятнанные сенаторы, обнищавшие всадники, трибуны казначейства, как их называют, не выплачивающие деньги, а скорее принимающие их218. Однако среди них были и немногие честные граждане, которых тот9 не мог обратить в бегство при отводе. Они сидели сокрушенные и печальные среди так непохожих на них людей и тяжко страдали от соприкосновения с подлостью.
4. При этом, как только каждый вопрос передавался для заслушивания на основании первых заявлений, проявлялась невероятная строгость при полном единомыслии. Подсудимый не достиг ничего, обвинитель получал больше, чем требовал. Гортенсий (что еще нужно?) торжествовал, что он предусмотрел столь многое; не было никого, кто бы считал того подсудимым, а не тысячу раз осужденным. Ты, я думаю, слыхал, что после моих свидетельских показаний судьи под выкрики сторонников Клодия сразу все встали со своих мест, обступили меня и показали Публию Клодию свои шеи, чтобы он поразил их вместо меня. Это показалось мне много более почетным, чем тот случай, когда твои сограждане не позволили Ксенократу219 дать клятву при его свидетельских показаниях, или случай, когда наши судьи отказались взглянуть на таблицы с записями Метелла Нумидийского220, которые по обычаю проносили перед присутствовавшими. Этот случай, говорю я, гораздо более почетен.
5. Итак, возгласами судей, в то время как они защитили меня, как спасение отечества, подсудимый был сражен, а вместе с ним пали духом и все его патроны. Ко мне же на другой день пришло такое же множество людей, какое провожало меня домой по окончании моего консульства. Достославные ареопагиты — кричать, что они не придут, если им не дадут охраны. Дело передается на обсуждение; не потребовал охраны только один голос. Вопрос переносится в сенат. С великой важностью и торжественностью выносится решение: воздается хвала судьям, даются указания должностным лицам. Никто не думал, что тот человек явится для ответа.
Ныне поведайте, музы... Как... упал... пламень..221
Тебе знаком тот лысый из наннеянцев222, тот мой поклонник; я уже писал тебе о его речи, в которой он воздавал мне честь. В течение двух дней, при помощи одного раба и этого человека из школы гладиаторов, он устроил все дело: позвал, посулил, похлопотал, дал. Более того (всеблагие боги! какое падение!), даже ночи определенных женщин223 и доступ к знатным юношам были в полной мере к услугам некоторых судей в виде прибавки к оплате. Итак, при полном отсутствии честных граждан, когда форум был заполнен рабами, двадцать пять судей все же были столь мужественны, что они, несмотря на крайнюю опасность, предпочитали даже погибнуть, нежели все погубить. Но на тридцать одного судью голод оказал большее действие, чем дурная слава. Катул224, увидев одного из них, спросил: «Почему вы требовали от нас охраны? Не из страха ли, что у вас отнимут деньги?».
