Сергей Шилов - Риторика; Б-г возвращается

Шилов Сергей

Риторика; Б-г возвращается

Сергей Шилов

Риторика. Б.-г возвращается

1. Отношение к метафизике

Философия как наука наук, меганаука (Большая наука) - основной смысл мышления. Материалистическое Новое время превратило успехи естественных наук в фетиш, самодостаточную предметность, лишенную смыслопорождающих связей с существом мышления. Крупнейшие философские системы Нового времени ограничены безусловными пределами естественнонаучного знания и с большим трудом восстанавливают в мысли и тексте его небеспредпосылочность. Философские системы немецкой классической философии посвящены в действительности борьбе мышления с фетишизацией естественнонаучного знания, восстановлению мышления в правах, но не созданию системы мышления, рассматриваемой в качестве проекта "метафизики". "Критика чистого разума" Канта в этом смысле является усмотрением возможности системы самого мышления, способной вобрать (рас-творить, расширить) естественнонаучное знание в его собственных пределах. Система самого мышления - мыслительный идеал Канта, которым руководится его философия. Этот сокровенный момент в надлежащей степени был развернут Гегелем. "Наука Логики", однако, - это своего рода поэтическое изложение о системе мышления, это литература, мифологический эпос о системе мышления (чистого разума), который всегда будет вдохновлять почитателей мышления (философов), подобно гомеровскому эпосу. Гегель гиспостазирует современный ему университет, всю галерею фетишей естественнонаучного знания, в конце концов, становясь ректором Берлинского университета, и объявляя прусскую монархию "венцом творения". Идея о методе восстановления философии в правах, о восстановлении ее смыслопорождающей мыслительной силы была раскрыта Декартом как задача создания, экспликации мыслительной структуры богодоказательства, той самой интеллектуальной проблемы, что была логической основой символического универсума средневековой философии. Декарт, Кант и Гегель, таким образом, все еще являются скорее метафизиками, нежели мегаучеными, они все еще поклоняются физике, связаны с ней в аспекте зависимости. Все "остальное" философствование Нового времени и новой (новейшей) истории, оглушенное успехами естественных наук и технического промышленного прогресса, возведенными в революционный принцип государственности, слепо по отношению к меганаучной природе философии и является иллюстрацией (нередко, гротескной) подобного ослабления зрительного нерва философии, когда истинная природы философии воспринимается основателями "новых" систем сообразно знаменитому платоновскому мифу о пещере в виде теней, следов, сполохов, фатума, - словом, чего-то непосредственно закрытого чем-то непосредственно существующим и дающего о себе знать со временем и во времени. Фундаментальный (онтологический) отказ от "чистого разума", последовательно разработанный Марксом, Ницше и Фрейдом, есть прямое выражение падения сознания в материалистическую эпоху, и по сей день образующее оковы прошлого века, сдерживающие существо века нового. Декарт, Кант, Гегель, таким образом, наметили путь европейской цивилизации как поиск системы мышления, способной обеспечить ее устойчивое развитие, как фундаментальный поиск "естественных законов разума". Для Маркса, Ницше и Фрейда, их зеркальных протагонистов, существовали только "естественные законы природы" (явно или косвенно схватываемые как абсолютное беспредпосылочное начало естественных наук); поиски же "естественных законов разума", а тем более положение об их изначальности, тесно связанное с идеей богодоказательства, были ими попраны со всей силой материалистической страсти этой эпохи. Власть разума как некоторая конвенциальная естественноисторическая гипотеза истории была сметена "чистой аксиомой природы" - властью самой по себе, абсолютной, действительной, реальной, породившей