Наталья Гарбер - Как писать в XXI веке?

Более социально активный писатель — Марина Вишневецкая. В 1979 году окончила сценарный факультет ВГИКа, написала сценарии к тридцати мультфильмам, вела анимационную передачу на REN-TV. Начала печататься с юмористических рассказов, публиковала также стихи для детей.

В 2000-х получила премии Белкина, Аполлона Григорьева, журнала «Знамя», в 2011-м — премию имени Юрия Казакова за лучший рассказ года. Издается в ЭКСМО, ведет персональный сайт. Была финалистом премии «Заветная мечта» за книжку «Кащей и Ягда. Опыты. Рассказы». Позднее входила в жюри премий Белкина, «Дебют» и «Русский Букер». По оценке критика Андрея Немзера, Вишневецкая — «один из самых живых и умных современных писателей. Главное, за что я ее люблю, это умение думать о другом человеке. Вишневецкая всегда умела понять чужую боль и чужую драму… Во многом ее книги — это рецепт против нашего довольно распространенного тотального равнодушия, замкнутости на самих себе».

А вот пример не менее парадоксального и международно именитого автора совсем другой школы — метареализма. Отталкиваясь от мандельштамовского императива, требующего освоить, обжить всякую изначально чуждую человеку вещь, поэтическим словом превратить ее в «утварь», метареалисты поставили вопрос о собственной бытийной наполненности вещи, о том, как возможен диалог с ней — с кантовской вещью в себе, лейбницевой монадой, причем диалог, не превращающий ее сущность. Основным орудием такого диалога для метареалистов стала метаметафора — метафора, понятая как возможность равноправного сопряжения ломоносовских «понятий далековатых».

Один из ярких представителей метареализма питерской школы — поэт, прозаик, переводчик Аркадий Драгомощенко, выпускник филологического факультета Винницкого пединститута и театроведческого факультета Ленинградского института театра, музыки и кинематографии. В начале своей карьеры он заведовал литературной частью в театрах Смоленска и Ленинграда, потом работал редактором, журнальным обозревателем. Публиковался в самиздате с 1976 года. Видит мир как вязь сложных, неочевидных закономерностей и взаимосвязей. Тяготеет к барочному, пространному, отстраненному эпическому повествованию, в том числе — свободным стихом.

В книге «Ксении» писал: «Я, возникающее из прикосновения, отпущено поровну всем, и ты понимаешь, что не в означивании дело, но в исключении. Незримые опоры, растягивающие кожуру совмещений в неукротимом переходе в иное, — вторжение. Разве в том городе, где провел он юность (холмы, глинистая река, сладчайшее тело Иисуса, запах которого смешан с запахом старческих тел), разве там не говорили на всех языках? И что за благо, начав движенье в одном, завершать в другом, не сдвигаясь ни на йоту: дерево в окне поезда, кружащее вокруг собственной оси, — вавилонские башни степей, — кружащее, пеленающее собою твое, дарованное многими «я», которое, как известно, забывается в первую очередь. Жаворонок. Провода».

Драгомощенко стал первым лауреатом премии Андрея Белого в области прозы (1978) и был членом жюри этой премии в 1980–2001 годах. В перестройку наконец начал издаваться — и ездить по миру. Преподавал в ряде достойных американских университетов, переводил американскую поэзию второй половины XX века, выпустил несколько книг стихов на английском. Получил признание в литературных кругах США — и вообще заинтересовал их метареализмом настолько, что волна исследований этого направления не стихает в Америке до сих пор. Русский метареализм воспринимается там поэтами, лингвистами и даже философами как одна из возможностей преодолеть тупики в дуализме образно-метафорического мышления. Драгомощенко награжден Международной литературной премией «The Franc-tireur Silver Bullet» в 2009 году. Мне нравится название одной из его последних книг: «Тавтология: Стихотворения, эссе». Заметьте, как под самоиро-ничным названием чудесно уживаются в одной книге два весьма разных жанра. Как вам такой метареализм?

Эмиграция и репатриация как литературный прием

Писатель всегда будет в оппозиции к политике, пока сама политика будет в оппозиции к культуре.

Я есть жизнь, которая хочет жить среди жизни, которая также хочет жить. Этика благоговения перед жизнью не делает различия между жизнью высшей или низшей, более ценной или менее ценной. Добро — это сохранять жизнь, содействовать жизни, зло — это уничтожать жизнь, вредить жизни.

В начале было дело! Этика начинается там, где кончаются разговоры.

