Евгений Марков - Очерки Крыма
Тунманн, которого сочинение о Крыме мы уже цитировали выше, — делает подобные же предположения о назначении тепе-керменских пещер. Вот его подлинные слова: "Тепе-Кермен — отдельная высокая гора, в виде сахарной головы. На ее вершине еще видны остатки замка и крепости, которые, по-видимому, принадлежат глубочайшей древности. Повсюду в этой скале видно множество проходов и пещер, расположенных в особом порядке, почти так, как Columbaria древних; они, по всему вероятию, также служили местами погребения".
Следов замка и крепости, о которых упоминают писатели прежнего времени, теперь почти уже не видно. В одном только месте встречаешь явственные признаки фундамента из очень больших камней. По-видимому, фундамент этот поддерживал прежде очень тяжелое строение, четырехугольную башню, замок или что-нибудь подо¬бное. В других местах небольшие кучки мусора едва могут напомнить человеческую постройку. Самое название горы, означающее, по переводу с турецкого, "крепость горной вершины" (Тепе — значит вер¬шина горы), доказывает, несомненно, существование на вершине Тепе-Кермена замка или крепости в то время, когда сложилось это татарское название его. Замок успел не только разрушиться, но и сравняться с землею почти бесследно, несмотря на то, что неприступное положение избавляло его от расхищения и порчи. Ни у одного старого писателя не находим намека о взятии или погибели тепе-керменской твердыни. Если, вместе с этими обстоятельствами, взять во внимание, что постройки, принадлежащие, несомненно, к XIV и XV столетиям, во многих местностях Крыма сохранились почти вполне, и что мы до сих пор любуемся в Крыму древностями еще более ранней эпохи, как, например, храмами Херсонеса, — то Тепе-Керменское укрепление нельзя не рассматривать, вместе с Тунманном, как памятник действительно седой древности.
Барон де Тотт, путешественник XVIII столетия, в своих записках о турках и татарах, не знаю на каком основании, высказывает мнение, что трехъярусные пещеры Тепе-Кермена служили темницею при генуэзском правительстве; даже присутствие в некоторых из тепе-керменских пещер человеческих костей он объясняет именно этим назначением пещер. Объяснение барона Тотта, во всяком случае, нисколько не противоречит мнению Тунманна и всему сказанному выше. Граница между генуэзскими и греческими владениями внутри гор подлинно не известна, хотя на берегу генуэзцы не доходили дальше Балаклавы.
Если Мангуп-Кале бывал в руках генуэзцев, то трудно было не подпасть той же участи и гораздо менее сильному Тепе-Кермену. Генуэзцам приписывают, как мы видели, даже постройку Чуфут-Кале, еще далее отстоящего от Мангупа, чем Тепе-Кермен, а в предместье Бахчисарая Азиз до сих пор показывают мавзолей очень изящной итальянской архитектуры с круглым куполом, которого рисунок находится у меня в путевом альбоме, и который построен, по словам бахчисарайских татар, френками-генуэзцами.
Готское кладбище, лежащее почти у подножия тепе-керменской пирамиды, наводит на мысль, что Тепе-Кермен был, в числе других столовых гор, одним из укрепленных пунктов готов-трапезитов. Наверху, на темени тепе-керменской пещерной скалы, отличное зеленое пастбище и отличный наблюдательный пункт. Не знаю, чего не видно отсюда. У самых ног вьется долина Качи и рассыпана деревня Шюрю, в которую нам нужно теперь спускаться.
Качи-Кальон менее всех похож на другие пещерные города. Это уже не столовая гора, возвышающаяся островом среди ущелий, как Чуфут-Кале, Эски-кермен, Мангуп-Кале и Тепе-Кермен. Качи-Кальон находится в высоком каменном обрыве Качинского берега. Кача стеснена им здесь, как Дунай "Железными воротами". Выше Качи-Кальона и ниже его, Кача течет свободно, в сравнительно низких берегах. Правый берег ее в Качи-Кальоне — разрез огромной горы. Подъезжать к Качи-Кальону по лесной и садовой долине гораздо веселее, чем по ущельям Тепе-Кермена. Вид Качи-Кальона поразителен именно резкою противоположностью роскошной зеленой чащи, заполнившей долинную низменность и левый берег Качи, с грандиозным каменным обрывом правого берега. Обрыв этот имеет форму титанического алькова, полукруглого свода, в котором уместились бы Хеопсова пирамида и Петропавловский собор Рима. Альков этот образовался из того, что вся середина горного обрыва вывалилась и рассыпалась в щебень. Каскады и потоки камней сбегают теперь из-под свода к руслу Качи, словно извергнутые кратером вулкана. Целые огромные утесы в числе их. Куда ни взглянет глаз на правом берегу, всюду этот хаос утесов и обломков. Среди них вы видите во множестве камни с окнами и дверями, скрывающие в себе пещеры. Одни стоят кверху ногами, другие на боку, от них остались только черепки скорлупы, как от разбитого яйца; другие уцелели так хорошо, словно их выдолбили уже после падения. Обрыв Качи-Кальона пестреет разными красками своих горных пород, и это очень ладит со свежею зеленью, кое-где его опушившей. Красные тоны массы господствуют над всеми. У подошвы гигантского алькова, на крутом откосе берега, стоит новенькая церковь и два запустевшие домика. В старину, при греках, здесь был монастырь св. Анастасии, привлекавший много богомольцев к своему целебному источнику. До сих пор, не помню, в какое именно время, стекаются сюда богомольцы, и производится служба, в нарочно построенной для этого церкви.
