Александр Герцен - Крепостной ансамбль Мангупа
В 1787 г. появилось «Большое землеописание» Бюшинга, в которое была включена статья М. Тунманна по истории Крыма. Автор в основном приводит сведения, почерпнутые из сочинений предшественников (М. Броневского, д'Асколи и др.). По его словам, Мангуп представлял собой небольшое местечко из 50 домов, жителями которого были евреи (имеются в виду караимы) и лишь несколько татар (264, с. 34–35). Это отражает [90] ситуацию после заключения между Россией и Турцией Кучук-Кайнарджийского договора 1774 г., когда крепость потеряла военно-административное значение и постепенно стала приходить в запустение.
Включение Крыма в состав России усилило интерес к древностям полуострова. Приезжавшие сюда в конце XVIII — первой половине XIX вв. ученые и просто любители путешествий нередко поднимались на Мангуп, запечатлевая увиденное в описаниях, путевых заметках и рисунках.
Несомненный интерес представляют планы городища, отснятые русскими военными топографами в 70—80-е гг. XVIII в. и, к сожалению, до сих пор не опубликованные. Город тогда еще не был окончательно покинут последними жителями, караимами, и указание на картах жилых усадеб имеет большое значение для определения местоположения и хронологии архитектурных комплексов (11; 12).
Начало научному описанию памятников Мангупа и других «пещерных городов» было положено академиком П. С. Палласом. В 1793–1794 гг. он совершил поездку по Крыму; результаты ее нашли отражение в книге, выпущенной в Лейпциге (325). Паллас отличался не только хорошей наблюдательностью, но и добросовестностью. Дав весьма подробное описание географического положения Мангупа, автор значительное место уделил архитектурно-археологическим памятникам и, в частности, оборонительным сооружениям. Поднимаясь на плато по Табана-дере, он обратил внимание на нижнюю стену, пересекающую ущелье, и отметил, что она сложена частью из тесаного, а частью из «дикого камня». При его посещении уже был разрушен участок кладки, через который проходила тропа. П. С. Паллас полагал, что в этом месте когда-то были ворота. Довольно подробно описан дозорный комплекс в обрыве мыса Чуфут-Чеарган-бурун при калитке в боевой стене. Отметив в Гамам-дере стену с круглой башней, Паллас обратился к Тешкли-буруну и привел очень важное для нас наблюдение относительно наличия в фасадной стене здания цитадели амбразур для огнестрельного оружия: в нижнем этаже для ружей, а в верхнем для «тяжелого оружия» (325, с. 103). В середине XIX в. эта часть постройки уже была в развалинах, и только благодаря описаниям Палласа можно представить ее облик.
Строительство крепости автор с большой осторожностью был склонен отнести к генуэзцам («лигурам»), пещерные же сооружения — к арианам, бежавшим из Херсонеса.
Английская путешественница М. Гутри осматривала Мангуп в 1795 г. По ее мнению — это столица готов, именовавшаяся в древности Тавана. На такое отождествление, вероятно, натолкнуло ее название ущелья Табана-дере. Никаких доказательств в пользу этого предположения не приводится (315, с. 86).
Соотечественник М. Гутри Э. Кларк в 1800 г. посетил Мангуп в сопровождении П. Палласа. Записки его наполнены восторженными воспоминаниями о великолепных картинах природы и романтических древних руинах, но, к сожалению, содержат мало сведений о памятниках и потому большого интереса для нас не представляют (312, с. 478).
Не много полезных сведений содержат и сочинения двух наших соотечественников — П. И. Сумарокова и И. М. Муравьева-Апостола. Первый ограничивается общими замечаниями по поводу возможных основателей Мангупской крепости, считая их, вероятнее всего, генуэзцами, но не исключая и влияния готов (254, с. 49). Неизвестно почему автор утверждал, что в древности город назывался Аргодой. В восторженном описании красот Мангупа отразились и верные наблюдения: отмечается, что «пропасти, ужасающей глубины, заменяли укрепления и, стены… проведены по местам менее утесистым» (254, с. 45–46). Второй путешественник, бегло осмотрев руины города, ограничился в своих путевых заметках перечислением виденного: оборонительных стен и башен, развалин ворот и т. д. Здание цитадели, по его мнению, — дворец мангупских князей (186, с. 182–189). На оконечности Тешкли-буруна И. М. Муравьев-Апостол видел остатки круглой башни, возвышавшейся над высеченными под ней пещерами. Сейчас с этим сооружением можно связывать вырубки в верхней части комплекса Барабан-кобы (53, с 424). Не всем данным этого автора можно в одинаковой степени доверять. Так, например, он утверждает, что с внутренней стороны цитадели проходил ров, никаких признаков которого впоследствии обнаружено не было. Правда, нужно отдать должное автору в осторожности сделанных выводов: он сомневается в причастности готов и генуэзцев к строительству на Мангупе и оставляет открытым вопрос: «Что такое Мангуп?»
