Александр Герцен - Крепостной ансамбль Мангупа
При возведении цитадели происходила расчистка эспланады, о чем свидетельствуют вырубки в скале, открытые в 1975 г. при раскопках у фасов оборонительных стен и донжона. Особенно показательны расчищенные в 1967 г. в 8 м к югу от юго-восточной (Б) куртины цитадели остатки вырубленного в скале основания небольшой одноапсидной церкви, стоявшей над склепом с двумя лежанками. Этот комплекс датируется Е. В. Веймарном по эски-керменским аналогиям приблизительно X в. (66, с. 126–127). Несомненно, что эта постройка была несовместима с укреплением и потому ее (или ее руины) разобрали до последнего камня. Не исключено, что многочисленные архитектурные детали, а также орнаментированные надгробные плиты в кладке стен донжона взяты из этого памятника и других, более отдаленно расположенных, построек.
Фронтальный обстрел эспланады производился с боевых площадок куртины, высота их обороны составляла от 3,5 (Б) до 6 (А) м. Несомненно, что в этом обстреле участвовал и донжон, но его боевые фасадные стены сохранились лишь на высоту цокольного этажа. На втором этаже в юго-восточной стене находится ниша, перекрытая килевидной аркой и заложенная кладкой, в которой была проделана бойница. Такая конструкция была весьма распространена как в архитектуре Малой Азии, так и в Восточной Европе. Близкие [143] примеры можно найти в башнях Константинополя (323, с. 102–103) или в Изборской крепости (226, с. 178–179). Именно так Альберти рекомендовал сооружать амбразуры в толстых стенах зданий (15, с. 90). В этой же стене находится арочный проем, выводящий на боевую площадку куртины Б. На куртину А можно было попасть с террасы у заднего фасада донжона по лестничному всходу через площадку над воротами цитадели. Бруствер сохранился только на участке ворот и на юго-западном фланге куртины. Б. Однако, как отмечалось еще в I главе, скорее всего, он перестраивался при турках не ранее второй половины XVII в.
Толщина оборонительных стен цитадели достигала 2,8 м. Структура их трехслойная. Лицевой панцирь выполнен однорядной орфостатной простой кладкой из известняковых блоков со средними размерами 0,4 х 0,6 м. Наилучший по сохранности участок кладки находится на юго-восточном фланге куртины Б. На остальном протяжении стен нижние ряды облицовки подвергались выборке, в результате чего обнажились большие участки забутовки. Не исключено, что блоки добывались из каких-то полуразрушенных оборонительных сооружений раннего средневековья, скорее всего, в Капу-дере из укрепления А.XVI, где сохранился квадровый пояс лишь на высоту до 2 м, а выше идет бутовая иррегулярная кладка. Ядро куртин цитадели составляет бут среднего и крупного размера, а тыльный панцирь выложен из грубооколотого бута крупного размера.
Лицевая часть северо-западной куртины (А) имеет неоднородную кладку. В верхней и средней ее части уложены квадры, образующие ровные ряды на протяжении всего сооружения, а в нижней части преобладает рваный бутовый камень. Эта разнородность несомненно связана с ремонтными работами, последовавшими за выборкой камня из лицевой кладки. Вероятно, после захвата Мангупа турками цитадель на некоторое время превратилась в каменоломню, а затем вновь ей была возвращена оборонительная функция. Не исключено, что такая реконструкция могла иметь место и во времена Феодоро. Хищническая выборка камня из стен цитадели продолжалась до первого десятилетия XX в. включительно. Так, на фотографии куртины Б, помещенной в путеводителе по Крыму, выпущенном в 1902 г., хорошо видно, что облицовка еще сохранялась на всю высоту в северо-западной части куртины (33, с. 137), к 20-м гг. она уже была разобрана, частичное ее восстановление произведено в 1974–1975 гг. крымскими специальными научными производственными мастерскими. К сожалению, реставраторы восстановили кладку из штучного камня среднего размера вместо требуемой из больших блоков.
О застройке территории Тешкли-буруна, прикрытой напольным укреплением, пока известно мало. В центре мыса находился небольшой восьмигранный в плане храм, раскопанный Ф. А. Брауном (1890 г.) и Р. X. Лепером (1912 г.), бывший, вероятно, княжеской капеллой. Это уникальное для христианской архитектуры Крыма сооружение обычно датируют VIII в. (27, с. 16). Однако планировочная привязанность к цитадели, возникшей в период княжества Феодоро, архитектурная цельность и сохранность этого памятника могут быть указанием на более позднюю дату. В Крыму в XIV–XV вв. получили распространение центрально-купольные постройки — мавзолеи (дюрбе) татарской знати, имеющие обычно в плане форму восьмигранника (43). Не исключено, что этот <типовой проект> по заказу правителя Мангупа мог быть приспособлен под христианский храм. Этому предположению соответствуют многочисленные малоазийские по характеру детали декора донжона цитадели, дворца князя Алексея и большой базилики, хронологически и стилистически сочетающихся с мавзолеями этого типа. В дальнейшем необходимо провести всесторонний архитектурный анализ октогонального храма в цитадели для окончательного решения о его дате и для культурно-исторической интерпретации. Бытовая застройка цитадели затронута раскопками у тыльной стороны куртины А. О существовании такой застройки можно судить также по многочисленным вырубкам на поверхности материковой скалы, свободной от земли в районе оконечности мыса.
