Фукидид - История
1 Они метали камни рукой.
2 Cp.VII57,3.
70. В рукопашной схватке обе стороны долгое время стойко держались. Между тем разразилась сильная гроза с ливнем. Непогода нагнала еще больше страху на неопытных воинов, впервые участвовавших в бою, тогда как бывалые воины объясняли бурю временем года и гораздо более были встревожены продолжающимся упорным сопротивлением врага. После того как аргосцы первыми отбросили левое крыло противника, а за ними и афиняне опрокинули его центр, боевая линия остального сиракузского войска уже была прорвана, и сиракузяне обратились в бегство. Афиняне, однако, не смогли далеко преследовать неприятеля, так как многочисленная и еще не побежденная сиракузская конница сдерживала преследователей. Сиракузские всадники, замечая выдвинувшихся из рядов афинских гоплитов, всякий раз бросались на них и теснили назад. Поэтому главные силы афинян продолжали преследовать врага сомкнутыми рядами лишь настолько, насколько это было безопасно. Затем они отступили и поставили трофей. Сиракузяне же собрались на Элорскую дорогу и, вновь построившись в боевой порядок, насколько это было возможно в настоящем положении после поражения, выслали сторожевой отряд занять святилище Зевса Олимпийского из опасения, что афиняне захватят находившиеся там сокровища. Остальное войско сиракузян возвратилось в город.
71. Афиняне, однако, не пошли к святилищу, но, подобрав тела своих павших, возложили на костер и провели ночь на поле битвы. На следующий день по договору о перемирии они выдали сиракузянам тела их павших воинов (на стороне сиракузян и их союзников пало около 260 человек) и собрали останки своих мертвецов (потери афинян и союзников составляли около 50 человек). Затем афиняне с доспехами убитых неприятелей отплыли назад в Катану. Стояла зима, и они не решались на дальнейшие военные операции, пока не вызовут из Афин конницу или не получат конных отрядов от местных союзников (ибо иначе они находились всецело под давлением вражеской конницы). Вместе с тем афиняне желали также собрать деньги в Сицилии и получить их из Афин и привлечь на свою сторону некоторые сицилийские города. Афиняне надеялись, что теперь, после победы, эти города скорее откликнутся на их предложения. Кроме того, им было нужно заготовить продовольствие и сделать необходимые приготовления, чтобы весной напасть на Сиракузы.
72. Итак, по этим соображениям афиняне отплыли, держа курс на Наксос и Катану, чтобы там зимовать. Сиракузяне же после погребения своих убитых воинов созвали народное собрание. Тут выступил Гермократ, сын Гермона, человек выдающегося ума, отличавшийся военным опытом и прославленный доблестью. Он стал ободрять сограждан, убеждая не унывать из-за военной неудачи. Ведь их воинский дух не сломлен, говорил он, а беда произошла от недостаточности боевого опыта. Да и не столь велико поражение сиракузян, тем более что им, неопытным бойцам, можно сказать ученикам в военном деле, пришлось сражаться против искуснейших в Элладе воинов. Другая причина неудачи — множество военачальников (их было пятнадцать), что при отсутствии единого руководства и привело к беспорядку и безначалию. Если выбрать хотя бы нескольких, но зато опытных командиров и, еще этой зимой хорошенько обучив гоплитов и снабдив оружием тех, кто не имеет его, увеличить насколько возможно число гоплитов и вообще заставить воинов прилежно заняться боевой подготовкой, тогда, говорил он, у них будет много надежд на победу. Ведь мужество у них есть, и при упомянутых условиях появится и строгая боевая дисциплина. Действительно, этим можно достигнуть и того и другого: дисциплина закалится в борьбе с опасностью, а врожденное мужество еще более окрепнет при возрастающей уверенности в военном искусстве и опыте. Военачальников следует выбрать немного, но полновластных, и народ должен дать им клятвенное разрешение командовать как им заблагорассудится. Таким образом будет легко сохранять все военные тайны, а все распоряжения военачальников будут выполняться беспрекословно и без промедления.
73. Выслушав Гермократа, сиракузяне решили принять все его предложения и выбрали только троих военачальников: самого Гермократа, Гераклида, сына Лисимаха, и Сикана, сына Эксекеста. Сиракузяне отправили также послов в Коринф и Лакедемон просить о помощи и побудить лакедемонян начать ради них более решительно открытую войну с афинянами и этим вынудить афинян уйти из Сицилии или, по крайней мере, помешать доставке им дальнейших подкреплений в Сицилию.