Первое обследование архитектурных памятников городища с целью подготовки предложений о мерах их сохранения было поручено [91] правительством академику Келлеру, командированному в Крым в 1821 г. Им был составлен доклад о состоянии фортификационных сооружений, которые определялись как генуэзские (197, с. 395).
Основное внимание Келлер уделил участку главных городских ворот в ущелье Капу-дере. В его рапорте отмечается, что воротный свод рухнул. Отмечено, что опорой для него служил с одной стороны естественный скальный обрыв, а с другой — пилон, сложенный из тесаного камня. Описана также конструкция оборонительной стены, примыкавшей к воротам, указано, что лицевая ее сторона сложена из тесаных камней, а тыльная — из необработанных.
Особую тревогу вызвало состояние фланговой башни, которая нуждалась, по мнению эксперта, в срочном ремонте. Остальные оборонительные сооружения он нашел в хорошем состоянии. Расход на ремонтные работы определен был в 500–600 руб. (197, с. 396).
В 1837 г. вышел в свет «Крымский сборник» П. Кеппена, специальная глава в котором уделена Мангупу; в нее введены два глазомерных плана — Муравьева-Апостола (весьма неточный) и собственный, более верный. Автор полностью воспроизводит описания памятника, сделанные М. Броневским и П. Палласом, но сам ограничивается лишь добавлением описания комплекса боевых казематов в юго-западном обрыве Чуфут-Чеарган-буруна (119, с. 271–272) и сообщения офицера Корпуса путей сообщений Е. Р. Вассаля об остатках двух стен, пересекающих балку Рогуз-дере (119, с. 287–288). Представляет интерес рисунок в начале главы, выполненный с натуры в июне 1833 г., изображающий оборонительную ограду в верховьях Табана-дере (119, с. 261).
П. Кеппен аргументированно отводит предположения своих предшественников, считавших строителями крепости генуэзцев (119, с. 281–282), и склонен скорее полагать ими греческих князей (119, с. 97). В целом для этого исследователя характерна высокая точность в описаниях и большая осторожность в окончательных выводах. Остается только сожалеть, что его собственные наблюдения по Мангупу отражены слишком лаконично.
Гораздо подробнее, но с меньшей степенью точности, описаны некоторые оборонительные сооружения городища известным швейцарским путешественником Дюбуа де Монпере (314, с. 272–286). Широкими мазками рисует он картину зарождения жизни «пещерных городов» (в том числе и Мангупа). Помещения в скалах, по его мысли, высекли тавры, которые вместе со скифами являлись народами финского происхождения (?). Пришедшие позже готы использовали эти крипты. Возникновение же «пещерных городов» нужно связывать с деятельностью Юстиниана I, стремившегося защитить горные проходы, ведущие в союзную с Византией область Дори; тем самым была заложена основа гипотезы о связи упоминаемых Прокопием «длинных стен» с крепостями Юго-Западного Крыма. Многие необоснованные выводы Дюбуа де Монпере отвергнуты современной наукой, но следует отметить ценные моменты в его сочинении. Например, автор одним из первых связывает топоним «Феодоро» с Мангупом, а не с Инкерманом, как это делали его предшественники. Это предположение почти на четверть века опередило научно обоснованный вывод Ф. К. Бруна о тождестве Феодоро с Мангупом. Интересно сравнение пещерных сооружений городищ Крыма с аналогичными постройками на Кавказе. Особенно ценен весьма верный рисунок, приложенный к описанию цитадели, передающий облик ее фасада, обращенного на Тешкли-бурун.
В 1839 г. в Одессе вышло описание Мангупа, сделанное И. С. Андриевским. Несмотря на ряд неточностей, а возможно даже и вымышленных деталей, оно интересно большей подробностью, чем описание П. Кеппена, а также рядом важных наблюдений. Так, автор упоминает о надписи с крестом в «сердцеобразном круге» и различимыми греческими буквами, виденную им, судя по всему, в одной из башен в Гамам-дере. Речь, несомненно, идет о надписи, упомянутой Н. Н. Мурзакевичем в 1837 г. (на это обратил внимание Ф. К. Брун) (308, с. 72–73); в реальности ее существования в прошлом, таким образом, можно не сомневаться. По мнению И. С. Андриевского, греческая надпись свидетельствует о построении крепости византийцами «на границах Хазарии» (17, с. 541–542). Сомнительно его утверждение о существовании рельефного изображения двуглавого орла в арке ворот цитадели. Кроме этой детали, описание здания цитадели вполне правдиво. И. С. Андриевский правильно отмечает, что расположение стен и башен крепости подчинено естественной планировке плато. Верно наблюдение относительно своеобразия кладки оборонительных стен и полукруглой башни в Гаадам-дере, которая отличается от стен [92] Херсонеса и от генуэзских укреплений Кафы и Балаклавы (17, с. 544–545). В заключении статьи приводится достаточно полный для своего времени очерк истории Мангупа.
