Игорь Мусский - 100 великих дипломатов

Дипломатические бумаги Остермана показывают его изощренный ум, умение учесть, взвесить все обстоятельства дела, предусмотреть все негативные последствия политических поступков. Любопытно также, что он никогда не подписывался титулом барона и графа, а всегда просто: Андрей Остерман. Как для руководителя внешней политики, для него было характерно развитое чувство равновесия, расчетливость и — главное — стремление оставить России поле для дипломатического маневра, а соответственно — для самостоятельной политики. «Наша система, — писал Остерман в 1727 году, — должна состоять в том, чтобы убежать от всего, что могло бы нас в какие проблемы ввести».

После кончины великого канцлера графа Головкина, последовавшей 1 января 1734 года, граф Остерман вступил в Главное управление иностранным департаментом и в декабре того же года заключил в Санкт-Петербурге с английским резидентом Рондо трактат в 30 статьях о дружбе и взаимной торговле на 15 лет.

В 1736 году императрица объявила войну Порте. Частые нападет крымских татар на российские границы явились тому причиной. Некоторые из российских политиков, и прежде всего граф Остерман, были против этой войны. Он доказывал, что Россия не может извлечь из этого выгод, война приведет к значительным военным потерям и большим финансовым издержкам. Предположения графа Остермана оправдались: Россия, помимо некоторого расширения границ и блистательных успехов оружия своего войска, никакой существенной выгоды от войны с Портой не получила. Война завершилась в 1739 году. Изданный в феврале 1740 года манифест о заключенном с турками мире был сочинен графом Остерманом. Он получил от императрицы Анны Иоанновны серебряный сервиз, бриллиантовый перстень и пенсию в 5000 рублей, сверх получаемого им жалованья.

У Остермана не было друзей или добрых знакомых, что и немудрено: общение с ним, по единодушному мнению, было крайне неприятно, был очень скуп и нечистоплотен. Комнаты его отличались дурным убранством, а служители были одеты как нищие. Серебряная посуда, которую он каждый день употреблял, больше походила на оловянную.

Супруги Остерман имели двоих сыновей и одну дочь — графиню Анну Андреевну, которая была замужем за генерал-аншефом Матвеем Андреевичем Толстым. Старший сын граф Федор Андреевич дослужился до генера-поручика. Он был действительным тайным советником, сенатором. Другой сын, граф Иван Андреевич, поднялся еще выше, став канцлером России.

Скрытность, лживость и лицемерие Остермана стали притчей во языце, а не особенно искусное притворство — поводом для анекдотов. В минуты риска, когда нужно было высказаться о чем-либо определенно или подписать требующий особой осмотрительности документ, Остерман внезапно и резко заболевал. У него начиналась подагра, мигрень, ревматизм или что-нибудь другое. Он жалобно стонал, укладывался в постель, и вытащить его оттуд было невозможно. Не без сарказма Бирон писал в апреле 1734 года посланник России в Варшаве графу Кейзерлингу: «Остерман лежит с 18-го февраля и все время один только раз брился, жалуется на боль в ушах, обвязал себе лицо и голову. Как только получит облегчение в этом, он снова подвергнется подагре, так что, следовательно, не выходит из дома. Вся болезнь может быть такого рода: во-первых, чтобы не давать Пруссии неблагоприятного ответа, во-вторых, турецкая война идет не так, как того желали бы».

В последние годы царствования Анны Иоанновны (с 1736 года) Остерман редко выезжал из дому, под предлогом, что не мог ходить от сильной подагры. Однако же притворная болезнь от сидячей его жизни превратилась в настоящую, так что он оставлял кресла свои и ездил во дворец по одним только чрезвычайным случаям, и когда специально за ним присылали.

В 1740 году, после смерти Анны Иоанновны, свержения Бирона, отставки Миниха и установления регентства Анны Леопольдовны, Остерман решил, что наступил его час, и, пользуясь особым доверием правительницы выдвинулся в руководители государства — фактически стал главой правительства. Эта должность, как и чин высшего морского начальника — генера адмирала, полученный Остерманом в 1740 году, была явно не по нему: привыкший действовать незаметно, осторожно плести сети интриг, он не обладал необходимой широтой подхода к государственным проблемам, авторитетом лидера, решительностью и смелостью.

В 1741 году в Россию прибыло персидское посольство, чтобы встретиться с цесаревной Елизаветой Петровной, однако прием не состоялся — Остерман воспрепятствовал этому свиданию. Тогда-то дочь Петра I в ярости велела передать влиятельному министру, что «он забывает, кто я и кто он сам — писец, ставший министром благодаря милости моего отца… Он может быть уверен, что ему ничего не будет прощено».