74. Между тем афиняне тотчас из Катаны со всем войском отплыли в Мессену, надеясь овладеть городом путем измены. Однако этот расчет афинян не оправдался, ибо Алкивиад, уже после своего отозвания, предвидя, что будет изгнанником, на обратном пути сообщил о заговоре сторонникам сиракузян в Мессене. Те немедленно казнили указанных Алкивиадом изменников и затем, при возникшей междоусобице, с оружием в руках добились от народа отказа принять афинян. Афиняне стояли у Мессены дней тринадцать, страдая от непогоды и недостатка продовольствия. Не добившись успеха, они отплыли в Наксос, где, окружив свой лагерь частоколом, расположились на зимовку. Затем они отправили триеру в Афины с просьбой к весне прислать денег и конницу.
75. Этой зимой сиракузяне также стали возводить стену около города. Стена эта охватывала Теменит1 и тянулась вдоль стороны Сиракуз, обращенной к Эпиполам2, для того чтобы в случае поражения неприятель не мог так легко насыпать осадной вал в непосредственной близости от города. Затем они укрепили Мегары, превратив их в крепость, а другой крепостью сделали святилище Зевса Олимпийского. В море повсюду, в местах возможной высадки неприятеля также были забиты частоколы. Узнав о зимовке афинян в Наксосе, сиракузяне выступили со всем ополчением на Катану. Опустошив часть тамошней территории, они сожгли афинский лагерь и затем возвратились домой. Узнав об афинском посольстве в Камарину с целью привлечь камаринцев на свою сторону (в силу прежнего союза3, заключенного еще при Лахете)4, сиракузяне также отправили туда послов. Они подозревали, что камаринцы и для первой битвы лишь неохотно послали им подкрепление, а впредь под влиянием успеха афинян и вообще откажутся помогать и по старой дружбе с афинянами перейдут на их сторону. Итак, после прибытия из Сиракуз в Камарину Гермократа и других послов, а из Афин посольства во главе с Евфемом5, Гермократ, надеясь заранее очернить афинян, выступил в народном собрании с такими словами.
1 Святилище Аполлона Теменита находилось в предместье Сиракуз того же имени.
2 Эпиполы — возвышенность над Сиракузами.
3 См. VI 52,1.
4 III86,2.
5 Об Евфеме ничего не известно.
76. «Камаринцы! Мы прибыли с посольством к вам не из опасения, что вас устрашит присутствие здесь афинского войска. Мы беспокоимся скорее, что они сумеют убедить вас речами, прежде чем вы успеете нас выслушать. Ведь афиняне прибыли в Сицилию под предлогом, вам известным, и с тайным умыслом, о котором мы также все догадываемся. Если я не ошибаюсь, по-моему, они хотят не леонтинцев вернуть в их город, а скорее изгнать нас из наших городов1. Кто поверит, что люди, разрушающие города в Элладе, хотят восстановить сицилийские или что поработители и угнетатели халкидян и евбейцев могут иметь какие-то родственные чувства к леонтинцам в силу их родства с халкидянами? Разве не тем же способом афиняне добились господства у себя, каким пытаются установить его и здесь, в Сицилии? Ведь ионян и других союзников, которые добровольно пригласили их быть предводителями2, желая дать отпор мидийскому царю, афиняне поработили всех3. Одних они обвинили в уклонении от военной службы, других — в междоусобных распрях4, для иных находили каждый раз еще какой-нибудь благовидный предлог. Таким образом, ни афиняне не сражались с Мидийским царем за свободу эллинов, ни эллины — за свою собственную свободу: афиняне сражались скорее за то, чтобы превратить эллинов из царских данников в своих собственных подданных, эллины же — чтобы сменить старого владыку на нового, правда, более разумного, но и более злокозненного.
1 В подлиннике риторическая фигура парономасия — игра близкими по звучанию словами.
2 175,2. 3194,
77. Впрочем, мы пришли сюда, разумеется, не с тем, чтобы выявить и без того достаточно известные случаи насилия и несправедливости, в которых можно упрекнуть афинян, но напротив, чтобы обвинить самих себя. У нас перед глазами наглядное подтверждение участи тамошних эллинов, так как они, не сумев постоять за себя, были порабощены. И когда теперь афиняне применяют против нас те же самые ухищрения и мы опять слышим те же лживые речи о возвращении наших соплеменников леонтинцев и о помощи союзникам эгестянам, то почему же мы все не сплотимся и не покажем им, что здесь им придется иметь дело не с ионянами, не с геллеспонтийцами или с островитянами (которые сегодня готовы быть рабами мидийского царя, а завтра — любого другого владыки), а со свободными дорянами, переселившимися в Сицилию из независимого Пелопоннеса? Или, быть может, мы дожидаемся, чтобы они захватили наши города один за другим? Ведь мы знаем, что нас только таким способом и можно одолеть. Мы видим, какова их политика: как в одних случаях они сеют рознь хитрыми речами, в других — разжигают войну, обещая союз, в третьих — вредят как могут, обращаясь к отдельным городам с подкупающими предложениями. Неужели же мы думаем, что если наш далекий земляк погибнет, то нам самим не грозит опасность, что пострадавший до нас только один и окажется жертвой злой судьбы?
