Адриан Гилл - Опыт путешествий
«Вы видели эти частные самолеты в аэропорту? — спросил копенгагенский таксист, везший меня на самую крупную и представительную конференцию по изменению климата в мире (не верите — спросите в Гидрометцентре). — Вы не могли их не заметить, их там штук двадцать, а может, и тридцать». Да нет, все-таки не заметил. Может, их заслонили вертолеты? Или дирижабль? Или космический корабль? Или спрятал Дед Мороз?
Потом еще популярна история про сотни «хаммеров» с длинными кузовами, привезенных из Германии для транспортировки обрюзгших делегатов в зал заседаний. Лично я видел только старые потрепанные «Пежо». Датчане не любят пускать пыль в глаза. Большинство пользуется общественным транспортом, но пусть это вас не успокаивает.
Специфически скандинавский вид спорта — собирать и выдергивать плевелы лицемерия, особенно если в деле замешаны экологи. Только упомяните Киотский протокол[194], и все тут же начнут издеваться над тем, сколько вокруг этого пустой болтовни. Весь этот углекислый газ, который сами же делегаты и произвели, отправившись на конференцию. «Все эти пожиратели бобов больше портят воздух, чем стадо коров, идущих на гамбургеры в Макдоналдс». Юмор столь же тонкий, как лед в Гренландии.
Начнем с того, что глобальная конференция по сокращению выбросов парниковых газов — это полный оксюморон. Но не только. Это еще и триумф. В имперском, древнеримском смысле этого слова. И в Копенгагене проходит парад победы, хотя сразу и не скажешь, глядя на то, как делегаты со всего мира являются на регистрацию ровно в полдень.
Датчане мелочно дотошны в отношении многого: к примеру, они вывели особую породу полицейских, сплошь блондинов, которые сантиметров на 30 выше своих европейских собратьев и похожи на резные украшения в стиле рококо. Они вам рады, но тем не менее в карманах держат настоящие пистолеты. При этом датчане удивительно легко относятся к целому ряду других вещей, например к тем же указателям и подъездам. У здания, где проходит крупнейшая мировая конференция — лишь пара небольших указателей на шоссе под эстакадой, возле временного ограждения.
Белла-центр, вне сомнения, самое уродливое строение в Копенгагене. Недодуманное и недоразвитое промышленное сооружение. Как О2, но только без О. Снаружи — очередь на три часа, трясущаяся на балтийском холоде. Напоминает мрачную версию иллюстрации к детской книжке из разряда «все флаги в гости будут к нам». По какой-то причине чем ближе страна к экватору, тем выше у делегата внутренняя необходимость нарядиться в национальный костюм. Весь индийский контингент прибыл одетым джавахарлалами неру, и белые пилотки делегатов торчат поверх шарфов и балаклав[195]. Делегаты с тихоокеанских островов дрожат, укутанные взятыми напрокат пледами; стойкие африканцы немилосердно мерзнут в своих военных шинелях. Это одно из маленьких африканских чудес — и где они откапывают эти шинели?
Такое ощущение, что собравшиеся пришли на кастинг для фильма-катастрофы, что, в принципе, недалеко от истины. Очередь развлекает — а на деле, конечно же, раздражает уличный оркестр, барабанящий по картонным коробкам и распевающий «Гринпис в моем доме». Именно эти песенки маленьких уличных оркестров служат лучшим поводом врубить обогреватель на полную мощность и закоптить небо. Ко мне начинает приставать какой-то смельчак — он тут единственный диссидент, эдакий «солженицын раздора». Он протягивает памфлет, рассказывающий о том, что вся история с глобальным потеплением — заговор, инспирированный принцем Филиппом.
Толпа на удивление дружелюбна, учитывая, какие расстояния и препятствия эти люди преодолели, чтобы попасть на конференцию в Данию. Людской поток медленно просачивается в зал, где разветвляется на очереди поменьше, словно крона огромного дерева в амазонской сельве или толпа новоприбывших зеков в колонии. У неправительственных организаций своя очередь, у представителей прессы — своя, отдельно стоят делегаты, отдельно — независимые участники конференции, а совсем отдельно — члены ООН и ВИП-персоны. ВИП-персоны — очень неэкологично. Для многих сама эта очередь — шанс почувствовать вкус новизны, экологического цехового братства. Я наблюдаю, как вежливый охранник неторопливо объясняет выводку девушек из какой-то южноамериканской страны, что такое очередь. Девушки вздыхают и хихикают. По-моему, они решили, что очередь — это самба для викингов, поэтому стоят задом наперед, до тех пор пока охранник не решается осторожно их развернуть в правильном направлении.
