Олег Ермишин - Афоризмы

Быть другом для многих при совершенной дружбе невозможно, так же как быть влюбленным во многих одновременно. (…) А нравиться многим (…) можно.[146]

Люди, наделенные могуществом, используют друзей (…) с разбором: одни друзья приносят им пользу, а другие доставляют удовольствие, но едва ли одни и те же – и то и другое.[147]

Большинство – друзья подхалимов, так как подхалим – это друг, над которым обладают превосходством, или человек, который прикидывается, что он таков.[148]

Раб – одушевленное орудие, а орудие – неодушевленный раб.[149]

От природы человек склонен образовывать, скорее, пары, а не государства – настолько же, насколько семья первичнее и необходимее государства.[150]

Бездетные скорее разводятся: дети – это общее обоим благо, а общее благо объединяет.[151]

Большинство (…) желает получать благодеяния, а делать добро избегает, как невыгодного занятия.[152]

Благодетели больше питают дружбу к облагодетельствованным, нежели принявшие благодеяние – к оказавшим его.[153]

Все больше дорожат доставшимся с трудом. (…) Не случайно матери (…) любят детей сильнее, чем отцы, ведь рождение ребенка требует от них больших усилий и они лучше отцов знают, что это их собственное создание.[154]

У кого много друзей (…), [те] ни для кого (…) не друзья.[155]

Отдых (…) существует ради деятельности.[156]

Мы лишаемся досуга, чтобы иметь досуг, и войну ведем, чтобы жить в мире.[157]

Нет, не нужно следовать увещеваниям «человеку разуметь человеческое» и «смертному – смертное»; напротив, насколько возможно, надо возвышаться до бессмертия и делать все ради жизни, соответствующей наивысшему в самом себе; право, если по объему это малая часть, то по силе и ценности она все далеко превосходит.[158]

Обратить к нравственному совершенству большинство рассуждения не способны, потому что большинству людей по природе свойственно подчиняться не чувству стыда, а страху и воздерживаться от дурного не потому, что это позорно, но опасаясь мести.[159]

Страсть (…) уступает не рассуждениям, а насилию.[160]

Врачами становятся не по руководствам.[161]

Рука есть орудие орудий.[162]

Принять за исходную посылку ложь и принять за исходную посылку невозможное – не одно и то же. Из невозможной предпосылки следует невозможное заключение.[163]

[Из всех животных] только человек (…) способен смеяться.[164]

Из ложных посылок можно вывести истинное заключение.[165]

Человек по природе своей есть существо политическое.[166]

Человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные.[167]

Тот, кто в силу своей природы (…) живет вне государства, (…) либо животное, либо божество.[168]

Раб – некая одушевленная собственность.[169]

Одно мужество свойственно начальнику, другое – слуге.[170]

К тому, что составляет предмет владения очень большого числа людей, прилагается наименьшая забота.[171]

При общности имущества для благородной щедрости (…) не будет места, и никто не будет в состоянии проявить ее на деле, так как щедрость сказывается именно при возможности распоряжаться своим добром.[172]

Бедность – источник возмущений и преступлений.[173]

Если исправление закона является незначительным улучшением, (…) не столько будет пользы от изменения закона, сколько вреда, если появится привычка не повиноваться существующему порядку. (…) Легкомысленно менять существующие законы на другие, новые – значит ослаблять силу закона.[174]

В чем разница: правят ли женщины, или должностные лица управляются женщинами? Результат получается один и тот же.[175]

Покупающие власть за деньги привыкают извлекать из нее прибыль.[176]

Государство есть совокупность граждан.[177]

Толпа о многих вещах судит лучше, нежели один человек, кто бы он ни был.[178]

Средний достаток (…) всего лучше. (…) Трудно следовать доводам разума человеку (…) сверхсильному, сверхзнатному, сверхбогатому или наоборот, человеку сверхбедному, сверхслабому, сверхуниженному.[179]

Одни не способны властвовать и умеют подчиняться только той власти, которая имеется у господ над рабами; другие же не способны подчиняться никакой власти, а властвовать умеют только так, как властвуют господа над рабами.[180]

