А Гольденвейзер - В защиту права (Статьи и речи)
{89} Тут мысль Достоевского совершенно ясна и недвусмысленна. Великое дело суда - в том, чтобы всенародно изобличить и заклеймить зло. Присяжные не смеют оправдывать сознавшихся преступников, потому что "нельзя же зло назвать добрым": это "возмущает нравственное чувство". Задача суда этим кончается, но интерес общества к преступнику не должен кончиться в тот момент, когда суд произносит свой приговор. Начиная с этого момента вступают в исполнение своих обязанностей "другие отделы жизни общества", которые должны заботиться о смягчении участи подсудимого и об его исправлении.
В другом отрывке из того же "Дневника писателя" за 1876 год (май) Достоевский высказывается по поводу дела Каировой. Здесь подсудимая обвинялась в покушении на убийство из ревности и была присяжными оправдана. Об этом приговоре Достоевский говорит: "Что до меня, я просто рад, что Каирову отпустили, я не рад лишь тому, что ее оправдали".
В этих словах дается краткая, но четкая формулировка отношения Достоевского к данной проблеме. Его болезненно коробит картина, которую сатирически изобразил Алексей Толстой в своем стихотворении "Поток-Богатырь":
И присяжные входят с довольным лицом,
Хоть убил, говорят, не виновен ни в чём.
Тут платками им слева и справа
Машут барыни с криками "браво".
Но он отнюдь не требует "сурового наказания" для всех тех, кто всенародно изобличен судом в совершении злого дела.
Однако, Достоевский упускает из вида, что суд не имеет возможности "отпустить" обвиняемого, не оправдав его. Суду не дано право помилования: за {90}обвинительным приговором автоматически следует наказание (Пожеланию Достоевского, чтобы суд мог "отпустить, но не оправдать", отвечает институт "условного осуждения": подсудимый должен отбывать наказание только в случае, если провинится вторично. Но этого еще не существовало в русских судах в 1870-ых годах, да и в настоящее время применяется только к осужденным за сравнительно легкие проступки.).
Быть может, в этом один из главных дефектов уголовного суда. И не тем ли вызваны возмущавшие Достоевского оправдательные приговоры, что русские присяжные, хотя и сознавали вину подсудимого, всё же не хотели обречь его на ужасы Мертвого дома?
К цитированным выше строкам, внушенным ему делом Екатерины Корниловой, Достоевский добавляет очень знаменательное указание. "Отделы жизни общества, к которым относятся вопросы о наказании, - говорит он, - еще не определившиеся и даже совсем у нас не формулированные, так что по этим отделам общественной деятельности, может быть, еще и первого аза не произнесено".
Не ясно ли, что у Достоевского признание "великого дела суда" далеко не означает санкции существующей системы наказания. Ведь он на своем выразительном языке говорит нам, что в этом вопросе "еще и первого аза не произнесено". И что особенно знаменательно в его устах: первой задачей, которую, по его мнению, наказание должно преследовать, является не устрашение или возмездие, а "смягчение участи преступника, его исправление".
Вполне отвечает такому подходу к проблеме наказания описание колонии малолетних преступников, которое мы можем прочесть в "Дневнике писателя" за 1876 год (январь). Достоевский вынес самое лучшее впечатление из своего посещения колонии, руководители которой пытались проводить в ней гуманные и передовые идеи пенитенциарной науки. Достоевский формулирует {91} основной принцип перевоспитывания малолетних правонарушителей словами: "самое сильное средство перевоспитания, переделки опороченной души в ясную и честную есть труд", - а не очищающее душу страдание.
В колонии была введена система самосуда воспитанников, в котором руководители видели средство к их моральному развитию. "Всякий провинившийся поступает на суд всей "семьи", к которой принадлежит, и мальчики или оправдывают его, или присуждают к наказанию". Это предвосхищает порядки, заведенные четверть века спустя американским педагогом Вильямом Джорджем в его "Юношеской республике" в штате Нью-Йорк (См. А. С. Гольденвейзер, "Исправительные заведения в С. А. Соед. Штатах". ("Этюды, лекции и речи на уголовные темы", Киев, 1908, стр. 79).).
"Я простился с колонией, - заканчивает свой рассказ Достоевский, - с отрадным чувством в душе".
Эти чрезвычайно важные для понимания идей Достоевского замечания совершенно не подходят под схему, в которую Бердяев, Ледиг и другие комментаторы пытаются вместить его отношение к проблеме наказания. Только игнорируя их, они могут так несправедливо приписывать Достоевскому защиту суровых форм наказания за всякую вину.