Оттого и сам Качи-Кальон теперь больше известен под именем Анастасии. Русские и греки даже не знают другого имени.
Новая церковь нисколько неинтересна; но выше ее, среди обломков, поросших деревьями, видны развалины старого монастыря с подземными сводами и с раскинутыми кругом гробницами. Кресты греческой формы высечены на многих камнях. Но особенно интересен каменный крест в нише утеса. Можно и теперь представить себе живописность этой маленькой обители, напоминающей собою Успенский скит.
По-видимому, древняя постройка монастыря была разрушена каменными лавинами, которые до такой степени покрывают местность, что не только делают невозможным тщательное расследование развалин, но даже едва дают проход наверх, под громадный естественный альков Качи-кальона, откуда сочится священный источник.
Читая описания Качи-Кальона, сделанные прежними путешественниками, убеждаешься несомненно, что качи-кальонские скалы находятся в состоянии хронического разрушения. Теперь тут не найдешь третьей доли того, что видели еще так недавно. Можно сказать, что в Качи-Кальоне уже не существует теперь ни одной цельной пещеры, и что года через два-три исчезнет возможность всякого посещения верхнего свода, если не исчезнут даже самые следы его.
Уже и теперь не трудно сломать шею, предпринимая восхождение к источнику. Титанический свод прикрывает вас там своею тяжелою аркою, на которую страшно глаза поднять. Эта каменная, дугой согнутая толща почти совсем уже отделилась от материка горы и растреснулась по всем направлениям; по свежим пустотам ее без труда догадаешься, как недавно выронила она окружающие вас огромные камни. Ничто не гарантирует вашей безопасности под этими жерлами, вечно готовыми изрыгать каменные лавины. Ежеминутно слышится треск и гул наверху. Это идет внутренняя микроскопическая работа разложения страшной скалы. Вы вздрагиваете и невольно укрываетесь под свод ближней пещеры. Прокатится камень, два, пять, десять небольших камней, поползет откуда-нибудь густая струя пыли. Все это кажется пустяком, но, может быть, нужно было растереть в пыль именно этот только тонкий слой известняка, чтобы тяжелая масса могла надвинуться и грохнуть с высоты. Что это не бредни фантазии вашей, вас убеждает каменный хаос, овладевший всем кругом.
Середина качи-кальонской скалы была прежде вся сплошь продырявлена пещерами в несколько ярусов. Потом это изрытое нутро ее вывалилось, рассыпалось и оставило после себя альков, в который мы теперь залезли. Следы пещер видны ясно на внутренних стенах этого алькова; самые глубокие даже сохранились в нем вполне, раскрывшись только спереди; от других остались только оттиски и внутренние края, по которым можно составить чертежи бывших пещер с их лесенками и этажами.
По виду это такое же осиное гнездо, те же стрижиные норы, как и в Эски-Крмене. В середине алькова, над нижним карнизом его пробивается ключ холодной и прозрачной воды. Он обделан в ка¬менный бассейнчик, под которым лежит старая полуистертая икона и видны следы копоти и восковых свечей. Это источник св. Анастасии, давший повод к основанию монастыря. Это освящение религиозною идеею родников ключевой воды, знакомое и другим народам и другим странам, — особенно часто встречается в восточных странах, среди магометанских народов. Крым в этом отношении является вполне магометанским, вполне восточным краем. Почти все его монастыри возникли над горными ключами, которых целебная сила и священное значение одинаково искренно признаются татарином, как и христианином. И действительно, только знойные каменистые страны магометанской Азии способны вполне оценить всю чародейственную силу струи холодной и чистой воды.
