Елена Авадяева - 100 великих казней

И Иисус прошествовал через весь город Иерусалим, неся на себе тяжеленный крест, под плевки и глумление соотечественников, в сопровождении озлобленных и раздраженных римских солдат, которым, наверное, приходилось поминутно отгонять самых ретивых из толпы, прямо на гору Голгофу, где ему, чтобы долго не мучился, перебили предплечья и голени и прибили (по другим данным, привязали, что в общем-то было немногим милосерднее) запястья и ступни к кресту. На солнцепеке распятые умирают быстро. Но Иисус промучился довольно долго, отпустил грехи висевшим рядом разбойникам, когда же он начал агонизировать, один из солдат прекратил его страдания ударом пилума[3] под ребро. И для Иисуса началась жизнь вечная.

А что же Каиафа? Как потом жил Понтий Пилат? История умалчивает об их дальнейших судьбах. Однако не думаем, что первого могла мучить совесть, в конце концов твердолобость иудейских раввинов вошла в поговорку. Что же касается Пилата, то нам не верится в то, что он так быстро смог забыть казнь этого «варвара» (для римлян того времени все не римляне и не греки были «варварами»). В конце концов, что она для него изменила? Новый император обязательно сместит всех ставленников прежнего, а неровен час еще и конфискует их имущество. Чернь успокоилась, но ненадолго, более того, первосвященники увидели, что имеют в руках инструмент давления на римского наместника, и наверняка еще долго потом шантажировали его. Наверняка он еще долгими ночами вспоминал беседу с Иисусом, и просыпался в холодном поту, и каялся перед масками своих лавров и пенатов, вопрошая: «А мог ли я поступить иначе?»

История решила спор не в его пользу. И все христиане проклинают Пилата не менее рьяно, чем его истинных убийц. В конце концов Пилат, хоть вначале и сопротивлялся этому убийству, затем попустительствовал его совершению и тем самым сам стал в ряд убийц.

В заключение скажем, что нам очень хотелось бы, чтобы Пилат прожил бы после описанных нами событий возможно дольше, чтобы увидеть, как его слабость стала причиной заката и гибели Римской империи и возвышения на ее обломках нового христианского мира.

Век людей краток, и ни Пилат, ни Тиберий, ни Кайфа вечной жизни явно не заслужили. Однако риторическая фраза «Я умываю руки» стала основополагающим, позорным правилом для судей, неправедно судящих из опасения перед власть предержащими.

АПОСТОЛ ПЕТР

Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит как рыкающий лев, ища, кого поглотить.

Если у некоторых исследователей-материалистов когда-то возникали сомнения относительно существования самой личности Иисуса Христа, то сомнений в существовании апостола Петра никогда и ни у кого не было. Он был реальной исторической личностью и сделал для проповеди христианства более, чем кто-либо иной, исключая, разумеется самого Христа Беспрестанно переходя с места на место, проповедуя перед рабами и вольноотпущенниками, он буквально сеял семена христианства, которые тут же восходили в пресыщенной и в принципе атеистичной Римской империи. Строго говоря, религиозные обряды в ней разумеется соблюдались, и строже прочих — обожествление самого императора вне зависимости от его моральных качеств. Однако ввиду того, что особыми моральными качествами принцепсы не отличались, то и к прочим богам отношение у народа было прохладное.

Простонародье веровало в своих домашних и сельских божков, люди же образованные если и веровали во что либо, то лишь во власть денег. Прозвучавшая в этот период страстная проповедь христианства с истовой верой в искупление грехов через страдание, в Царство Небесное, в жизнь вечную стала стремительно завоевывать популярность среди рабов и вольноотпущенников.

Согласно Евангелию от Иоанна, первые ученики перешли к Иисусу от проповедника Иоанна Крестителя. Это были галилейские рыбаки по имени Андрей и Иоанн. Затем Андрей пошел к своему брату Симону, тоже рыбаку, и привел его к Иисусу. Взглянув на Симона, Иисус сразу определил его душевные качества и решил его переименовать, сказав: «Ты Симон, сын Иоанна; наречешься Петр, что значит „камень“».

