Василий Веденеев - 100 великих курьезов истории
Вийон, скрываясь от парижского правосудия, попадает в Анжер, где, скорее всего, был приговорен к смертной казни. Казнь отменили, но на свет появилась знаменитая «Баллада о повешенных». В 1460 году поэту пришлось пережить очередной смертный приговор, на этот раз в Орлеане. Ему повезло. В город прибыла юная Мария Орлеанская, и по этому поводу была объявлена амнистия.
Через некоторое время, устав искать честный заработок (за стихи платили, понятно, немного), Вийон снова попадает в поле зрения правосудия. В 1461 году он стал узником епископа Тибо де Оссиньи в городке Мэнсюр-Луар. На счастье, через городок проезжал Людовик XI, по традиции, милуя и освобождая всех преступников. В это же время поэт заканчивает работу над «Большим завещанием», включая в его состав баллады, в том числе «Балладу о дамах былых времен», со знаменитым вопросом: «Но где же прошлогодний снег?»
Но криминальная среда не отпускает Франсуа. И вот он опять в Париже, в тюрьме Шатле. Вскоре его выпускают с условием вернуть те деньги, которые он получил после кражи в Наваррском коллеже. Но не прошло и месяца, как Вийон ввязался в уличную драку – и опять за решеткой. На этот раз ему припомнили какие-то прошлые грехи, он подвергнут пытке и приговорен к повешению. Опять прошение о помиловании, опять помилование. Но теперь поэт должен покинуть Париж на десять лет. На сборы – три дня. И вот после 8 января 1463 года мы больше ничего не знаем, как жил Франсуа Вийон и жил ли он вообще после этой даты. Остались стихи, получившие популярность уже после его смерти, остались подражатели. Осталась слава, конечно, Поэта, а не уголовника. На русском языке его стихи известны в переводах Ильи Эренбурга (говорят, это лучшие произведения переводчика), Николая Гумилева (опубликованные в советское время почему-то под именем Осип Мандельштам), Валерия Брюсова, Всеволода Рождественского и даже Владимира Жаботинского (теоретика и практика мирового сионизма и… незаурядного русского поэта).
Как китайцы открыли мир
В начале XV в. лучшие в мире суда строили в Китае. Огромная флотилия, которой командовал адмирал Чжэн Хэ, бороздила воды Индийского океана. Китай находился на пороге великих географических открытий. Корабли Срединной империи готовы были обогнуть Африку и устремиться в Европу. Но тут случилось невероятное. В испуге рыбаки поспешно поворачивали лодки. Странное зрелище представало пред ними. Линия горизонта дрогнула, и дальняя окраина моря стала покрываться бесчисленными парусами. Едва причалив, растерянные туземцы побросали свои жалкие суденышки и врассыпную метнулись в ближайший лес. На опустевший прибрежный песок легла громадная тень. Невиданная никогда прежде армада подошла к побережью мирной южной страны.
В начале XV в. подобные сцены нередко разыгрывались у берегов Индии, Индонезии, Африки. Воды Индийского океана бороздила флотилия, равной которой в ту пору не было. Более трехсот кораблей насчитывала она – и каких кораблей! Самые величественные, самые красивые, самые мощные суда строили на рубеже XV в. в Китае. Командовал этой грозной силой адмирал и императорский евнух Чжэн Хэ. Корабль, на котором плыл адмирал, достигал 60 метров в длину. Девять мачт возвышалось на нем. (Для сравнения заметим: в XV в. в Европе только начали строить трехмачтовые каравеллы. Суда длиной 25 метров считались у европейцев весьма крупными.) Страх обуял людей, находившихся на берегу. С замиранием сердца следили они за маневрами, что совершали корабли. Многие туземцы бежали прочь. Наконец разноцветная армада застыла. Что сулило ее появление жителям здешних мест? Смерть и разрушение? Плен и рабство?
Модель одного из судов Чжэн Хэ
Дальше события разворачивались самым неожиданным образом. С невероятной помпой на берег спустился сам адмирал Чжэн Хэ. «Челом подобен он тигру, – сообщает хронист, – брови его точно мечи», лицо же его «шершаво, как апельсин».
Всюду, куда бы ни прибывал Чжэн Хэ, он немедленно направлялся к правителю сего города или страны – к царю, султану, князю, вождю. Адмирал спешил передать ему самые радушные приветствия от «сына неба» Чэнцзу, императора Китая (1403–1424). Затем посланник осыпал владыку дорогими подарками и просил об одной небольшой уступке – уплатить дань «сыну неба» и покориться ему.
