Диля Еникеева - Сексуальная жизнь женщин. Книга 1
И я все это выслушал от её мужа, как школьник слушает выговор завуча. Я и сам знал, что у меня нет никаких шансов, но ничего не мог с собой поделать. Лена позволяла мне быть её другом и только. Как только я пытался форсировать свои ухаживания и хотя бы дотронуться до нее, она так мягко отстранялась и говорила, что этим я только сделаю хуже для наших отношений.
Хоть муж и не был уверен в её отношении к нему, Лена на самом деле его очень любила. Может быть, без сильной страсти, но она считала, что он самый порядочный и благородный человек из тех, кого ей пришлось встречать. Красота мужчины для неё ничего не значит. Мужчина должен быть красив внутренней красотой, а она считает, что муж именно тот человек, которого она хотела бы видеть рядом с собой всегда. Она говорила, что ей очень нравится, когда за ней ухаживают, но для неё это только игра. Ей самой нравятся некоторые мужчины, но не настолько, чтобы она от них потеряла голову. А просто «кочевать» из одной постели в другую ей не интересно. Если она встретит такого мужчину, который будет лучше её мужа, то может быть, она и увлечется им. А пока она такого не встречала.
От этих её слов я ещё раз убедился, что я «не герой её романа». После этого разговора и напился с приятелем и пил три дня. Я решил, что больше никогда не буду за ней ухаживать, хватит вести себя как влюбленный школьник, я взрослый мужик, и вздохи под луной для меня уже пройденный этап. Я даже решил перейти на другую работу и написал заявление об уходе.
Но когда я после трехдневного «загула» пришел на работу и снова увидел Лену, я позабыл все свои благие намерения. Она обрадовалась мне, улыбнулась своей удивительной улыбкой и спросила, почему меня не было три дня на работе. И я понял, что это, наверно, мой крест на всю жизнь.
Я ничего не могу с собой поделать. Бесполезно выпрашивать у неё взаимности, как нищий подачку. Надо или принимать её такой, какая она есть, или повеситься.
Справиться со своим чувством я не мог. Я был как больной. Наверное, любовь — это болезнь. Я понял, что никого до Лены не любил. То, что я испытывал к жене и другим женщинам, это, наверное, не любовь. А может быть, любовь бывает разная — к одним женщинам ровная, спокойная, а к другим — пламенная страсть. Раньше у меня такого никогда не было. Я и сам не думал, что способен на такое чувство. Я обычный, средний мужик, достаточно циничный и многоопытный, у меня было немало женщин, но теперь они кажутся мне жалкой подделкой. Хотя у меня были и умные, и красивые женщины, но ни об одной из них я не жалею. Остались приятные воспоминания, и все.
Я надеялся, что время меня «вылечит». Я стал как бы «официальным ухажером» Лены. Я привозил её на работу и отвозил её домой. Иногда мы обедали вместе, но когда я пытался пригласить её вечером куда-нибудь, Лена всегда мягко отказывалась.
Не могу понять, как я с этим мирился. Я такой же, как и все, привык, что с женщиной после двух — трех свиданий, а иногда и после первого, ложишься в постель, а потом уже разбираешься, нравится она тебе или нет. Никогда не думал, что бывает любовь без секса. Если женщина ломалась и строила из себя «недотрогу», я быстро давал «задний ход». Не по мне это было — брать женщину длительной осадой. Если ломается, значит, не хочет или цену себе набивает. А меня к таким женщинам никогда не тянуло. Мне нравилось, когда все обоюдно. Бывало и так, что после первого раза не бывало второго. Я люблю темпераментных женщин, как моя жена.
Но с Леной я ничего не мог поделать. Я, конечно, не раз пытался пойти дальше ухаживаний, но с нею ничего не получалось. Она сразу дала понять, что если я проявлю настойчивость, я её потеряю.
И она не набивала себе цену, я точно знал, что именно так и будет. Она такой искренний человек, что ей сразу веришь и уже не сомневаешься, что именно так она и поступит. Она не жестокая, наоборот, очень мягкая и женственная, но очень прямая и открытая, без всяких этих женских штучек и увиливаний. Она, конечно, очень кокетливая и любит нравиться, но сразу дает понять, что этим все и ограничится, если кто-то хочет большего, то может не рассчитывать.
И все равно никто на неё не сердился, её все мужчины обожали, а женщины терпеть не могли. Мне другие мужчины даже завидовали, когда она стала только мне позволять провожать её. Но я думаю, что она меня к себе приблизила к себе только потому, что поняла, что я для неё не опасен и не буду к ней нагло приставать и раскладывать на сиденье машины.