Получив сведения о готовившемся заговоре Елизаветы Петровны, Остерман не сумел предотвратить его и стал одной из первых жертв переворота — был арестован ночью 25 ноября 1741 года и заключен в Петропавловскую крепость — цитадель Петербурга.

Новая императрица Елизавета не забыла обиду, нанесенную ей во время визита в Петербург персидского посла. Не простила она Остерману и его попытки укрепить власть правительницы Анны Леопольдовны. В январе 1742 года по приговору суда должна была состояться смертная казнь Остермана. Историк XIX века Д. Бантыш-Каменский писал: «…Солдаты, стащив тогда графа с носилок, положили голову его на плаху, к которой приближась палач и растегнув воротник у рубашки и шлафрока его, оголил шею. Все сие не более минуты продолжалось, как объявили графу Остерману, что императрица переменила смертную казнь его на вечное в Березов заточение. Солдаты подняли тогда графа и посадили снова на носилки. В то время истребовал он, чтобы ему подали парик его и колпак; надел их на голову и застегнул воротник у рубашки и шлафрока, не показав ни малейшей в лице перемены. Великий человек всегда, даже и в несчастье, является великим! В следующий день граф Остерман, мучимый сильной подагрой, отправлен был из Петропавловской крепости в Сибирь. Последние слова его состояли в покорнейшей просьбе, чтобы императрица не оставила милостивым и великодушным покровительством его детей».

Он отправился с женой, бывшей при Анне Иоанновне статс-дамой, в Березов и умер там через пять лет, 20 мая 1747 года.

АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВИЧ БЕСТУЖЕВ-РЮМИН

(1693–1766)

Алексей Петрович Бестужев-Рюмин родился 22 мая 1693 года в Москве в семье известного русского дипломата Петра Михайловича Бестужева-Рюмина. В 1708 году Алексей вместе со старшим братом Михаилом по распоряжению Петра I был послан учиться в Копенгаген, а затем в Берлин. Алексей весьма преуспел в науках, особенно в иностранных языках. После окончания учебы братья совершили путешествие по Европе, а по возвращении в Россию поступили на дипломатическую службу.

Алексей Бестужев-Рюмин был направлен чиновником в русское посольство в Голландию. Молодой человек оказался в центре острых дипломатических переговоров ведущих европейских стран. Он начина службу под опекой знаменитого петровского дипломата Б.И. Куракина и присутствовал при подписании Утрехтского мир (1713), завершившего войну за Испанское наследство.

В 1713 году Бестужев-Рюмин, получив разрешение Петра, поступил на службу к курфюрсту ганноверскому, ставшему через год английским королем Георгом I. Молодой русский дворянин, прекрасно воспитанный и образованный очень понравился королю, он пожаловал его в камер-юнкеры и направил в качестве посланника к Петру I. Алексей Петрович обладал всеми качествами искусного дипломата: был умен, хладнокровен и расчетлив, хорошо разбирался в европейской политике.

В 1717 году Бестужев-Рюмин вернулся на русскую службу. В 1720–1731 годах он был резидентом (представителем) в Копенгагене, где с успехом решал задачу нейтрализации враждебного России английского влияния в Дании. В 1731–1734 годах — резидентом в Гамбурге. Бестужев-Рюмин ездил в Киль, где ознакомился с архивами герцога Голштинского. Он вывез в Петербург много интересных документов, среди бумаг оказалась духовная императрицы Екатерины I.

В конце 1734 года Бестужева-Рюмина снова перевели в Данию. Благодаря покровительству фаворита русской императрицы Бирона Алексей Птрович был аккредитован посланником при нижнесаксонском дворе и пожалован тайным, а 24 марта 1740 года действительным тайным советником. Бестужев-Рюмин переехал в Петербург, где занял место кабинет-министра.

Первый министерский опыт дипломата оказался недолгим и едва стоил ему жизни. В результате переворота, свергнувшего ненавистного русскому дворянству регента Бирона, Бестужев-Рюмин был арестован заговорщиками во главе с Минихом и брошен в каземат Шлиссельбургско крепости. Под допросом он дал показания на Бирона, но при первом удобном случае отказался от всех обвинений в адрес временщика, сославшись на угрозы и плохое содержание в тюрьме. Бестужев-Рюмин был привлечен к суду и приговорен к четвертованию. Но Анна Леопольдовна, бывшая недолгое время на престоле, заменила ему казнь ссылкой в лозерский уезд. Вскоре Бестужев-Рюмин получил оправдание, но от дел его отстранили.