Сергей Мазуркевич - Коллекция заблуждений. Люди. Том первый

№27. Так называемая «клятва Гиппократа» была сочинена им самим

Пожалуй, самое распространенное заблуждение, связанное с именем Гиппократа относится к врачебной клятве, названной его именем. Вопреки широко распространенному мнению античный врач Гиппократ к клятве, названной его именем, не имеет никакого отношения. Ее приписали знаменитому эскулапу древности в более поздних изданиях его трудов. Когда Гиппократ умер в 377 году до рождества Христова, ничего напоминавшего подобную клятвы не было и в помине. Гиппократу приписали эту клятву, также как и многие другие сочинения, в позднейших изданиях его трудов. Скорее всего, это было сделано, чтобы придать им дополнительный вес.

Стоит отметить, что современная версия «клятвы Гиппократа» несколько отличается от ее средневекового варианта. В оригинале существовало ряд положений, которые подчеркивали не столько заботу о больном, сколько защиту интересов самих врачей. Например, во фразе «Я передам свои знания только моим сыновьям, сыновьям моих учителей и официально зарегистрированным студентам, а больше никому», явно угадывается желание сократить число конкурентов.

Цитата на полях

Клянусь Аполлоном врачом, Асклепием, Гигиеей и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: почитать научившего меня наравне с моими родителями, делиться с ним своим достатком и в случае надобности помогать ему в нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому. Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом {во времена написания клятвы хирургов считали еще не врачами, а цирюльниками – С.М.}. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.

Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому.

№28. Гиппократ сжег храмовую библиотеку

Эта легенда была «запущена в оборот» Андреем Каристским и была подхвачена некоторыми другими биографами Гиппократа. Они писали, что знаменитый эскулап сжег храмовую библиотеку и из-за этого вынужден был бежать. В правдоподобности этой легенды есть большие сомнения, по той простой причине, что в то время святотатцев не щадили (о чем свидетельствуют многочисленные примеры) и, во всяком случае, уважение в широких кругах они завоевать не могли, а ведь слава о Гиппократе дошла до нашего времени.

Улыбнитесь

Однажды жители города Абдера пригласили знаменитого эскулапа Гиппократа для лечения философа Демокрита, считавшегося сумасшедшим. Прибыв в Абдеру самый знаменитый врач древности сразу же отправился к Демокриту и нашел его стоящим под платаном у ручья, среди книг и животных, которых он вскрывал. Самое забавное было то, что философ как раз в этот момент писал трактат о… безумии. Побеседовав с ним Гиппократ убедился в том, что смех Демокрита был вовсе не симптомом душевной болезни, а признаком мудрости. Более того, мудрец смеялся над безумием людей.

Диоген

№29. Диоген жил в бочке

В правдивости этого утверждения уверены даже те, кто ничего больше о «сумасбродном Сократе» и не знает. Впрочем, занимаясь темой заблуждений, я обнаружил: чем больше всеобщая уверенность в чем-либо, тем больше вероятность того, что все было совсем не так. И в случае с Диогеном, похоже, эта закономерность тоже действенна.

Во-первых, даже если и Диоген выбрал себе столь экстравагантное жилище, то это была не бочка, а пифос – большой глиняный кувшин. Известно, что пифосы, пришедшие в негодность, греки использовали в качестве собачьих будок, и Диоген, одно из прозвищ которого было «Собака», мог для эпатажа выбрать себе такое жильё, что, впрочем, также представляется сомнительным.

Во-вторых, не верится, что в таком, мягко говоря, неудобном жилище можно было сочинять философские труды и обучать учеников, которых у пользовавшегося популярностью Диогена было не мало.

По мнению Людвига Соучека, автора «Энциклопедии всеобщих заблуждений» предание о бочке может иметь один из следующих источников:

«1. Диоген жил в маленьком домике, который афиняне насмешливо называли «пифос», т.е. бочка; жилье философа казалось его согражданам весьма эксцентричным – ведь он имел много учеников, был популярен.

2. Однако Диоген имел и завистников, и врагов – один из его философских оппонентов однажды объявил: «Человек настолько злонамеренный должен бы жить в бочке, как пес».

3. Многие годы Диоген был воспитателем детей богатого коринфского купца Ксениада, выкупившего его у морских разбойников на Крите. Когда же Диоген умер, благодарные критяне поставили на его могиле памятник: фигуру собаки из парского мрамора. Трудно сказать, что должно было символизировать это оригинальное надгробие, однако известно, что в качестве собачьих будок в те времена в Греции служили старые бочки».

Историческая справка.

ДИОГЕН. Родился около 412 года до нашей эры. Греческий философ, основатель кинизма. Ни одно из его сочинений не сохранилось. Скончался около 323 года до н.э.

Цитата на полях

Лез всю жизнь в богатыри да в гении,Небывалые стихи творя.Я без бочки Диогена диогеннее:Сам себя нашел без фонаря.

Аристотель

№30. Восьминогая муха

Слепая вера в авторитет во все времена порождала множество заблуждений. Иногда дело доходило до абсурда. К примеру, некогда Аристотель написал, что у мухи восемь ног*. Это утверждение в европейской научной среде не подвергалось сомнению вплоть до девятнадцатого века, хотя, казалось бы, чего проще – поймать муху и сосчитать ее ноги, чтобы убедиться, что их все-таки не восемь, а шесть. Но ведь это означало бы посягнуть на авторитет самого Аристотеля, а значит, опозориться перед коллегами-учеными. В конце концов, только лишь в девятнадцатом веке один итальянский натуралист, которому, наверное, некогда было читать Аристотеля, поймал-таки муху и сосчитал ее конечности.

Тот же Аристотель полагал, что у женщин меньше зубов, чем у мужчин. Несмотря на то, что он был дважды женат, великие дела не оставляли времени на то, чтобы проверить такие мелочи.

Впрочем, далеко не все из того, что писал Аристотель легко опровергнуть или, наоборот, подтвердить. Так, он отмечал в своих трудах, что землетрясения чаще всего случаются по ночам. Греческие сейсмологи решили проверить так ли это. Они проанализировали все случаи подземных толчков в Греции за последние три года. Оказалось, что сотрясения бывают по ночам на 10 процентов чаще, чем днем. По мнению теоретиков, причина этого во влиянии электрического поля Солнца. Но вот, что смущает, на территории соседней Турции закономерность почему-то обратная.

Нам то сейчас уже понятно, что Аристотель, как и любой другой человек мог ошибаться, и, конечно же, ошибался. Но сколько ошибок, породивших неисчислимое количество заблуждений было допущено учеными в Средние века только из-за веры в непогрешимость великого грека. Ф. Розенбергер пишет таких ученых мужах: «В естественно-научных сочинениях Аристотеля они… изучали не природу, а самого Аристотеля, и так как взоры их с самого начала были устремлены на него, то под конец всякое изречение мудреца приобрело для них непреложность церковного догмата. От объяснения Аристотеля к объяснению природы они сами не подвинулись ни на шаг, и всякий, уклонившийся от этого учения, становился в их глазах еретиком, столь же преступным, как и человек, отрицавший церковные догматы. Схоластика смотрела на физику как на побочное занятие, и уже по этому одному нельзя было ожидать, чтобы она подвинула ее вперед…