Напротив, "Записки из мертвого дома" и другие художественные произведения Достоевского дают драгоценный материал не для оправдания, а для критики системы наказаний, - материал тем более ценный, что он исходит от мыслителя, положившего в основу своего нравственного мировоззрения идею полной моральной ответственности человека за свои поступки. В этом вклад Достоевского в изучение проблемы наказания.
{95}
ЗАКОН И СВОБОДА
Проблема права в мировоззрении Пушкина
Статья была напечатана в "Новом Русском Слове" (Нью-Йорк) 6 марта 1949 года. Перепечатывается здесь в дополненном виде.
Владыки! Вам венец и щит
Дает Закон, а не природа.
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
Пушкин.
В последнем из серии стихотворений к "Лицейским годовщинам", - написанном в 1836 году, за три месяца до смерти, - Пушкин обращается к своим старым товарищам со следующими словами:
Вы помните: когда возник Лицей,
Как царь открыл для нас чертог царыцын,
И мы пришли. И встретил нас Куницын
Приветствием средь царственных гостей...
Кто был этот Куницын - единственный из лицейских наставников, которого Пушкин вспоминает в своем прощальном стихотворении? Энциклопедический словарь называет его "выдающимся русским юристом". Он учился в Геттингене и Гейдельберге, увлекался теорией "естественного права" и считал себя последователем Канта и Руссо. В 1811 году, - "когда возник Лицей", - Куницын был еще молодым человеком (он родился в 1783 г.). О речи его на торжественном акте при открытии Царскосельского лицея вспоминает также ближайший товарищ Пушкина Илличевский: "Адъюнкт-профессор нравственных и политических наук Куницын, при открытии нашего училища в присутствии царской фамилии, сказал такую речь, что государь император сам назначил ему в награду орден Владимира 4-й степени".
{96} Куницын впоследствии стал профессором юридического факультета Петербургского университета. В 1820 г. он выпустил книгу под названием "Право естественное", в которой высказывал мысли о необходимости ограничения всякой власти как общественной, так и родительской - "иначе власть превращается в тиранию". "Только власть, - говорит он, - употребляемая в целях охраны прав и интересов всего населения, может быть признана властью законной".
Неудивительно, что за столь крамольные мысли Куницын был немедленно отставлен от преподавания в университете. Книга его была признана начальством "явно противоречащей истинам христианства и клонящейся к ниспровержению всех связей семейственных и государственных". Отклик на эти гонения на Куницына за его книгу мы находим в одном из Пушкинских "Посланий к цензору":
Ты черным белое по прихоти зовешь,
Сатиру - пасквилем, поэзию - развратом,
Глас правды - мятежом, Куницына - Маратом...
Царскосельский лицей времен Пушкина представлял собой своеобразный тип учебного заведения. Он соединял в себе среднюю и высшую школу, порядки закрытого учебного заведения с широкой свободой воспитанников внутри лицейских стен и с отсутствием телесных наказаний. Лицей отличался от других учебных заведений своей разносторонней и по тому времени весьма целесообразной программой (В. А. Мякотин, "Пушкин и декабристы", Берлин, 1923, стр. 8-9.).
Пушкин был далеко не примерным учеником лицея. В "Табели об успехах воспитанников Императорского Лицея" только в графе, относящейся к курсу Куницына, Пушкин удостоился похвального отзыва: "Весьма {97} понятен, замысловат и остроумен". Между тем, в графе математики о нем значится: "весьма ленив", а в графе французской и немецкой словесности профессор де-Рененкампф отметил: "Худые успехи, без способности (!), без прилежания и без охоты" (H. Я. Грот, "Пушкинский лицей" (1811-1817), таблица к стр. 356. ("Табель, составленная из поданных ведомостей гг. профессоров, адъюнктов и учителей об успехах, прилежании и дарованиях воспитанников лицея").).
Сам Пушкин дал красноречивое свидетельство о том, каково было значение Куницына в его духовном развитии :
Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена...
Идеи доктрины естественного права, услышанные от Куницына, действительно, стали краеугольным камнем общественного мировоззрения Пушкина. Принято видеть контраст между молодым Пушкиным - автором вольнолюбивых стихов и другом декабристов, и Пушкиным тридцатых годов, - "либеральным консерватором", будто бы примирившимся с режимом Николая I. В действительности контраст был только внешний. Горячий и заносчивый юноша остепенился, научился выражаться осторожно и стал избегать конфликтов с властями. Но мировоззрение Пушкина оставалось в основе неизменным. "Чистая лампада", которую "возжег" пред взорами Пушкина-мальчика Куницын, продолжала гореть до конца его дней.
