Борис Зайцев - Солнечные узоры
Постояли мы у заколоченного дома и отошли ни с чем. А звонница стояла удивительная, сделанная из одного ствола раздвоенного дерева. Развилка начиналась с высоты более двух метров. Вряд ли залезет к бечеве и ударит в колокол несмышленый деревенский мальчуган. А выше были набиты перекладины, чтобы можно было подняться к колоколу, точно пожарные лестницы в московских дворах, обшитые снизу досками от озорной детворы.
Мы свернули на улицу с милым названием Елочная. Дома здесь разнились по возрасту. Все больше было новых, послевоенной стройки, но две избы под № 78 и 90 привлекли наше внимание. Мы не увидели их хозяев, но нам так и казалось, что это были две дряхлые старушки, ибо кто же еще мог жить в этих обветшавших избушках, к которым, видимо, окончив работу, уже никогда не подходил плотник. Но с достоинством стояли эти избушки в уличном порядке, сохраняя следы былой традиционной красоты: и рубленые консоли-помочи, и украшенные резьбой причелины, и с живительной искринкой плотницких затей наличники.
Нам не хотелось возвращаться назад к электричке. Жаль было расставаться с этими сосновыми лесами, с этими ржаными и серебристыми овсяными полями, над которыми низко шла еще не обернувшаяся тучами облачная гряда. По карте-схеме выходило, что до ближайшей деревни Соболе-во на Рязанском шоссе было примерно десять километров. И мы тронулись в путь.
Лиха беда начало. Только прошли сосняк, началось болото. Комары плотно взяли нас в кольцо. Они не столько кусают, сколько отнимают у нас настроение. Но к счастью, болото скоро кончилось и комаров поубавилось. В самом деле, стоит ли хандрить, когда над нами такое высокое голубое небо, когда ты с таким наслаждением вытянул ноги на мягкой моховой подстилке лесного холмика и кроны сосен раскачиваются над твоей головой, отражая на лице солнечные зайчики, пробившиеся сквозь переплетение сучьев и паутину иголок.
Издалека нарастал ровный гул. То был уверенный гул Рязанского шоссе. Его не спутаешь с шумом лесного ветра. Там, за лесом, наверстывая километры, неслись по магистрали грузовики, автобусы, легковые машины. И лежал их путь через старинную деревню Соболеве, через которую и мы недавно проехали мимо поразившего нас дома, а сейчас еще несколько сот метров, и произойдет встреча. И мы, предвкушая ее, не торопились сразу выйти к дому, а, нарочито сделав круг, вошли в деревню с противоположного конца.
Нет, могли не делать лишнего круга. В деревне Соболе-во был только один старинный дом под № 72, вышедший прямо к дороге и не смутившийся при виде летящих мимо его сосновых венцов, мимо его огромных солнц над окнами автомобилей XX века. Высокий гребень четырехскатной крыши солидно возвышался над соседними домами. Прямоугольный в плане, дом был торцом поставлен к шоссе, но на этой-то торцевой стене было пять окон! На продольной западной стороне дома, выходящей в тупик, под лучами заходящего солнца сверкали шесть окон, не считая заложенного. Такого обилия нам еще не приходилось видеть. Семь окон с продольного главного фасада и пять с торцевого на шоссе: двенадцать окон заливали светом просторную избу!
Было окно и на глухом восточном фасаде, выходящем в палисад. И над всеми окнами дома сияли солнца. Они были столь велики, что их лучи скорее напоминали спицы огненной колесницы. Величина дома соответственно диктовала резчику и крупный масштаб декора наличников.
К сожалению, время не оставило нам полный набор украшений окон этого, без громкого слова, уникального дома. Лишь на западном фасаде одно из окон сохранило часть ставен и даже два сиротливо повисших бруса, когда-то державших резную доску подзора. Но на других окнах ни ставен, ни подзоров не было.
Прежде чем войти в дом, осмотрим сруб постройки. Она рублена из довольно-таки больших стволов сосен длиной более 8 метров и диаметром 25–30 сантиметров. Пожалуй, трудно называть такой домина избой в традиционном смысле этого слова. По краю кровли идет широкий карниз, как у настоящего городского дома, построенного по проекту архитектора. Сзади дома прилепился хозяйственный двор, но его срубик мелковат и явно рублен гораздо позднее. Он, хотя и крыт в отличие от жилого дома осиновой дранкой, все же не воскрешает в сознании облика истинного хозяйственного двора, который когда-то обслуживал эту усадьбу.