Я даже не мог обижаться, так как она сразу расставила все точки над «i» — отношения чисто дружеские, но не больше. Я её любил, а она мне только разрешала себя любить. Она мне была нужна, а я ей был не нужен. Конечно, она была ко мне даже привязана, привыкла, но не больше.
Я точно знал, что если обижусь на неё и уйду, мое место сразу займет другой, которого она так же приручит и поставит на место. Она умела сделать мужчину послушным даже против его воли. А если он не хотел слушаться, она не собиралась удерживать.
Наверное, в этом и была её сила. Она не была заинтересована в своем поклоннике, их у неё было много, ей было из кого выбирать. А если его не устраивали такие отношения, то она его не удерживала. Как в том анекдоте: «Не нравится — не ешь». А раз мужчина хотел оставаться с нею, то он обязан был играть по её правилам. А не хочешь — уходи.
И при этом она не унижала, не давила на меня, не демонстрировала свою власть надо мной, хотя я ей не раз говорил, что ради неё готов на все, она и сама это знала. Когда я пытался сказать ей, что она для меня значит — иногда на меня находило такое, хотелось как-то расчувствовать её, добиться хотя бы жалости, она говорила: «Не надо ничего говорить, я и так все знаю. Зачем слова, у тебя на лице все написано, а я умею чувствовать и читать по лицу». И все, и разговор окончен. И сердиться на неё не могу, и изменить что-то не в силах.
Все наши на работе были уверены, что у нас с нею настоящий роман, что мы любовники, один даже стал допытываться, какая Лена в постели. Пришлось дать по морде. Больше никто с расспросами не приставал. А на работе мужики по-прежнему вились вокруг Лены. Вначале поглядывали на меня, не дам ли я в морду, а какое я имел право? Лена бы этого не позволила. Она никому не принадлежала. Была сама по себе. Правильно её муж говорил, что она, как ветер — неуловимая, изменчивая и бесконечно привлекательная.
Она меня так «приручила», что я уже бросил все попытки стать её любовником. Видел её во сне, засыпал с её именем и просыпался с мыслью о ней. Радовался, что скоро её увижу. Выходные для меня были просто мучением. Два дня в неделю метался, как зверь в клетке или напивался с приятелями. Но водка мне не помогала. Чем больше пил, тем больше думал о ней.
Даже как-то стал спьяну рассказал о ней другу. Друг — простая душа, говорит: «Да затащи ты её в койку, сразу полегчает. Увидишь, что она такая же баба, как и все. Все они одинаковы. Твоя просто очень высокого мнения о себе. А когда окажется в горизонтальном положении, сразу с неё вся спесь слетит». Чуть не дал ему в морду. Но больше никому ничего о Лене не говорил.
Она не святая, конечно, но не такая, как все. Таких женщин, наверное, одна на миллион. А может, и больше, просто раньше мне такие не попадались. С остальными всегда все было проще.
С Леной мне тоже было легко и просто. Потом мне даже не был нужен секс с нею, я уже давно перестал на это надеяться. Нужно было только, чтобы она была рядом и смотрела на меня своими необыкновенными глазами и говорила своим чудным низким голосом, от которого у меня по спине мурашки бегали, как от прикосновения.
У меня с нею бывала эрекция, даже когда она просто смеялась или разговаривала со мной, сердце замирало и брюки становились тесными, когда она поворачивала ко мне лицо или наклоняла голову. В ней было такое природное изящество, а каждый жест, как у пантеры, гибкий, плавный и полный какой-то необычайной цельности и координированности. Никогда не думал, что женщина может быть так совершенна.
До сих пор не могу понять, была ли она красива, у меня нет ни одной её фотографии. Иногда закрываю глаза и представляю её, её смех и улыбку, но не могут описать, какого цвета у неё глаза и какие черты лица. Необыкновенная, не такая, как все, — вот все, что я могу о ней сказать.
Вначале меня тяготило, что у меня с нею была эрекция, а разрядки не было. Я однажды набрался наглости и сказал ей об этом. Она как-то напряглась, глаза стали другие, чужие и холодные, и я перепугался, что она сейчас уйдет и больше никогда не позволит мне приблизиться. Хорошо, сумел вовремя спохватиться и перевести все в шутку. Она сразу расслабилась и тоже засмеялась.
Потом сама заговорила об этом и грустно так сказала, что все понимает, но ведь любовь — это когда взаимно. И все, больше ничего не сказала. И я понял, что она меня никогда не полюбит. То ли я не способен вызвать у неё такую любовь, то ли она так любит мужа, что больше ей никто не нужен, я так и не понял, и до сих пор не пойму.
