Денис Целых - Красно-синий – самый сильный!
ЦСКА – «Зенит». В перерыве Сергей Перхун сменит Андрея Новосадова
«У нас с Серегой никогда не было никаких обид, наоборот, мы всегда поддерживали друг друга, – подтвердил слова тренера Андрей Новосадов. – Когда он прочно завоевал место в составе, проведя серию прекрасных матчей, я искренне радовался за него».
И это, поверьте, не пустые слова. Не случайно Новосадов, уже игрок «Торпедо-ЗИЛ», вместе с армейцами полетел в Днепропетровск – проводить своего коллегу и друга в последний путь. Андрей вообще тяжелее многих других перенес эту потерю.
Все игроки говорили о Сереже: «С самого начала было видно, что у него есть талант». Но ведь это далеко не все. Этот талант еще надо реализовать. Но Сергей был настоящим профессионалом. Именно поэтому его вратарский взлет был столь стремительным, я бы даже сказал, головокружительным. Каждый новый матч он играл все лучше, все увереннее. Сначала стал основным вратарем в ЦСКА, потом дождался приглашения в сборную. «За Серегой мы чувствовали себя, как за каменной стеной, – отметил Олег Корнаухов. – В каждом матче он выкладывался на 100 процентов, даже больше. Никогда не халтурил».
«У него было все, что надо, – добавил Садырин. – И самоотдача, и мастерство. Очень координированный. Он обладал особой техникой – мягкой, кошачьей, что ли. И еще, что очень важно, здорово играл ногами. Никогда не был белой вороной, когда на тренировках играли в квадрат. Сегодня это умение вратарям необходимо. Многие из них, по сути, выполняют функции чистильщиков, подстраховывая полевых игроков. Сережа этим тоже отличался. Прекрасно читал игру, часто выходил из ворот. Это его и сгубило. Погорячился, вылетел… Э-эх… Я ему всегда говорил: Сережа, действуй по ситуации. Считаешь нужным выйти – выходи. Он это усвоил. Здесь голова у него очень здорово работала. Он умел предвидеть различные ситуации. Но здесь погорячился».
«Слово «страх» в его понятиях отсутствовало напрочь, – сказал Корнаухов. – И в том моменте он поступил, как он должен был поступить. Но так вышло, что это был его последний поступок».
В кошмаре этом сделай остановкуИ отмени трагический мотив.О, господи, назначь переигровкуС «Анжи», а не «Тироль» – «Локомотив»!
Эти строки, посвященные Сергею Перхуну, я прочитал в одной из гостевых книг в Интернете. О боже, как бы все мы хотели этой самой переигровки!..
Между тем, когда произошел этот злосчастный инцидент, многие игроки не придали ему слишком уж особого значения. Ну, столкнулись, бывает. Футбол все-таки. Не балет. «В игре я воспринял это столкновение достаточно спокойно, – вспоминал Олег Корнаухов. – В футболе ведь случается много таких эпизодов. Без ушибов, ссадин, царапин здесь не обойтись. Бывают и более серьезные травмы: сотрясение мозга, перелом носа. Поэтому тогда я даже не думал, что все будет настолько серьезно».
После матча, когда машина «Скорой помощи» уже увезет Перхуна в махачкалинскую больницу, Садырин скажет: «По всей видимости, у Сергея сломан нос». Скажет для журналистов. А самому ему будет ох как не по себе. В автобусе по дороге в аэропорт у главного тренера армейцев случится настоящая истерика. «Когда мы сели в автобус, меня просто начало колотить, – признался наставник ЦСКА. – Очень нехорошими тогда были предчувствия».
В махачкалинском аэропорту Сергея ждали до поздней ночи. Никто не знал, что с ним, как он, где он. Телефоны не работали, связи никакой. Оставалось ждать. Ночью из больницы приехал Евгений Гинер, сказал, что новости не самые радужные, везти Сергея пока нельзя. Это объявление было встречено гробовой тишиной. «Мы испытали настоящий шок, – вспоминал Станислав Лысенко. – Просто сидели и молчали. Не знали, что друг другу сказать».
«Когда нам сообщили, что на самом деле произошло с Сережей, я был просто убит, – тяжело вздохнув, сказал Павел Садырин. – Сразу пронеслось в голове: неужели я потеряю еще одного мальчишку, своего мальчишку?! Сережа действительно был мне как сын. Да и вся команда считала его родным».
«Если бы было надо, мы бы в этом аэропорту и неделю просидели! – воскликнул в сердцах Сергей Филиппенков. – Но этим ведь не поможешь. Назад, в Москву, летели в молчании. На душе было очень тяжело».