Те государства имеют хороший строй, где средние (…) сильнее обеих крайностей или по крайней мере каждой из них в отдельности.[181]

Государственный строй губит скорее алчность богатых, нежели простого народа.[182]

Внутренние распри [в государстве] возникают не по причине мелочей, но из мелочей.[183]

Распри среди знатных приходится расхлебывать всему государству.[184]

Общий страх объединяет и злейших врагов.[185]

[Прежде] демагоги [вожди народа] были из среды полководцев (…), теперь же (…) демагогами становятся те, кто умеет красно говорить.[186]

Олигархия разрушается (…), когда в ней образуется другая олигархия.[187]

Самое главное при всяком государственном устройстве – (…) устроить дело так, чтобы должностным лицам невозможно было наживаться.[188]

В демократиях следует щадить состоятельных людей и не подвергать разделу не только их имущество, но и доходы.[189]

Многое из того, что кажется свойственным демократии, ослабляет демократию.[190]

Демагогам [вождям народа] (…) следовало бы всегда говорить в пользу состоятельных, а (…) олигархи должны были бы радеть об интересах народа.[191]

Большинство тиранов вышли, собственно говоря, из демагогов, которые приобрели доверие народа тем, что чернили знатных.[192]

Ненависть более рассудочна [чем гнев]: ведь гнев сопряжен с горестным чувством, так что нелегко быть рассудительным; напротив, вражда горечи в себе не содержит.[193]

Крайняя демократия – та же тирания, только разделенная среди многих.[194]

Чем меньше полномочий у царской власти, тем она долговечнее.[195]

И демос [народ] желает быть своего рода монархом. Поэтому и тут (…) льстецы в почете (…) (ведь демагог – льстец народа).[196]

Уделять (…) почести должен сам тиран, а наложение кары поручать другим.[197]

Для сохранения (…) единодержавной власти [следует] (…) никого в отдельности не возвеличивать, а если уж приходится делать это, то возвышать нескольких лиц, потому что они будут следить друг за другом.[198]

Одно из условий свободы – по очереди быть управляемым и править.[199]

Власть над свободными людьми более прекрасна (…), чем господство над рабами.[200]

Гражданин должен (…) властвовать над своим (…) государством.[201]

Большинство государств, обращающих внимание лишь на военную подготовку, держатся, пока они ведут войны, и гибнут, лишь только достигают господства. Подобно стали, они теряют свой закал во время мира.[202]

Конечной целью войны служит мир, работы – досуг.[203]

Тело должно быть развито, но не посредством изнурительных упражнений и не только в одну сторону, как это бывает у атлетов.[204]

Мы всегда больше любим наши первые впечатления.[205]

Для умения пользоваться досугом в жизни нужно кое-чему учиться, кое в чем воспитаться.[206]

Физическое напряжение препятствует развитию ума, напряжение умственное – развитию тела.[207]

Еще вопрос, служит ли музыка к облагораживанию нравов.[208]

Чтобы уметь судить о деле, нужно самому уметь его делать.[209]

Смешное есть некоторая ошибка и уродство, небезболезненное и безвредное; так, (…) смешная маска есть нечто безобразное и искаженное, но без боли.[210]

Поэзия философичнее и серьезнее истории, ибо поэзия больше говорит об общем, история – о единичном.[211]

Даже известное известно лишь немногим.[212]

Большая разница, случится ли нечто вследствие чего-либо или после чего-либо.[213]

Поэзия – удел человека или одаренного, или одержимого.[214]

Чудесное приятно; это видно из того, что все рассказчики, чтобы понравиться, привирают.[215]

В поэзии предпочтительнее невозможное, но убедительное, возможному, но неубедительному.[216]

Хорошо составленные законы (…) должны (…) оставлять как можно меньше произволу судей, (…) потому что (…) законы составляются людьми на основании долговременных размышлений, судебные же приговоры произносятся на скорую руку.[217]

Если позорно не уметь владеть своим телом, то не менее позорно не уметь владеть словом.[218]

Дело врачебного искусства заключается не в том, чтобы делать всякого человека здоровым, но в том, чтобы, насколько возможно, приблизиться к этой цели, потому что вполне возможно хорошо лечить и таких людей, которые уже не могут выздороветь.[219]