На Тешкли-буруне наблюдается наибольшая для Мангупского плато концентрация искусственных пещерных сооружений, которых здесь насчитывается 31. По своему назначению они могут быть разделены на три группы: оборонительные, культово-погребальные и водосборные. Первые две были описаны Е. В. Веймарном на основании наблюдений и зачисток, проведенных в 1938 г. (53, с. 424–428). Что касается водоснабжения цитадели, то этот вопрос был разрешен в 1966 г. расчисткой вырубленного в скале колодца [144] глубиной 23,6 м. Лишь позже стало известно его описание, сделанное во второй половине XVII в. Эвлией Челеби. Колодец был пробит с расчетом перехвата водоносной трещины, из которой вода поступала в естественный грот в подножие обрыва мыса. Колодец аналогичной конструкции известен также в «новом городе» Чуфут-кале. Привязан к естественному гроту и осадный колодец Эски-кермена (232, с. 199–202).
Оборонительные казематы, как правило, имеют вход с плато в виде люка. В обрыв выходят амбразуры, из которых с высоты 20–30 м просматривалась главная колесная дорога, огибавшая подножие мыса. Характерен одиночный каземат № 2, имеющий узко направленную бойницу (рис. 34).
Рис. 34. Цитадель. Каземат № 2. План и разрез.
Система обстрела дороги была хорошо продумана с учетом как дальнобойного оружия (лука), так и ручного метания камней. Показательно в этом отношении решение амбразуры каземата № 18, входящего в пещерный комплекс III (рис. 35).
Рис. 35. Цитадель. Схема обстрела из каземата № 18 (пещерный комплекс III). [266]
Наиболее сложный оборонительный комплекс, известный под названием «Барабан-коба», расположен на оконечности мыса. Он разделен на три яруса. В нижнем находилась, вероятно, тюрьма. В нее вели два лестничных спуска, один ранний, через крутой тоннель, второй более поздний, прорубленный по краю скальной стены.
Два из трех пещерных культовых христианских комплексов Тешкли-буруна непосредственно связаны с обороной. Особенно показательна так называемая «гарнизонная церковь», расчищенная в 1912 г. Р. X. Лепером. В апсиде ее, нависающей над обрывом, есть бойница, из которой в случае необходимости можно было стрелять по дороге.
Что касается хронологии оборонительного строительства на Мангупе времени княжества Феодоро, то датирование защитных сооружений, выделяемых нами в качестве ГЛО, решалось прежними исследователями единодушно. Они полагали, что основанием их являются раннесредневековые кладки, а видимые надземные части стен относили к XIV–XV вв. (см. I главу). А. Л. Якобсон считал, что строительство крепостных стен и башен было завершено в 20-х гг. XV в. князем Алексеем (297, с. 124), опираясь, очевидно, на содержание инкерманской надписи 1427 г. и мангупской — 1425 г.
Несомненно, что эпиграфические источники дают основную информацию о фортификационных мероприятиях в Феодоро, их дополняют данные новейших археологических раскопок. В совокупности они рисуют следующую картину. В 60-х гг. XIV в. на плато началось возведение крепостных стен ВЛО, о чем сообщает надпись, найденная Р. X. Лепером в 1913 г. во вторичной кладке большой базилики. Приведем ее текст в переводе Н. В. Малицкого: «Господи Иисусе Христе боже наш (благослови) основавших (сию) стену, построена эта башня верхнего города почтенной Пойки помощью божией и святого Димитрия и попечением всечестнейшего нашего Хуйтани сотника (достойного?) всякой чести и (совершено) восстановление Феодоро, вместе с Пойкой построены в 6870 г.» (164, с. 9–10). Обратим внимание на упоминание о восстановлении Феодоро, его можно толковать как указание на то, что крепость пребывала в разрушенном состоянии. Действительно, материалы археологических исследований, в особенности в Лагерной балке и в цитадели, показывают, что после X в. наступила пауза в жизни поселения. Возрождение началось после длительного запустения, когда произвели перепланировку старой разрушенной застройки. Отмечается резкая смена материальной культуры, которая уже становится типичной для Таврики XIII–XV вв. (302, с. 157–158). В данном случае связывать это со сменой населения невозможно. Скорее это — результат обживания Мангупского плато тем же населением горных районов, вступившим в новую историческую эпоху — расцвета феодальных отношений. Зримым итогом этого процесса было появление городов. Можно еще раз обратиться к примеру Молдавии, тесно связанной с Крымом политическими отношениями на протяжении XIV–XV вв. Процесс феодализации начался там с IX–X вв., однако развивался медленно, сдерживаемый господством Золотой Орды. Только к концу XIV в. начали зарождаться города в современном понимании этого термина (212, с. 366). Естественно, что на Таврику такая аналогия может быть распространена с известными оговорками. Здесь и до XIV в. существовали города: Херсон, Кафа, Солдайя, Солхат. Однако для внутренних горных районов полуострова — территории, вошедшей в состав Феодоро, это наблюдение вполне приемлемо.
