Валерий Зеленский - Толковый словарь по аналитической психологии
Перенос может быть положительным или отрицательным. В первом случае возникает чувство привязанности и почтения, во втором – враждебности и сопротивления.
«Для одного типа личности (называемого инфантильно-протестующим) положительный перенос является – для начала – важным достижением с исцеляющим эффектом; для другого (инфантильно-послушного) он – опасное отступничество, удобный способ избегнуть, ускользнуть от жизненных обязательств. Для первого отрицательный перенос означает расширение неповиновения, а, следовательно, отступничество и уклонение от жизненных обязательств, для второго – это шаг в направлении исцеления» (CW 4, par. 659; КП, пар. 659).
Юнг не рассматривал перенос только как проекцию инфантильно-эротических фантазий. Хотя они и могут присутствовать в начале анализа, но впоследствии путем редукции распадаются и исчезают, и тогда главной темой и путеводной нитью становится цель переноса.
«Исключительно сексуальная интерпретация сновидений и фантазий – серьезное насилие над психологическим материалом пациента: инфантильно-сексуальная фантазия еще никак не вся история, а психологический материал содержит также и творческий элемент, цель которого наметить путь выхода из невроза» (CW 16, par. 277; ЮПП, пар. 277).
«Вообще же, хотя перенос несомненно играет важную роль в анализе, когда он имеет место, эта роль в смысле терапевтического эффекта может быть самой разной.
Явление переноса – неизбежный спутник любого полноценного анализа, поскольку необходимо, чтобы доктор мог как можно яснее разглядеть направление личностного развития пациента» (там же, par. 283).
«Мы работаем не с „переносом на аналитика“, а против него и несмотря на него» (CW 4, par. 601; КП, пар. 601).
«Перенос никогда не бывает преимуществом, он всегда – помеха» (АП, с. 104). «Медицинское лечение переноса дает пациенту бесценную возможность изъять обратно свои проекции, извлечь пользу из своих потерь и интегрировать свою личность» (CW 16, par. 420; ЮПП, пар. 420).
«Профессионально подготовленный психоаналитик посредничает в деле появления трансцендентной функции у пациента, т.е. помогает ему свести вместе сознание и бессознательное и таким путем прийти к новой установке. В этой функции аналитик соответствует одному из важных значений переноса. С помощью последнего пациент прилипает к тому лицу, которое кажется пациенту обещающим обновление установки; он стремится к изменению, которое для него жизненно важно, даже если он и не осознает, что поступает именно так. Поэтому для пациента аналитик представляется фигурой незаменимой, абсолютно необходимой для жизни» (CW 8, par. 146).
Все то бессознательное и нуждающееся в здоровом функционировании, что пребывает в анализанде, спроектировано на аналитика. Оно включает архетипические образы целостности с тем результатом, что аналитик получает статус мана-личности. В задачу анализанда входит понимание таких образов на субъективном уровне; иными словами, пациент должен образовать в себе внутреннего аналитика.
Важным целеполагающим элементом в переносе является эмпатия. С помощью эмпатии анализанд пытается подражать изначально более здоровой установке аналитика и тем самым выйти на более значимый уровень адаптации. Юнг считал, что анализ переноса крайне важен для возвращения спроектированных содержаний, необходимых для индивидуации анализанда. Но он также указывал, что даже после того, как проекции возвращены назад, между двумя сторонами остается сильная связь, и эта связь есть результат инстинктивного фактора, имеющего в современном обществе свой выход, нечто вроде отдушины: родственное либидо.
«Сегодня каждый оказывается незнакомцем среди незнакомцев. Родственное либидо, которое все еще вызывает удовлетворяющее чувство совместной принадлежности друг другу, как, например, в раннехристианских общинах, давно лишилось своего объекта. Но, оставаясь инстинктивным, оно никак не удовлетворено любой простой заменой, такой, скажем, как общая вера, партия, нация или государство. Оно взыскует человеческой связности. Это – ядро всего явления переноса, и это совершенно невозможно оспорить, поскольку отношение с самостью есть тотчас же отношение с равным себе человеком, но никто не может быть связан с последним, пока он не связан с самим собой» (CW 16, par. 445; ЮПП, пар. 445).