феномен идеологических диктаторов, стремящихся к мировому господству над "физической картиной мира". Мы и сегодня живем в марксовой ("экономической") системе координат, в которой человеческое сознание формируется на неистовой ницшеанской критике чистого разума и управляется исключительно "подсознательно", вне-разумно (косвенно, по краям). Путанной, кричащей реакцией на такую действительность, но все-таки человеческим голосом, взыскующим к разуму, является экзистенциализм. Однако, концепция "естественных законов природы" (сверхчеловеческой "человеческой природы" у Ницше), казавшаяся незыблемой опорой фундаментальных "критиков чистого разума", внезапно сама стала терять силу в своих собственных основаниях. Новый импульс двойственного значения придал ей Эйнштейн: он положил начало создания концепции "неестественных законов природы", с одной стороны, и, поставил проблему гносеологии в разряд фундаментальных естественнонаучных проблем, хотя и в аспекте релятивизма, с другой стороны. Наука сегодня сама, в последовательном рациональном развитии собственных методов, знаний, экспериментальной практики, осознает небеспредпосылочность законов природы. Это осознание в виде определенного формального знания и приведет к выходу из тупика современной науки, гносеологического кризиса цивилизации, феноменологическая сущность которого выдающимся образом "схвачена" Гуссерлем. Определенные надежды в этом отношении подает история философии прошедшего века, продвигавшая классическую традицию философии разума, хотя и в неклассических формах, то и дело оступаясь в "критику чистого разума", а то и гипостазируя оную. Сквозной темой здесь стала философия языка. С одной стороны, философы языка подчинялись методу естественнонаучного знания, изучающего явление через его материальную основу, в данном случае, сознание - через язык, но, с другой стороны, философское "ремесло", по выражению Хайдеггера, как говорится, брало свое, и язык, в, конечном счете, начинал осмысливаться как нечто не вполне материально-основное, противостоящее даже в рационализме собственных определений самой предметности естественнонаучного знания. Философы всего лишь последовательно и добросовестно продумывали язык, не проявляя меганаучные амбиции. Однако, фундаментальная проблема "языка науки", поставленная лишь метафорически рядом философов и получившая поверхностное развитие в современной философии науки, так и не стала центром философских исследований. Философия была вытеснена "критиками чистого разума" в область "литературно-художественной критики чистого разума", где она, однако, сумела этот "чистый разум" найти и зафиксировать в семантико-семиотических определениях, что является важнейшим достоянием современного мышления. Но и по сей день философия воспринимает акт этого вытеснения чем-то вроде инициации, профессиональной идентификации "философского работника", системы институционализации философии в действительности. Таким образом, именно выявление, экспликация, высвечивание языка науки и раскрытие его как сущности меганауки, философии мышления (непосредственной системы мышления) есть стратегия философии, не подменяемая метафизикой, не опирающаяся на нее. Стратегия философии, завершающая становление философской мысли, отличной от средневековой философской мысли, другой по отношению к ней, той, которая не может быть только философией Нового времени, но и, в самом безусловном и необходимом смысле, должна быть философией Нового бытия. Проект Декарта-Канта-Гегеля "имеет-место-быть". Русская философия литературы как осмысление сущности литературы, активно превозмогающее границы литературы, как раскрывающая гносеологическую функцию литературы, является важным моментом, продвигающим опыт философской художественно-литературной герменевтики в качестве метода раскрытия языка науки, метода меганауки. 2. Язык науки

