Публий Овидий Назон - Наука любви
Вместо этого вам — гулять под Помпеевой тенью
В дни, когда солнцем горит Девы небесной чело;
Не позабудьте взойти к лавроносному Фебову храму,
390 В память о том, как в зыбях сгинул египетский флот,
Или туда, где сестра, и жена, и зять полководца
В честь корабельных побед вывели строй колоннад[111];
У алтарей побывайте, где ладан дымится Исиде;
В трех театрах[112] места ждут вас на самом виду;
395 Теплая кровь пятнает песок ради вашего взгляда,
И огибает столбы бег раскаленных колес.
Кто неприметен — безвестен; а разве безвестное любят?
Много ли пользы в красе, если она не видна?
Можешь в лирной игре превзойти Амебея с Фамирой[113] —
400 Если не слышат тебя, пользы от этого нет.
Если б Венеру свою Апеллес[114] не выставил людям —
Всё бы скрывалась она в пенной морской глубине.
Мы, воспеватели тайн, к чему мы стремимся, поэты?
Слава, только она — наша заветная цель.
405 В давние дни о поэтах пеклись владыки и боги,
Песнями хоры гремя, много стяжали наград;
Было священно величье певцов, и было почтенно
Имя певцов, и к певцам грудой богатства текли.
Энний, рожденный в горах Калабрийских, нашел себе право
410 Рядом с тобой, Сципион, место в гробнице обресть[115].
Нынче не то: поэтический плющ нигде не в почете,
Праздностью люди зовут труд для ученых Камен.
Но и теперь забываем мы сон, труждаясь для славы!
Скрой «Илиаду» — и где вся твоя слава, Гомер?
415 Скрой Данаю от глаз, чтобы дряхлою стала старухой
В башне своей, и скажи, где вся ее красота?
Вам, красавицы, вам нужны многолюдные толпы,
Нужно чаще ходить там, где теснится народ!
К целому стаду овец идет за овцою волчица,
420 В целой стае птиц ищет добычи орел.
Так и свою вы должны красоту показывать всюду,
Чтобы из многих один вашим поклонником стал.
Всюду старайся бывать, где есть кому приглянуться,
Не позабудь ничего, чтобы пленительной быть.
425 Случай — великое дело: держи наготове приманку,
И на незримый крючок клюнет, где вовсе не ждешь.
Часто ловцы по лесам понапрасну с собаками рыщут —
Вдруг неожиданно сам в сети несется олень.
Разве могла Андромеда питать хоть какую надежду,
430 Что обольстится Персей видом заплаканных глаз?
Волосы в роспуск и слезы в глазах пленяют нередко —
Плача о муже, подчас нового мужа найдешь.
Но избегайте мужчин, что следят за своей красотою,
Тех, у которых в кудрях лег волосок к волоску!
435 Что они вам говорят, то другим говорили без счета:
Вечно изменчива в них и непоседлива страсть.
Как постоянными женщинам быть, если сами мужчины
Непостояннее их, сами к любовникам льнут?
Трудно поверить, но верьте. Когда бы поверила Троя
440 Речи Кассандры своей — Трое стоять бы вовек.
Есть и такие, которым любовь — лишь покров для обмана,
Чтобы на этом пути прибылей стыдных искать.
Даже если у них ароматами кудри сияют,
Даже если башмак тонким глядит язычком,
445 Даже если на них тончайшая тога, и даже
Если на пальцах у них перстень на перстень надет,—
Все равно, меж такими, быть может, и самый учтивый —
Вор, которого жжет страсть по плащу твоему.
«Это — мое!» — лишась своего, взывают девицы;
450 «Это — мое!» — в ответ грянет им рыночный гул.
Мирно, Венера, глядишь из-под крытого золотом храма
В сонме своих Аппиад ты на такие дела.
Много по Риму имен дурною запятнаны славой —
С кем поведешься, за тех будешь страдать и сама.
455 Пусть чужая беда в своей вам послужит уроком:
Не открывайте дверей мужу, в чьем сердце — обман!
Пусть клянется Тесей, не внимайте ему, кекропиды,—
Боги, свидетели клятв, к клятвам привыкли таким.
Ты, Демофонт, подражая отцу, позабыл о Филлиде —
460 Как же теперь, Демофонт, верить обетам твоим?
За обещанья мужчин обещаньями, жены, платите;
Ласкою — только за дар: вот ваш устав и закон.
Женщина может украсть святыни Исидина храма,
Может у Весты огонь на очаге угасить,
465 Может мужчине подать аконит с растертой цикутой,
Если, подарки приняв, может в любви отказать!