ПЕРСОНА (persona – лат. «актерская маска») — социальное «Я», роль человека, проистекающая из общественных ожиданий и обучения в раннем возрасте; обычно идеальные аспекты личности, вынесенные во внешний мир.
«Персона есть комплекс функций, создавшийся на основах приспособления или необходимого удобства, но отнюдь не тождественный с индивидуальностью. Комплекс функций, составляющий персону, относится исключительно к объектам» (ПТ, пар. 700).
«Персона есть то, чего в действительности вовсе и нет, но о чем ее представитель, равно как и другие люди, думает как о существующем» (CW 9i, par. 221; Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов. Киев, 1996. С. 261).
«Есть такие люди с неразвитой персоной, которые из одной публичной неловкости, сами того не ведая, попадают в другую, совершенно бесхитростно и невинно, душевные недоедалы, или трогательные дети, или, если это женщины, внушающие страх своей бестактностью Кассандры, вечно не так понимающие, не ведающие, что творят, и потому всегда рассчитывающие на прощение; они не видят мир, а только грезят его <…> Такие люди могут избежать разочарований и страданий всякого рода, сцен и актов насилия, лишь когда они научатся понимать, как следует вести себя в обществе. Им надо научиться понимать, чего ожидает от них социум; они должны увидеть, что в мире есть обстоятельства и люди, которые намного их превосходят; они должны знать, что означают их поступки для другого и т.д.» (ПБ, с. 266).
Персона переживается как индивидуальность на этапе, предшествующем отделению себя от эго. Фактически очень мало индивидуального в том, что персона воспринимается, с одной стороны, как социальная идентичность, а с другой – в качестве идеального образа.
«<…> если мы рискнем предпринять точное различение того, что следует считать личностным, а что – неличностным психическим материалом, то вскоре окажемся в величайшем затруднении, поскольку и о содержаниях персоны, в сущности, должны будем сказать то же самое, что сказали о коллективном бессознательном, а именно что оно всеобще. Лишь благодаря тому обстоятельству, что персона – это более или менее случайный или произвольный фрагмент коллективной психики, мы можем впасть в заблуждение, посчитав, что она in toto (полностью, целиком) есть нечто „индивидуальное“; но она, о чем свидетельствует ее имя, лишь маска коллективной психики, маска, которая инсценирует индивидуальность, которая заставляет других и ее носителя думать, будто он индивидуален, в то время как это всего лишь сыгранная роль, которую произносит коллективная психика. Когда мы анализируем персону, то снимаем маску и обнаруживаем следующее: то, что казалось индивидуальным, в основе своей коллективно; иначе говоря, персона была лишь маской коллективной психики. В сущности, персона не является чем-то „действительным“. Она – компромисс между индивидом и обществом по поводу того, „кто кем является“. Этот „кто-то“ носит имя, получает титул, представляет должность и является тем-то и тем-то. Конечно, в известном смысле, так оно и есть, но в отношении индивидуальности того, о ком идет речь, персона выступает в качестве вторичной действительности, чисто компромиссного образования, в котором другие иногда принимают гораздо большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двумерная действительность, как можно было бы назвать ее в шутку» (там же, с. 216–217).
Построение персоны, пригодной коллективным представлениям, означает внутреннее самопожертвование, в свою очередь принуждающее Я к отождествлению с персоной. И довольно часто нам встречаются люди, искренне думающие, будто являются теми, кем себя представляют. Подобная идентификация с социальной ролью является источником всякого рода неврозов вообще.
«Человек не может безнаказанно отделаться от самого себя в пользу искусственной личности. Уже только попытка этого обыкновенно вызывает бессознательные реакции, настроения, аффекты, фобии, навязчивые представления, слабости, пороки и т.д. Социально „сильный мужчина“ в частной жизни – чаще всего обыкновенное дитя по отношению к состоянию собственных чувств, его общественная дисциплинированность (которой он так настойчиво требует от других) в частной жизни жалко буксует. Его „любовь к своей профессии“ дома обращается в меланхолию; его „безупречная“ публичная мораль под маской выглядит поразительно – мы уже говорим не о поступках, а только о фантазиях <…>» (там же, с. 260).