Простояв с полчаса для получения аккредитации, которой занимаются датские школьницы с потрясающим английским в стиле «псевдококни», я начинаю понимать, что нахожусь на историческом отрезке пространственно-временного континуума. Я пересекаю невидимый глазу барьер, балансируя, как Нуриев[196], на острие неповторимого момента — в момент момента. Эта неразбериха — на деле поворотный пункт, причем не с точки зрения экологии. Все гораздо важнее. Копенгаген — это место, где новые экологические принципы и процессы перешли из разряда лоббистских увещеваний и жалобных призывов в разряд мейнстрима, в ортодоксальность, стали истиной. Ранее окружающая среда находилась за дверью, а теперь она оказалась внутри, и неважно, что покажут опросы общественного мнения и референдумы. Не имеет значения, что партия зеленых всегда проигрывает, даже в самых демократических условиях. Неважно, что зеленые скучны и добропорядочны, как пуритане. Неважно, что ученые перевирают факты и скрывают статистику, что все делают втайне от нас. Это больше не имеет значения. И не так уж важно, грозит ли действительно нам глобальное потепление. Значимо лишь то, что люди, имеющие вес в этом мире, думают, что все это важно.
Когда главы практически всех государств приезжают и начинают обещать и подписывать договоры, которые потом будут, вне всякого сомнения, нарушать и врать нам, посмеиваясь про себя, это неважно. Можно отказаться платить по чеку, но нельзя отказаться от причины, по которой этот чек был выписан. Раз речь идет о глобальном изменении климата — они уже в команде.
Глобальное изменение климата — это актуально. За ним будущее. Скептики и неверующие — все эти «красти», «свампи», городские сумасшедшие, носящие рекламные щиты-сэндвичи, и кассандры, безумно вращающие глазами, конечно, будут жаловаться и все отрицать, заниматься ловлей блох, писать книги и участвовать в ночных телешоу. Однако теперь и они в деле. Так уж заведено.
Снаружи Белла-центра поражают две вещи: во-первых, датчане не торгуют выпечкой, а во-вторых, нет никаких указателей. Ну не любят они указывать, что вам делать.
Я провожу три дня как в тумане, совершенно потерянный, бесцельно бродя меж тысяч людей, одетых в национальные костюмы, сидящих импровизированными группками вокруг компьютеров общего пользования. Бесконечные разговоры и выстукивание древних ритмов на клавиатурах. Чувствуется отсутствие хиппи, хотя я обнаружил трех азиатов, одетых деревьями. Никаких косичек, да и бород почти нет, никаких самовязаных свитеров и самотканых рубах.
Это не те люди, которых можно встретить на уличных демонстрациях. На них нет перуанских шапок, и волосы на голове не выбриты в пьяном угаре. Это не те ребята, что устраивают представления снаружи.
Это третье поколение эковоинов. Все началось с диких пророков 1970-х, писавших книги соком вайды и уходивших отшельничать в пустоши, пытаясь услышать зов Геи и обрести забвение. Потом были их ученики — безумцы альтернативного толка, белые растаманы, модельеры и модели в искусственном меху, тощие мальчики из рок-групп, изготовители сидра и культиваторы конопли. Но и они исчезли. Теперь есть официальная поддержка, и работа делается профессионалами. Технократами.
Зал полон тысячами излишне квалифицированных людей, тихо беседующими на четырех языках. Эти люди возглавляют неправительственные организации, большие благотворительные фонды и ведомства ООН. Аппаратчики-альтернативщики со всего света, большинству из которых нет и сорока пяти. Экология стала слишком большим и важным делом, чтобы оставлять его вшивым романтикам. Пускай себе пишут блоги или прокладывают велосипедные маршруты. А здесь речь идет о путях развития мировой экономики в следующем столетии.
Поэтому тут присутствует большой бизнес: представители автопромышленности, авиалиний, нефтяных компаний. Энергетики — они-то знают, откуда ветер дует. И все без исключения хотят оказаться внутри. Они уже осознали, что защита окружающей среды подобралась к верхушке власти и вершинам цинизма. На борьбе с глобальным потеплением делаются состояния — на технологиях, инновациях, торговле выбросами углерода, грантах и чувстве вины. Чувство вины приносит большие деньги. А все потенциальные покупатели тоже тут: молодые, умные, смышленые чиновники со всего света. В Южном, развивающемся полушарии единственные люди, помимо туристов, пользующиеся самолетами, — это местные чиновники, направляющиеся на экологические и медицинские конференции. Вот у кого деньги, а не у отсталых скептиков. Скептики ничего не добьются и ничего не смогут купить. Они просто надеются сохранить все как есть и выйти в финал.