Негативная доктрина "критики метафизики", "захваченная" сущностью метафизики, должна уступить место доктрине философской экспликации "чистого языка науки". "Книга природы написана на языке математики" - основоположение естественнонаучной рефлексии. "Метафизика", собственно говоря, скрывает от нас саму Книгу, называемую нами "Книга природы". Книга, называемая нами "Книга природы", есть то, на основании чего возможна литература меганауки. Чистый язык науки, таким образом, никак не может быть языком отдельной науки математики. Математика (дескриптивное бессловесное) лишь прокладывает путь чистому языку науки, формирует колею ценностей Книги, известной нам под именем "Книги природы". Чистый язык науки есть, в самом безусловном и необходимом смысле, чистый язык сам по себе, есть непосредственное определение риторики. Риторика - доктрина философской экспликации "чистого языка науки". "Законы природы" и являются основаниями, имплицитными положениями, формирующими истинность научного суждения - суть способы актуализации письменности Книги, то есть, письменности самой по себе. Риторика здесь раскрывается как сфера истинности меганауки. Первичная "книжность" всякой книги, сама сущность категории книги, раскрывается не иначе как риторика, снимающая категориальность с самой письменности, значащая письменность как непрерывность времени. Чистый язык науки есть "чистая" риторика, язык мегаунаки, язык реальности - есть "чистый разум". Язык науки как всегда устное внутреннее слово мышления, образующее действительную форму мысли, не есть в своей изначальности язык понятий, но есть язык явлений мышления, мыслей, есть непрерывность смысла, именуемая, как именуется предмет, вещь, "риторикой". Так, Деррида "отрицает не интенциональность, референцию или самосознание, но только метафизическое представление, что существует какого-либо рода непосредственный контакт Я с самим собой или с другим Я, или с его объектами взаимодействия вне царства знаков". (Caputo J. P. Radical hermeneutics: repetition, deconstruction and the hermeneutical project. -- Bloomington, 1987). Сам Деррида ссылается на Ницше, Фрейда и Хайдеггера, хотя и критикует их концепции как явно недостаточные для окончательной деконструкции метафизики: "я, возможно, привел бы в качестве примера ницшеанскую критику метафизики, критику понятий бытия и знака (знака без наличествующей истины); фрейдовскую критику самоналичия, т.е. критику самосознания, субъекта, самотождественности и самообладания; хайдеггеровскую деструкцию метафизики, онто-теологии, определения бытия как наличия" (Derrida J. Le parergon. // Digraphe. No 3. -- P., 1974). Деррида находится на пороге открытия точки изначальной сходимости-расхождения (обладает этой точкой осмысленности в письме) проекта "критики чистого разума" Декарта-Канта-Гегеля и проекта "критики чистого разума" Маркса-Ницше-Фрейда; Деррида, с одной стороны завершая срединный путь проекта "критики чистого разума" Гуссерля-Хайдеггера-Деррида, с другой стороны, предраскрывает тайну человеческого сознания в том, что оно, сознание, есть последовательный, окончательный, самозамкнутый солиптизм. "Чистый разум" существует, эксплицируется, и есть не что иное, как солиптизм, абсолютная система абсолютного солиптизма. Программа дефеноменологизации вызревает из деконструктивизма непосредственно, как вдруг оживает в горах ледник и начинает двигаться в неожиданное для всех, кроме него самого, время. Внутри "целостного человека", таким образом, расположена машина, некоторая техногенная, технопроизводящая сущность солиптизма. Невероятна плотность солиптического ядра сознания, в качестве мифа о которой можно рассматривать астрофизические штудии о "черных дырах", местах с абсолютными значениями гравитации. Солиптизм как естественная система сознания до сих пор не был открыт потому, что его поверхность имеет вид ленты мебиуса, то есть движение по этой поверхности в акте всякого восприятия будет всегда движением в одной плоскости, в то время как происходит действительное движение, все движение во всех формах в целом. Человек - есть, прежде всего, естественный философ-солиптист, если давать второе определение человека после Аристотеля, вторую сущность определения Аристотеля, сущность политического, расположенного на поверхности животного. Рассудок - это и есть машина солиптизма, что есть сущностный зрительный нерв философии Канта. Сам рассудок всегда уже имеет дело только с самим собой. Слово выводит рассудок за собственные его пределы, образуя сферу мышления, абсолютно закрытую от рассудка. Риторика - то самое "царство божие", которое единственно "не от мира" солиптизма. Солиптизм интегрирует в себя действительность, реальность изначально, продуктом чего является всегда знак как множество знаков, но никогда не слово как множество слов. Понятие располагается, двигается по поверхности знака, образуя значение как результат движения понятия, но ему не подняться в царство риторики на крыльях "логоса", не преодолеть солиптизм. Символизм также не способен преодолеть солиптизм, являясь его продуктом. Как происходит мышление внутри абсолютной плотности рассудка - вот центральная проблема, центральный эксперимент, перед которым остановилась современная наука. Постановка вопроса о языке науке как основании истинности научных суждений (теорий, экспериментов, устройств) - есть вопрос о теории солиптизма. Теория солиптизма может быть раскрыта только с точки зрения риторики. Речь, прежде всего, идет о форме слова, - в самом безусловном и необходимом смысле, о формуле слова, которая покоится, пребывает над рассудком. Формула слова скрывается за известным из истории философии проектом логического богодоказательства. Логоцентризм изначально преодолен самим фактом образования непосредственности человеческого рассудка как формы солиптизма, иначе бы еще "безвидный дух носился над пустой землей".