Том Годвин - Неумолимое уравнение
— Вам не нужно этого им говорить. Они это знают.
— Вы в этом уверены? — спросила она его. — Откуда вы знаете? Ведь вы не знакомы с ними.
— Куда бы вы ни поехали, человеческие сердца повсюду одинаковы.
— И они узнают то, что мне бы хотелось им сказать? Узнают, что я их люблю?
— Они всегда это знали лучше, чем вы можете выразать словами.
— Я помню все, что они делали для меня, помню все мелочи. Ведь они теперь имеют для меня такое значение! Когда мне исполнилось шестнадцать, Джерри прислал мне браслет из огненно-красных рубинов. Браслет был очень красивый и стоил ему почти месячного заработка. А еще лучше я помню ту ночь, когда мой котенок убежал на улицу и там погиб. Мне тогда было лет семь. Джерри обнимал меня, утирал слезы и уговаривал не плакать. Он сказал, что Флосси вышла ненадолго, чтобы купить новую шубку, и что к утру она уже будет ждать меня у кровати. Я ему поверила и легла спать. Я сразу же заснула, и мне снилось, что котенок вернулся. А наутро, когда я проснулась, Флосси сидела у кровати в новой белой шубке, точно как сказал Джерри. А потом, через много лет, мама рассказала мне, что Джерри ночью поднял с постели владельца магазина подарков и грозился спустить его с лестницы, если он не продаст ему белого котенка. Всегда помнишь о людях по тем мелочам, которые они сделали для тебя.
Помолчав, она сказала:
— Я все равно боюсь. Я не могу ничего с собой поделать, но мне не хочется, чтобы Джерри это почувствовал, Если он вернется вовремя, я буду вести себя так, как будто мне совсем не страшно. И я...
Громкий настойчивый звонок прервал ее.
— Джерри! — Она вскочила на ноги. — Джерри!
Он быстро повернул регулятор и спросил:
— Джерри Кросс?
— Да, — ответил встревоженный голос. — Плохие вести? Что случилось?
Она ответила за Бартона. Она стояла рядом, наклонившись к коммуникатору. Ее маленькая холодная рука лежала у него на плече.
— Хэлло, Джерри! — голос ее только слегка дрожал. — Я хотела видеть тебя.
— Мэрилин! Что ты делаешь на КЭПе?
— Я хотела видеть тебя, — повторила она. — Я хотела видеть тебя и спряталась на этом корабле.
— Ты спряталась на КЭПе?
— Да. Я не знала, чем все это может кончиться.
— Мэрилин! — это был отчаянный крик человека, который теряет последнюю надежду. — Что ты наделала!
— Я... Я... ничего...
Маленькая холодная рука судорожно сжала плечо Бартона. — Не надо, Джерри, я хотела видеть тебя. Я не хотела огорчать тебя, Джерри!
Что-то теплое капнуло ему на руку. Высвободившись из кресла, он усадил ее и повернул микрофон так, чтобы ей было удобнее.
— Я не хочу делать тебе больно.
Сдерживаемые рыдания душили ее. Брат снова заговорил:
— Не плачь, Мэрилин. — Его голос вдруг стал глубоким и нежным. В нем ясно чувствовалась затаенная боль. — Не плачь, сестренка, ты не должна плакать. Не бойся, родная, хорошо?
— Я... я... — нижняя губа задрожала, и она закусила ее. — Я не хотела плакать. Я только хотела попрощаться с тобой, потому что мне уже пора.
— Конечно, конечно. Ничего не поделаешь, сестренка. — Затем голос изменился. Он быстро и повелительно спросил: — КЭП! Вы запрашивали «Звездную Пыль»? Вы проверили данные счетных машин?
— Час назад я вызывал «Звездную Пыль». Они не могут вернуться. На расстоянии в сорок световых лет нет ни одного корабля.
— Вы твердо уверены, что все показания счетных машин правильны? Абсолютно уверены?
— Да. Неужели вы думаете, что я мог бы пойти на это, если бы не был абсолютно уверен? Я сделал все что мог.
— Он пытался помочь мне, Джерри. — Ее губы больше не дрожали, но короткие рукава блузки стали совсем мокрыми, так как она все время утирала ими слезы. — Никто не может помочь мне. Я больше не стану плакать. Все будет хорошо с тобой, с папой и мамой. Правда?
— Конечно, конечно. Все в порядке.
Голос становился все слабее. Бартон до конца повернул регулятор.
— Он уходит из радиосферы, — сказал он.— Через минуту голос совсем исчезнет.
— Тебя уже плохо слышно, Джерри! — сказала она: — А я хотела так много сказать тебе. Мы скоро должны проститься. Но, может быть, мы еще когда-нибудь встретимся? Может быть, ты увидишь меня во сне, с растрепанными косичками, как я держу на руках мертвого котенка. Может быть, тебе обо мне напомнит звонкая песня жаворонка, о котором ты мне рассказывал. Может быть, иногда ты будешь просто чувствовать, что я рядом. Думай только так обо мне, Джерри, только так.
Из микрофона донесся приглушенный шепот:
— Только так, Мэрилин. Только так...
— Время истекло, Джерри. Мне пора. До сви...
Она не договорила. Рот искривился. Она с трудом сдерживала слезы. Однако, когда она снова заговорила, ее голос звучал ясно и естественно:
— Прощай, Джерри!
Холодный металл коммуникатора донес последние, едва различимые слова:
— Прощай, сестренка!
Наступила тишина. Девушка сидела неподвижно, как будто все еще прислушиваясь к последним словам брата. Затем повернулась лицом к люку. Бартон поднял черный рычаг. Внутренняя дверца люка отскочила и открыла пустую маленькую камеру. Она медленно направилась к ней. Она шла, высоко подняв голову; каштановые волосы рассыпались по плечам. Маленькие ноги в белых туфельках двигались уверенно и спокойно, стеклянные хрусталики на пряжках загорались огоньками. Он не встал помочь ей. Она ступила в люк и повернулась к нему. Только пульсирующая жилка на шее выдавала, как дико билось ее сердце.
— Я готова, — сказала она.
Он опустил рычаг, и дверца, последний барьер между жизнью и смертью, щелкнула и захлопнулась. Девушка исчезла во мраке. Он поднял красный рычаг. Корабль слегка качнулся, когда из люка вырвался воздух, а затем вернулся в прежнее положение. Он опустил красный рычаг.
С трудом волоча ноги, он побрел к креслу. Добравшись до него, он нажал сигнальную кнопку передатчика и вызвал «Звездную Пыль».
Было еще рано возобновлять торможение; корабль плавно падал. Тихо мурлыкали двигатели. Белая стрелка прибора, измеряющего температуру в грузовом отсеке, стояла на нуле. Неумолимое уравнение было удовлетворено. Он был один на корабле, где еще ощущалось присутствие девушки, ничего не знавшей о силах, которые убивали, не испытывая ни ненависти, ни злобы. Ему казалось, что она все еще сидит на металлическом стенде рядом с ним, маленькая, испуганная и растерянная, а слова ее, как эхо, звучали у него в ушах:
— Почему я должна умереть? Я не сделала ничего такого, за что меня нужно убивать!
