Елена Авадяева - 100 великих казней

Отсутствие каких-либо реальных доказательств вины было настолько очевидным, что король отдал приказание судить Анну и ее брата Рочфорда не судом всех пэров, а специально отобранной комиссией. Это были сплошь представители враждебной королеве партии при дворе. Помимо «преступлений», перечисленных в обвинительном акте, Анне ставилось в вину, что она вместе с братом издевалась над Генрихом и поднимала на смех его приказания (речь шла о критике ею и Рочфордом баллад и трагедий, сочиненных королем). Исход процесса был предрешен. Анну приговорили к сожжению как ведьму или к обезглавливанию — как на то будет воля короля. Генрих назначил казнь через два дня после суда над Рочфордом. Подсудимые даже не успели подготовиться к смерти. Впрочем, всем дворянам квалифицированная казнь по милости короля была заменена обезглавливанием.

Через 12 часов после провозглашения развода в Тауэр поступил королевский приказ, обезглавить бывшую королеву на следующий день. Отсрочка на двое суток была явно вызвана только желанием дать архиепископу Кранмеру время расторгнуть брак. В своей предсмертной речи Анна сказала лишь, что теперь нет смысла касаться причин ее смерти, и добавила. «Я не обвиняю никого. Когда я умру, то помните, что я чтила нашего доброго короля, который был очень добр и милостив ко мне. Вы будете счастливы, если Господь даст ему долгую жизнь, так как он одарен многими хорошими качествами: страхом перед богом, любовью к своему народу и другими добродетелями, о которых я не буду упоминать».

Казнь Анны была отмечена одним новшеством. Во Франции было распространено обезглавливание мечом. Генрих решил также внедрить меч взамен обычной секиры и первый опыт провести на собственной жене. Правда, не было достаточно компетентного эксперта — пришлось выписывать нужного человека из Кале. Палач был доставлен вовремя и оказался знающим свое дело. Опыт прошел удачно. Узнав об этом, нетерпеливо ожидавший казни король весело закричал: «Дело сделано! Спускайте собак, будем веселиться!» По какому-то капризу Генрих решил жениться в третий раз — на Джейн Сеймур — прежде, чем остыло тело казненной. Брак был заключен в тот же день.

Джейн Сеймур умерла естественной смертью — во время родов, успев подарить королю наследника, будущего короля Эдуарда.

Место Джейн заняла Анна Клевская, но ненадолго — испуганный ее малопривлекательной внешностью, Генрих дал Клевской щедрые отступные. Екатерина Говард, двоюродная сестра Анны Болейн, стала пятой женой Генриха VIII и второй его женой, лишившейся головы.

Новая королева не очень устраивала Кранмера — дядя Екатерины Говрад, Норфолк, активно выступал против дальнейшего проведения церковных реформ. До поры до времени Кранмер и его друзья предпочитали скрывать свои планы: юная Екатерина приобрела влияние на своего пожилого супруга; кроме того, она могла родить сына, что очень укрепило бы ее положение при дворе. В октябре 1541 года враги королевы нашли долгожданный повод. Один из мелких придворных служащих, Джон Ласселе, на основе свидетельства своей сестры, ранее служившей няней у старой герцогини Норфолк, донес Кранмеру, что Екатерина была долгое время в связи с неким Френсисом Дергемом, а некто Мэнокс знал о родинке на теле королевы. Кранмер, канцлер Одли и герцог Хертфорд поспешили известить ревнивого мужа. Кранмер передал королю записку («не имея мужества устно сообщить ему об этом»). Собрался Государственный совет.

Все «виновные», включая Мэнокса и Дергема, были сразу схвачены и допрошены. О том, что мнимая или действительная неверность королевы до замужества не шла ни в какое сравнение с предшествующей «чистой» жизнью самого Генриха, никто не осмелился и подумать Кранмер навестил совершенно ошеломленную свалившимся на нее несчастьем молодую женщину, которой не исполнилось двадцати лет. Обещанием королевской «милости» Кранмер выудил у Екатерины признание, а тем временем удалось выпытать нужные показания у Дергема и Мэнокса. Генрих был потрясен. Он молча выслушал на заседании совета добытые сведения и потом вдруг начал кричать. Этот вопль ревности и злобы заранее решил участь всех обвиняемых. Норфолк с гневом сообщил французскому послу Марильяку, что его племянница «занималась проституцией, находясь в связи с семью или восемью лицами». Со слезами на глазах старый солдат говорил о горе короля.