Что в эту минуту испытывал обескураженный царек? Растерянность от того, что его владения завоевывали столь необычным способом? Или же страх мучил его душу, то же чувство, что отгоняло от берега рыбаков, – страх перед громадной эскадрой, настороженно нависшей над его городом? Впрочем, что бы ни наполняло его душу, он неминуемо приходил к тому же решению, что и другие туземные царьки, – он покорялся силе и лести. Особых жертв от него не требовалось: только шепнуть, только признаться, согласиться, сказать «да», кивнуть – и тут же на покоренного династа дождем просыпались дары. Так красноречивыми посулами и молчаливыми угрозами верный слуга империи адмирал Чжэн Хэ подчинял ей земли, лежавшие вдоль Муссонного пути.
На взгляд европейцев, подобная практика колониальных захватов чересчур расточительна и граничит с безумием. Однако, с точки зрения китайского императора, следовало поступать именно так – и никак иначе. Китай был «пупом земли», величайшей, богатейшей державой мира. Все прочие народы уступали ему и духовно, и уровнем развития культуры и техники. Поэтому, считал император, все иноземцы вправе были почитать за счастье, что им предлагают покориться великой империи и, покорившись, учиться у ее сынов, собственному процветанию способствуя. Подарки же призваны были подсказать, сколь сладостно быть в подчинении у самого просвещенного из народов.
Если же кто-либо из читателей поспешит осудить прямолинейную заносчивость посланцев Поднебесной, то пусть вспомнит, что менее чем через столетие португальский мореплаватель Васко да Гама ознаменовал свое появление в здешних краях выстрелами из бомбард по негостеприимным берегам.
Впрочем, не будем более говорить о кровожадных европейцах эпохи Ренессанса, вернемся к хитроумному евнуху-адмиралу Чжэн Хэ. Добившись покорности от одного царька, он немедленно плыл дальше, чтобы склонить на сторону империи новые земли – города, княжества, султанаты. Так продолжалось почти двадцать семь лет – с 1405-го по 1433 год. В ту пору, когда европейские купцы боязливо держались побережий своих стран, китайские моряки пересекли почти полсвета. К сожалению, сведения о ряде экспедиций Чжэн Хэ утрачены. Так, мы не можем сейчас установить, когда его флот достиг Занзибара, когда посетил Малинди. Доказано лишь, что либо он сам, либо кто-то из верных ему капитанов действительно побывал у побережья Восточной Африки.
Специалисты единодушно считают, что китайцам вполне было по силам достичь мыса Доброй Надежды, обогнуть южную оконечность Африки и, следуя вдоль берегов Черного континента, добраться до Европы, дабы осыпать дарами и смутить чередой кораблей, ну, например, кастильского короля. Что же помешало китайцам открыть морской путь в Европу? Обо всем по порядку.
Чжэн Хэ родился в 1371 году в южнокитайской провинции Юньнань в семье правоверных мусульман. За несколько лет до его рождения, в 1368 году, мощное народное восстание свергло монгольскую династию Юань и привело к воцарению династии Мин. Детство и юность будущего героя пришлись на эпоху смуты, разрухи, народных бедствий. Предание сообщает, что солдаты армии Мин схватили юного Чжэн Хэ и кастрировали его. По-видимому, они собирались его продать, ведь евнухи в ту пору ценились. В богатых семьях непременно держали кастратов – слуг и надсмотрщиков, следивших за женами и наложницами.
Евнухов можно было, конечно же, встретить и при императорском дворе. Со временем – словно желая отомстить за свое постыдное увечье – они приобретали огромную власть над «сыном неба». Они завладевали его мыслями и душой. Лишь они одни – не считая домочадцев – могли заходить в покои императора и посещать его гарем. Постоянно пребывая возле монарха, евнухи знали все его желания, все его тайные помыслы, все его капризы. Знали они одни и никто другой, ведь по традиции «сын неба» жил очень замкнуто, он был отгорожен от внешнего мира. Это создавало простор для манипуляций. Евнухи, делясь с императором сплетнями, рассказывая ему об интригах и новостях, говорили лишь то, что укрепляло их позиции при дворе. Даже министры не могли побеседовать со своим повелителем – они посылали ему письменные доклады.
Так евнухи становились ключевыми фигурами при дворе. Происходили они обычно из низших слоев общества. Никаких перспектив в жизни у них не было. Добиться успеха они могли, лишь всецело завладев вниманием своего патрона. Когда же их благодетель умирал, то верных евнухов – всемогущих временщиков – без жалости вышвыривали из дворца. Если они не успевали дотоле сколотить себе состояние, их ждал жалкий конец.
