Античная драма - "Софокл"

Гермес

А городу какая ж в этом выгода?

Тригей

В Совете нам полезен он.

Гермес

Но как, скажи?

Тригей

Да видишь, ламповщик он. До него в делах Порой впотьмах блуждали мы и ощупью, Сейчас же все при свете ламп решается.

Гермес

(как бы пошептавшись с богиней Мира)

Ого-го! О чем сейчас велела мне спросить!

Тригей

О чем?

Гермес

О многом старом, что она оставила. Во-первых, о Софокле. Как он здравствует?

Тригей

Здоров. Но с ним творятся чудеса.

Гермес

А что?

Тригей

Да из Софокла вдруг он Симонидом стал.

Гермес

Как, Симонидом?

Тригей

Дряхлый, за наживою Готов хоть на рогоже выйти в плаванье.

Гермес

А жив Кратин мудрейший?

Тригей

Умер он в тот год, Как был набег спартанцев.

Гермес

Умер как?

Тригей

Да так! Свалил удар. Разбилось сердце старое, Когда с вином бочонок стали в щепы бить. А сколько бедствий город испытал других!

(К богине Мира.)

Нет, никогда с тобой мы не расстанемся!

Гермес

Так что же! В жены Жатву ты возьми себе, На хуторе живи с ней, чтоб росли у вас, Цвели и зрели гроздья виноградные!

Тригей

(к Жатве)

Так подойди ж и дай поцеловать себя, Красотка! Вредно, думаешь, Гермес-дружок, Поспать мне будет с Жатвой после долгих лет?

Гермес

Нет, коль запьешь настойкою полынною.[242] Возьми с собой и Ярмарку. И отведи Ее в Совет. Там место ей законное!

Тригей

Совет, блаженство ждет тебя с женой такой! Какая будет выпивка трехдневная! А угощенье: суп, кишки вареные! Гермес дражайший, будь здоров!

Гермес

И ты прощай! Дружок, будь весел и не забывай меня!

Тригей

Эй, жук! Сюда! Пора лететь домой, домой!

Гермес

Нигде жука не видно.

Тригей

А куда ушел?

Гермес

Впряженный в колесницу Зевса, молнии Влачит.

Тригей

Бедняга! Чем же он прокормится?

Гермес

Сыт будет Ганимедовой амвросией.[243]

Тригей

А как мне вниз спуститься?

Гермес

Но робей! Вот здесь Сойдешь, с самой богиней вместо.

Тригей

(к Жатве и Ярмарке)

Милые! Сюда за мной скорей идите. Многие Вас ждут, желанья сладостного полные.

Тригей вместе с Житной и Ярмаркой спускается вниз и покидает орхестру.

Хор остается один.

ПАРАБАСА

Корифей

Так иди же с весельем на радость! А мы отдадим на хранение слугам Нашу утварь, кирки и веревки. Народ непутевый толпится у сцены. Здесь воришек не счесть. Так и шарят они, что стащить бы и чем поживиться. В оба глаза добро караульте! А мы обратимся: к собравшимся с речью, Скажем зрителям все, что пришло нам на ум, и пройдемся дорогами мыслей. Надзирателям палками следует бить комедийных поэтов, что смеют, Выходя, пред театром себя восхвалять в анапестах и хвастать бесстыдно. Но когда справедливо, о Зевсова дочь, превосходного славить поэта, Кто соперников всех в комедийной игре одолел, став любимцем народа, То тогда наш учитель считает, что он и хвалы и награды достоин. Из поэтов один он противников всех уничтожил, кропателей жалких, Кто над рубищем грязным смеяться привык, кто со вшами отважно воюет, И с разинутой пастью Гераклов прогнал, вечно жрущих и вечно голодных. Он с бесчестием выкинул их, от беды он избавил: рабов горемычных, Суетящихся, строящих плутни везде, а в конце избиваемых палкой, Выходящих обычно из дома в слезах и затем только автору нужных, Чтобы раб-сотоварищ их мог поддразнить, над побоями зло насмехаясь: «Ах, бедняк, это кто ж изукрасил тебя? Или с тылу с великою ратью На тебя навалилась трехвостка? Иль ты к лесорубам попал в переделку?» Наш поэт устранил эту грубую брань, шутовство балаганное это, И большое искусство он создал для нас и высокую башню построил Из возвышенных мыслей, из лажных речей, из тончайших, но рыночных, шуток. Не на мелкую сошку, ничтожных людей, ополчился поэт, но на женщин, Но с Геракловым мужеством: в гневной душе он восстал на великих и сильных Он прошел через страшный кожевенный смрад, через злости вонючей угрозу. Да, без трепета с первых шагов поднялся он на чудище с пастью зубастой, Чьи глаза, как у Кинны распутной, огнем, словно плошки, свирепо горели, А вокруг головы его лижущих сто языкон, сто льстецов извивались. Его голос ревет, как в горах водопад, громыхающий, гибель несущий, Он вонюч, словно морж, он задаст, как верблюд, как немытая Ламия, грязен. Я взглянул на него, не дрожа, не страшась, я вступил с ним в смертельную битву. Ради вас, ради всех островов я в борьбу с ним вступил. И за это сегодня Вы должны благодарностью мне заплатить и старинную дружбу припомнить. Я и в прежние годы, в счастливые дни, никогда но палестрам не шлялся, Соблазняя красивеньких мальчиков. Нет, я домой убежать торопился. Огорчал вас немного, и много смешил, и всегда надлежащее делал. Потому-то должны вы друзьями мне быть, Старики, и мужчины, и мальчики все, А вдвойне и особо плешивых прошу Посодействовать мне и в победе помочь. А когда победить мне удастся сейчас, На пирах, на попойках кричать будут все: «Дать плешивому это, плешивому то, И сластей и орехов! Не жаль ничего Для того, кто хоть лысиной равен ему, Благороднейшему из поэтов!»