Ближе к делу зовет меня дух. Натяни свои вожжи,
Муза, не то на скаку кони тебя сокрушат!
Есть для того, чтоб нащупывать брод, восковые таблички:
470 Их для тебя передаст верной служанки рука.
Перечитай не раз и не два, по словам догадайся,
То ли притворна любовь, то ли от сердца она.
Прежде, чем дать свой ответ, помедли, однако недолго:
От промедленья любовь в любящем станет острей.
475 А отвечая юнцу, не спеши уступать, соглашаясь,
Но не спеши и давать сразу отказ наотрез.
Страх внуши и надежду внуши, и при каждой отсрочке
Пусть в нем надежда растет и убавляется страх.
Каждое слово твое пусть будет изящно без вычур —
480 Неизощренная речь больший имеет успех.
Часто бывало, робевшая страсть от письма оживала,—
Часто неловкий язык ловкой мешал красоте.
Так как, кроме того, и у вас, незамужние жены,
Часто бывает нужда строгий надзор обмануть,—
485 Пусть у вас будет для писем надежный слуга иль служанка —
Неискушенным рабам не доверяйте любовь!
Мне приходилось видать, как из страха, что выдадут слуги,
Долго-предолго несли женщины рабский удел.
Письма, залог любви, если их сохранит вероломный,
490 Могут грозить и разить, словно этнейский перун[116].
Так почему бы в ответ на обман не прибегнуть к обману,
Если дано от меча нам защищаться мечом?
Пусть навострится рука менять по желанию почерк
(Сгинуть бы тем, кто довел нас до советов таких!),
495 Пусть для ответа сперва расчистится воск на табличках,
Чтоб из-под вашей строки не было видно чужой;
А о любовнике надо писать, как о женщине пишут,
Чтобы казалось, что он — вовсе не он, а она.
Если от малых забот перейти к делам поважнее,
500 Если продолжить наш путь, круче раздув паруса,
То постарайтесь о том, чтоб смотрели приветливей лица —
Кротость людям к лицу, гнев подобает зверям.
В гневе вспухают уста, темной кровью вздуваются жилы,
Яростней взоры блестят огненных взоров Горгон.
505 Видя Паллада в воде лицо свое, дувшее в дудку[117],
«Прочь! — воскликнула.— Прочь! Слишком цена дорога!»
Точно так же и вы глядитесь-ка в зеркало в гневе,
И убедитесь, что вам в гневе себя не узнать.
Пагубно в женском лице и надменное высокомерье —
510 Скромно и нежно смотри, в этом — приманка любви.
Верьте моим словам: горделивая спесь раздражает,
Вечно молчащим лицом сея к себе неприязнь.
Взглядом на взгляд отвечай, улыбайся в ответ на улыбку,
Ежели кто-то кивнет — не поленись и кивнуть.
515 Это разминка Амура: на этом испробовав силы,
Он наконец с тетивы острую спустит стрелу.
Нехорошо и грустить. Оставим Текмессу Аянту[118] —
Нас, веселых юнцов, светлые лица влекут.
Ни, Андромаха, с тобой, ни с тобою, Текмесса, не мог бы
520 Я говорить о любви, выбрав в подруги тебя:
Знаю, что вы рожали детей,— но трудно поверить,
Будто с мужьями и вы ложе умели делить.
Разве могла погруженная в скорбь Текмесса Аянту
«Радость моя!» — лепетать и остальные слова?
525 Но почему бы не взять для сравненья дела поважнее?
Женщин не должен страшить военачальственный долг.
Долг этот в том, чтоб иным доверять отряды пехоты,
Этим — конную рать, этим — охрану знамен;
Точно так же и вы присмотритесь, к чему кто пригоден,
530 Каждому в нашей толпе место умейте найти.
Дорог подарком богач, советом — сведущий в праве,
Красноречивый — тебе будет полезен в суде;
Мы же, песен творцы, не сулим ничего, кроме песен,
Но и за песни свои все мы достойны любви.
535 Славу вашей красы мы разносим по целому свету:
Кинфия нами славна и Немесида славна,
И от восточных до западных стран гремит Ликорида,
И о Коринне моей люди пытают людей[119].
Мало того: святые певцы не знают коварства,—
540 Песни творят певцов по своему образцу;
Ни честолюбие нас не гнетет, ни жажда корысти —
Тайное ложе для нас площади людной милей.
Все мы рвемся к любви, всех жжет любовное пламя,
Все мы в страсти верны, даже чрезмерно верны;
545 В каждом природный дар умягчается нежной наукой,