Агония и распад Советского союза в 1970-1980-х дали возможность авторам уезжать за рубеж вместо того, чтоб садиться в тюрьму или психушку, а глобализация 1990— 2000-х — возможность вернуться в Россию «на новом витке», либо жить «на две страны», а то и — на много стран по обе стороны океана. С литературной точки зрения у эмиграции, репатриации и прочей глобализации есть большой плюс. Поскольку «нет пророка в своем отечестве», то успешный русскоязычный поэт или писатель, вещающий из прекрасного далека, — хоть из Баден-Бадена, хоть из Нью-Йорка — вызывает у российского читателя больше доверия: «Он знает, как надо». Проблема, как вы понимаете, в слове «успешный» — эмиграция, как и революция, дело затратное, адаптация дается тяжело. Лучше всего, по статистике, получается преуспеть у приглашенных преподавать в зарубежные престижные вузы или вышедших замуж за обеспеченных иностранцев.

Еще понимаются за рубежом специалисты по перформансам и акциям, прописывающиеся по линии современного искусства. И здесь писателю, чей труд не так эффектен, пригождаются обычно таланты и контакты художника, арт-менеджера или просто Остапа Бендера. На острой теме, вызывающем материале и очередной волне интереса к чему-нибудь русскому можно подняться, закрепиться и удержаться, пока жизнь не подгонит следующую волну, и тут надо не теряться и вовремя на нее перепрыгнуть. Все как в России, только если ты не преуспел, высоки шансы вовсе сойти с писательской дистанции ради заработков тем, что продается. А если вышло с литературой — то и жилье лучше, денег больше, возможности шире и договорные правила игры чаще работают.

Так, в 1978 году из-за преследования властей уехал в Нью-Йорк не печатаемый в СССР Сергей Довлатов. Стал главным редактором еженедельной газеты «Новый американец», газета быстро завоевала популярность в эмигрантской среде, жизнь наладилась. За двенадцать лет эмиграции издал двенадцать книг прозы в США и Европе. К середине 1980 годов добился большого читательского успеха, печатался в престижных журналах «Партизан Ревью» и «The New Yorker». В застойном СССР тех лет Довлатова знали по самиздату и авторской передаче на радио «Свобода».

После перестройки для литераторов-эмигрантов, кроме русскоязычной писательской карьеры, возникли широкие возможности карьеры «переводной». Если ты не Бродский или Набоков и продолжаешь писать на русском языке, обращенном к читателю русскоязычному, то для доступа к иностранным массам нуждаешься в переводчиках. На наиболее популярный английский лучше иметь переводчика постоянного. Так, лауреат премии Аполлона Григорьева 2000 года поэтесса Вера Павлова, эмигрировав в Нью-Йорк, решила вопрос переводов радикально — ее на английский оперативно переводит американский муж. В России поэтесса меж тем публикует чуть ли не по сборнику в год.

Надо отметить, что зарубежная карьера, и в силу российского отношения «к загранице», описанного еще Булгаковым, и в силу устройства западной культурной среды, имеет неизбежный оттенок шоу-бизнеса: если дела пойдут, вас будут звать на телешоу, презентации, акции и в прочие ивенты как модное лицо. От трепетной литературы малых форм эти игры уводят человека очень далеко, зато есть хорошие шансы быть переведенным на многие языки мира. Это все полезно для расширения кругозора, просто надо понимать, в какую игру вы играете — и кто управляет ситуацией с вашим творчеством в итоге. И если ВЫ удержитесь в писательстве, не превратившись в чистого телерадио-«говоруна», то крепость ваша теперь — удесятеренная и пробивная сила — глобальная.

Вот отличный пример блестящего взлета после недолгой жизни за рубежом. Поэт, прозаик и интернет-активист Алексей Андреев, автор литературных трудов под псевдонимом Мерси Шелли, закончил математико-механический факультет Ленинградского университета и аспирантуру университета Западной Вирджинии (США). Вернулся в Питер, живет на две столицы. Стал первым русским автором хайку, получившим мировое признание: вторые места в крупнейших всемирных конкурсах «Shiki haiku contest» (1995) и «Mainichi haiku contest» (1997). Книга его хайку вышла в 1996 году в США (в переводах автора) и в 2002-м в Японии. Написал несколько популярных статей о хайку для журналов «Арион» и «Новое литературное обозрение», создал сайт Haiku.ru и Интернет-радио RadioNet. Переводил современные хайку с английского и французского. Опубликовал две собственные книги стихов (на русском и английском языках), а потом взял и под псевдонимом Мерси Шелли Андреев написал научно-фантастические иронические романы о нашем будущем в стиле русский киберпанк — «Паутина» и «2048». Такое вот международное интеллектуальное чудачество, без отрыва от родной почвы и страны.