Может быть, была иная планировка крестьянской усадьбы и двор располагался иначе по отношению к жилому дому? Но сейчас для нас этот вопрос уходит на второй план, ибо мы полностью поддались очарованию, исходящему от этой мощной постройки. Строительный почерк плотника был безупречен. Он великолепно чувствовал масштаб своего творения. Верхний лобан наличника был равен в высоту половине окна, а доска подзора на глаз была чуть меньше лобана. Подобный наличник иллюзорно увеличивал площадь окна, придавал стене сруба устремленность вверх, логично сочетался с высокой кровлей, очевидно крытой в старину, судя по изыску отделки дома, тесом.
Наше пристальное внимание к дому не прошло незамеченным для хозяек. Оказалось, что в доме жили две фамилии: Синевы и Кочневы. В сенях с крутой лестницей на двор стояли полные ведра черники. А мы в лесу, подгоняемые комарами, не увидели ягод!
— Ягод нынче много. Угощайтесь, — перехватила наш взгляд хозяйка. Вежливо взяв по горсти, мы с порога объяснили, что совсем не по ягоды пришли в деревню. И хозяйка радушно раскрыла дверь в избу.
Пятая стена, «остатки» которой выходили на западный фасад, весьма условно разделяла помещение на «чистую» без печи половину и кухню, где стояла облицованная кафелем русская печь. Старинная столярная перегородка четко разделяла внутреннее пространство дома на две половины. Перегородка была украшена квадратными углублениями со скошенными углами, а четыре ее двери были, разумеется, наглухо заколочены. И только сейчас нам стало понятно, отчего центральное окно на торцевом фасаде было заложено тем же лесом, из которого рубился весь сруб дома. Видно, эта перегородка появилась сразу же при строительстве дома и начатое было пятое окно заделали за ненадобностью.
Две массивные балки-матицы поддерживали дощатые потолки в двух комнатах. Кто здесь жил на старинном Рязанском большаке? Землепашец или ямщик? Или тот и другой, ухитряясь справлять эти два дела вместе? Этого нынешние хозяева дома не помнят, как не помнят они и времени постройки дома.
Старый Рязанский тракт… Он сменил свое покрытие, где булыгу, а где просто накатанный грунт, на иссиня-черную ленту асфальта. Начало ему дает новый Рязанский проспект в Москве. Давно исчезли на окраине города избы и на их месте по сторонам проспекта вознеслись, отражая большие солнечные зайцы, комфортабельные жилые дома. Идешь по проспекту, стараешься представить облик старинного тракта и не можешь. Слишком далеко расстояние во времени между этими двумя дорогами. А ведь отсюда переехала в Истринский музей старинная изба. Совсем недавно на окраине города Люберец доживала свой век придорожная деревенька Выхино. Если бы не Истринский музей, то потеряли бы мы эту примечательную избу. Окрестные жители называли ее Кутузовской и свято в то верили. И трудно их было убедить (а пожалуй, не стоило этого делать), что была у Москвы 1812 года лишь одна Кутузовская изба. Стоит ныне ее подобие за музеем-панорамой «Бородинская битва» на другом старинном тракте. Но так хочется каждой подмосковной деревне быть знаменитой, что и выхинская изба не хотела оставаться простою избою.
К ней мы еще вернемся, а сейчас наш путь лежит в край ткацких поселков и деревень. Так что попробуем запастись информацией о выбранном маршруте. Но увы! Литературы по интересующей нас теме немного, то есть почти нет. Давайте тогда осмыслим наши первые впечатления от поездки по восточным районам Подмосковья.
Естественно, что десяток километров вправо и влево от основной дороги не может дать полной картины народного жилища в нашей условной зоне. Но постепенно, оставляя позади эти версты, мы начинали понимать образный язык народных мастеров, которые, как мы и ожидали, использовали свой, присущий восточному направлению «говор».
Старинное плотницкое искусство не раз одаривало нас встречами с подлинными шедеврами, и почти полное отсутствие информации по восточным районам Подмосковья заставляло нас с большим вниманием всматриваться в уже вроде бы знакомый облик крестьянских жилищ.
Самым распространенным типом оказалась покоеобразная связь, где трехчастная изба сочеталась в усадебном ансамбле с хозяйственными постройками — амбарами, навесами, сараями, расположенными вблизи от избы, примерно в 5–8 метрах. Причем хозяйственные постройки выходили торцевыми фасадами на красную линию улицы в ряд с красными фасадами изб, что и понятно: ведь вход в постройки устраивается со стороны избы.
Глухие ворота и калитка у каждой крестьянской усадьбы придают владениям вид маленьких крепостей, впрочем довольно уютных.