В Риме в те времена в числе официально узаконенных культов насчитывались до миллиона богов и божков. Не возбранялось поклоняться никому, если (!) сектанты не будут оспаривать божественной сущности императора (и тем самым подвергать сомнению его полномочия). Однако в силу самой сути своего учения христиане не могли согласиться с этим тезисом. Для преследования их нужен был только повод, и вскоре он представился.

Из-за большой скученности, узости улиц и высоты многоквартирных домов Рим в пожарном отношении был очень опасным городом; он горел неоднократно, хотя его постоянно охраняла специальная противопожарная стража. В 64 году на Рим обрушилось страшное бедствие: вспыхнул грандиозный пожар, который бушевал девять дней. Значительная часть города выгорела полностью. Современников изумляло, что нашлись люди, которые мешали тушить пожар, а были и такие, которые, как писал Тацит, «открыто кидали в еще не тронутые огнем дома горящие факелы, крича, что они выполняют приказ, либо для того, чтобы беспрепятственно грабить, либо и в самом деле послушные чужой воле» (Тац. Анн. XV, 38).

Когда пожар начался, Нерон находился вне Рима. Прибыв в город, он распорядился оказать помощь пострадавшему населению и открыть для народа Марсово поле, крупные здания и императорские сады.

«Из Остии и других городов было доставлено продовольствие, и цена на зерно снижена до трех сестерциев. Принятые ради снискания народного расположения эти мероприятия, однако, не достигли поставленной цели, так как распространился слух, будто в то самое время, когда Рим был объят пламенем, Нерон поднялся на дворцовую стену и стал петь о гибели Трои, сравнивая постигшее Рим несчастье с бедствиями древних времен» (Тац. Анн. XV, 39).

В народе поползли слухи, обвинявшие Нерона в намеренном поджоге Рима якобы для того, чтобы на месте старого города построить новый и назвать его своим именем.

Тогда Нерон, как рассказывал Тацит, писавший в начале II века, чтобы снять с себя обвинения молвы, объявил виновниками пожара сектантов, приверженцев одного из восточных культов; Тацит первый назвал их «христианами».

Вот что он писал:

«И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому» (Тац. Анн. XV, 44).

Это первое упоминание о христианах[4] в древней латиноязычной литературе. История возникновения христианства известна плохо, и слова Иосифа Флавия и Тацита в науке трактовали по-разному; слова Тацита пытались даже признать позднейшей вставкой, но серьезных оснований для этого нет. В современной науке принято считать, что заметное распространение христианских общин по Римской империи начинается в последней трети I века. Раннехристианские общины состояли главным образом из низов населения (рабов и свободных бедняков), ибо они больше всех нуждались в том утешении, которое давала христианская религия и которое полностью отсутствовало в римской религии. Так как христиане держались обособленно, отказывались участвовать в общегосударственном культе императоров, сходки их были окружены таинственностью и непосвященные на них не допускались, то это послужило основанием для возникновения кривотолков и подозрений в неблаговидных действиях. Главными преступлениями христиан молва считала то, что они якобы приносят в жертву новорожденных римских младенцев, вкушают их плоти и крови и предаются массовому разврату.

Петр во время Нероновских гонений по настойчивым уговорам единоверцев, которые боялись за его жизнь, согласился уйти из Рима 29 и ночью незаметно вышел из города. Но пройдя городские ворота, повествует далее легенда, он вдруг увидел видение: навстречу ему сам Иисус Христос, неся свой крест. Петр спросил: «Куда ты идешь?» («Quo vadis?» — лат.) «Я иду в Рим, — ответил Иисус, — чтобы меня там опять распяли», — и скрылся. Петр понял, что неправильно поступил, не пожелав разделить участи собратьев, и вернулся в Рим. Заключенный в темницу, Петр не провел время даром, а, по преданию, сумел обратить в христианство своего тюремщика и даже крестить его, вызвав чудом источник из каменного пола темницы.