18 августа 2001 года. «Анжи» – ЦСКА. Роковое столкновение Будуна Будунова и Сергея Перхуна
То, что пережили футболисты ЦСКА за эти десять дней, когда Сергей оставался в коме, не передать словами. Какие тут тренировки, когда твой коллега, твой друг, который совсем еще недавно вместе с тобой выходил на поле, находится на волосок от смерти! Это самое тяжелое, когда ты искренне хочешь помочь человеку, но не можешь этого сделать. Как и все мы, армейцы каждый день ждали обнадеживающих вестей из больницы. Новости футболисты обычно узнавали либо от доктора команды Артема Катулина, либо от Павла Садырина. Перед каждой тренировкой он собирал их на 10–15 минут и рассказывал о последних изменениях в состоянии Сергея. «Всю неделю после этой игры мы были, как на иголках, если не сказать больше, – вспоминал защитник Максим Боков. – Ужас, что творилось на душе». «Как только встретимся, главный вопрос: «Как там Серега?» – это уже слова Станислава Лысенко. – Если утром не было тренировки, звонили доктору на мобильный телефон, спрашивали, есть ли улучшение в его состоянии. А он, как правило, отвечал: «Все так же».
«Всю неделю после этой игры мы жили надеждой, – сказал Сергей Филиппенков. – Лично я не предполагал, что все закончится именно так. Думал, Серега вытянет. Были разговоры, что ему придется расстаться с футболом. Но в то, что он выживет, я верил».
Увы, этого не случилось. Во вторник, 28 августа 2001 года, в 5.30 утра армейский вратарь скончался. Когда мы узнали эту страшную новость, в душе каждого из нас что-то оборвалось. Как такое могло произойти? Почему? За что? Футбол не стоит таких жертв… «В то утро я позвонил нашему врачу и, как всегда, спросил: «Как там Серега?» – вспоминал Станислав Лысенко. – Еще так бодро спросил. А в ответ короткое: «Он умер». И сразу повисла пауза. С минуту мы молчали – и я, и он. Никак я не мог поверить, что такое может быть. А когда положил трубку, просто зарыдал. Полдня не мог в себя прийти – жена успокаивала».
«Когда это все-таки произошло, я испытал полное опустошение, – сказал Олег Корнаухов. – На глаза сами собой навернулись слезы. Я был настолько потрясен этим, что не мог ни думать, ни говорить. Словно все напрочь исчезло в один момент. Тем более что это столкновение произошло на моих глазах. И только потом в голову начали приходить мысли – как же все это несправедливо, этого просто не должно быть».
«Когда узнал, что Сереги больше нет, пережил настоящий шок, – признался мне тогда Сергей Филиппенков. – Не верил, не хотел верить в это. Как это так – был человек и вдруг его не стало? Честно говоря, и сейчас тоже не хочется верить. Ощущения такие, как будто Сергей уехал в сборную и скоро должен вернуться. Увы, это не так. С каждым днем я все отчетливее начинаю осознавать, что Сереги с нами больше не будет».
«Сергей был Человеком с большой буквы. Это главное, – так сказал о своем коллеге и друге Андрей Новосадов через неделю после трагедии. – Молодой парень, пришел в команду с такими традициями… Но он хотел расти. Серега подкупал своей работоспособностью, открытостью, человечностью… Извините, мне тяжело говорить. Даже сейчас Серега стоит у меня перед глазами…»
«Я считаю Серегу великим вратарем, – это уже слова Максима Бокова. – Да, за это короткое время он стал великим. Но видите, как все сложилось…»
Когда десять лет назад погиб Михаил Еремин, футболисты на его могиле поклялись выиграть этот чемпионат. И слово сдержали. Многие тогда задавались вопросом: что ждет нынешнее поколение армейцев? Смогут ли футболисты отойти от шока и достойно доиграть чемпионат? И сами футболисты не знали, что их ждет впереди. Все они прекрасно все понимали. Хотели перебороть себя. Но сделать это оказалось крайне непросто. «Сейчас всем нам очень тяжело, – сказал через несколько дней после трагедии Сергей Филиппенков. – На душе кошки скребут. Тяжело думать об этом, тяжело тренироваться. Как все это скажется на нашей игре? Не знаю. Да и никто, наверное, не знает. Надеюсь, что сплотимся и сыграем, как можем. Даже еще лучше. Ради Сереги».
Тогда никто и предположить не мог степень серьезности происшествия…
«Никак не могу прийти в себя, – сокрушался в первые дни после трагедии Павел Садырин. – Как только увижу газету, где написано об этом или кто-то в разговоре затронет эту тему, комок к горлу подступает. Тяжело. Думаю, долго еще от этого буду отходить. Дольше, чем десять лет назад, когда погиб Миша Еремин. Тогда была автокатастрофа, а здесь все случилось на моих глазах. Человек гибнет на работе. Человек, которого я пригласил. Не могу. Уже извинился и перед родителями, и перед ним самим. Говорю: «Сережа, прости». Получается ведь действительно так: я человека пригласил, а он погиб. Мне уже жена говорит: хватит делать себя соучастником. Не могу… Что теперь? Как горько это ни прозвучит, надо смириться. Теперь уж тут ничего не попишешь. Надо играть. Ради Сережи, ради его семьи. Много есть стимулов. Надо выйти, стряхнуть с себя этот груз, раскрепоститься и сыграть так, как команда может. Все вместе за Сережу».