Тем временем схватили еще одного «виновного» — Келпепера, за которого Екатерина собиралась выйти замуж, прежде чем на нее обратил внимание Генрих, и которому она, уже став королевой, написала очень благосклонное письмо. Дергем и Келпепер были приговорены, как обычно, к смерти. После вынесения приговора 10 дней продолжались перекрестные допросы — они не выявили ничего нового. Дергем просил о «простом» обезглавливании, но «король счел его не заслуживающим такой милости». Подобное снисхождение было, впрочем, оказано Келпеперу. 10 декабря оба они были казнены.

Потом занялись королевой. Говарды поспешили отвернуться от нее. В письме к Генриху Норфолк причитал, что после «отвратительных деяний двух моих племянниц» (Анны Болейн и Екатерины Говард), наверное, «его величеству будет противно снова услышать что-либо о моем роде». Герцог упоминал далее, что обе «преступницы» не питали к нему особых родственных чувств, и просил о сохранении королевского благорасположения, «без которого я никогда не буду иметь желания жить». Послушный парламент принял специальное постановление, обвинявшее королеву. Ее перевели в Тауэр Казнь состоялась 13 февраля 1542 года. На эшафоте Екатерина призналась, что, до того как она стала королевой, любила Келпепера, хотела быть его женой больше, чем владычицей мира, и скорбит, став причиной его гибели. Однако вначале она упомянула, что «не нанесла вреда королю».

Ее похоронили рядом с Анной Болейн.

ДЖОН ФИШЕР И КЕНТСКАЯ ДЕВА

Я буду теребить твои воспоминания,

Чтобы в тебе возникла некая

Ранящая твою совесть мысль…

Причина падения Джона Фишера, епископа Рочестерского и кардинала римской церкви, заключалась в той полунасмешливой, полуискренней поддержке, которую он оказал Елизавете Бартон, Кентской Деве, безумной молодой девушке, страдавшей припадками, поднявшей свой голос против развода Генриха VIII с Екатериной Арагонской и свадьбы с Анной Болейн. Она послала рифмованное описание своих видений и пророчеств королю Генриху VIII.

Но Генрих только посмеялся и сказал Кромвелю:

«Да, это стихи, и очень дурные; это дело не ангелов, но глупой женщины!» Впоследствии он перечитывал эти стихи в более мрачном настроении, но эта перемена была произведена в нем самой Кентской Девой. «Испанская партия» в церкви, всегда готовая воспользоваться помощью неба, вскоре увидела, что из этой бедной девушки можно извлечь много пользы. Поместив ее в монастырь, ей дали в руководители и секретари пять монахов, из которых старшим был отец Бокинг. Под их надзором юная монахиня сделала удивительные успехи в богословии и начала говорить такие вещи, которые с благодарностью принимались патерами и прелатами.

Джон Фишер плакал от радости и вполне сочувствовал тому, что отец Бокинг заставлял говорить монахиню. Многие из ее слов были очень темны, но при желании их можно было истолковать столь же ясно, как и слова библейских пророков.

Она объявила, что небо было против развода; она умоляла короля оставить свое великое намерение и для спасения души бросить Анну и снова призвать Екатерину. Эти слова Кентской Девы распространились по всей стране, копии ее поучений и предсказаний рассылались по всей кентерберийской провинции, а странствующие монахи разносили о них весть по сельским кабачкам и монастырям. Однажды под руководством отца Бокинга она перешла дозволенные пределы и навлекла гибель на себя и своего повелителя. Она отправила королю послание, в котором не только обличала его развод, но и прямо заявляла, что если он бросит Екатерину, то умрет через семь месяцев, и его дочь Мария, несмотря на то что она объявлена незаконнорожденной, взойдет на престол.

Такая угроза более не походила на шутку. Генрих отправил Кентскую Деву, монахов и патера Бокинга в Лондонскую Башню, а оттуда в Тибурн, где повелел всех их казнить прилюдно.

Бедная девушка в последние минуты своей жизни призналась, что на самом деле она простая, нимало не вдохновленная небесами женщина, и исполняла лишь то, что ей приказывали святые отцы во славу Бога и на пользу церкви. Комната в Лондонской Башне, в которой жила бедная Кентская Дева, сохранила на многие годы название Светлица Монахини.

Без сомнения, Фишер поддерживал Кентскую Деву, он надеялся, что ее иллюзии приведут к благим результатам. Он полагал, что короля, дожидавшегося Анну шесть месяцев, можно запугать и уговорить на отсрочку в несколько лет, после чего ему уже легче было бы переменить свое намерение. Питая такие надежды, епископ принял сторону Кентской Девы, поощрял ее видения и подстрекал общественное любопытство, давая понять, что ее слова от Бога.