Александр Кучинский - Преступники и преступления. Законы преступного мира. Паханы, авторитеты, воры в законе

Куликанье по-свойски

Без знания воровского жаргона вор не мог рассчитывать на авторитет. Умение «куликать по-свойски» — обязательное правило для блатной элиты. Разумеется, вор не владел всем лексическим запасом уголовной среды (судя по изданным словарям, он включает свыше десяти тысяч слов и выражений. Многие из них применялись крайне редко, но все же применялись). Чтобы общаться с братвой, блатарям хватало три-четыре сотни слов и выражений, но понимать вору приходилось в десятки раз больше.

Разветвленная система советских лагерей способствовала развитию воровского языка, который уже служил не только для шифровки информации, но и для культа блатной субкультуры. Чем выше был рейтинг вора, тем богаче звучала его феня: положение обязывало. Примером может служить письмо вора в законе М., отправленное из лагеря своему корешу.

«Привет, братуха!

Извини, что долго не чиркал. Сам волокешь, дальняк по четвертой ходке на Печору, к комикам, по новой — за рупь сорок четыре (моя кровная). Кича локшовая. Все брушат, вантажа нет и хвостом не бьют. Это не на малолетках и не на взросляке на Металлке, и не в Гореловской девятке. Питерских мало. Встретил Леху-Жука и Витька-Стоху. Живем семьей. Они оттянули по семиряку.

Здесь, на Печоре, мотают срок в большаке шобла и шелупень: быки-рогометы, вампиры, бакланы, борзые, мохнорылые, беспределы-анархисты, гуливаны из ершей, мокрушники, петушня и вольтанутые.

Леха и Витек спалились на гастроли на шестнадцатой хазе, не успели слинять. Пашка-Скобарь трекал — сгорел на Кузнецах на урле. Чугунка менты спалили с запалом в краснухе.

Был на бойне с декабря 1973 г., почти полгода. Хороши лепилы на киче! Когда чалили в пульманы баланы, из-за одного шланга покурочил богоны. В живодерне шамовка была в норме, мандра и рассыпуха всегда были в гараже. Заварганивали грузинским веником деготь, имели и дурь женатую и косячок. При мне в живодерне дали дуба шесть из дохлой рвани, один из них водолаз на верее. Санитары все из зэков, дыбают на цырлах перед главным и другими коновалами, чтобы не шуранули на биржу.

В зоне барин крутой, часто сам бывает на ночных и дневных шмонах. Когда он дрыхнет, никто не знает. Кумовья абвера прямо волчары. Один старлей хотел Витька ссучить, за это западло фаловал его в придурки в плеху, шнырем или тушилой. Витек по третьей ходке все еще ходит в пацанах, но он золотой пацан и быть ему в авторитете на следующем сходняке.

В зоне гайдамаки косоглазые-чувырла оборзевшие, бугры-мусора у них наши русаки скобари-кудлачи, на хабар не идут. Нас эти мусора считают вровне с фраерами и чуханами.

Самоамнистированных возвращенцев в этом строгаче не бывает. В прошлом месяце гайдамаки у починенной аллеи в гуще шмаляли из плевательниц и кокнули двух воров, а третьему прошили дыхалку, и тот дал дуба до больнички.

Эти косоглазые дубачат как волки, отца родного замочат из скворечника. Меткие черти. Между собой талдычат по-свойски, и псы у них злющие, как сами чучмеки. Здесь все воры в законе стали ворами в загоне.

На днях один баклан из 4-го отряда по кликухе Тубан около вахты у большой иконы и калоотстойника расписал в банный день в зверинце три образины и был повязан красноповязочниками из сучьего парламента, а один бес дул в ружье на весь кичман. Тубана трюманули на 15 суток в шизо. Раньше бы за такой вызлунь был бы ему вышак. За то, что Леха-Жук давил режим в зоне, 12 раз парился в шизо 145 суток. Грев ему пропулить было горячо из-за вертухаев-комиков.

После живодерни мантулю в дымогарке на угольке. Моего напарника, мужика-кирюху, трюманули за махаловку и оборотку совком по бестолковке одному животному с блудой, он у него из шаронки царапнул антрацит.

Ты знаешь мою жистянку — сгорел в ремеслухе с Колей-Портным, отчаявшись, на лабазе, оба дикофт шпилили. Жаль кореша. Его замочили мусора в „Карлаге“ во время большого кипиша в 1952 году.

В зоне закончил общеобразовалку. Гусь с чабаном и халдеями трекали, что волоку, и я заимел ксиву. Они также трекали, будто мог бы стать мэном, если бы не срока. Эх, хорошо бы жистянку по новой! Доба берет свое, стал барахлить движок, шнифтам рамы нужны, богоны, клешни и веточки в скомле.

Чалить еще долго, из червонца пятерик отмотал. Буду звонить до 27 сентября 1979 года. За четвертак по кильдымам и кичеванам устал. Может, не дотяну до воли, но не хочу долбить кумор, как некоторые в больничке зоны, лучше дуба дать.

Братуха, как там баруля Верка-Заика, моя красючка и ее подружка Зойка? От них мне пришло четыре бердыча. Салют им за это! Может быть, они замуж выскочили? Встретишь, передай им мое с кисточкой. Васек, эту депешу и язушок пульнет один вольный. Он отчаливает в Питер, прими его с водярой за здоровье. У него хрусты — одна штука. Отстегни ему бакшиш наш общаковый. По зоне идет параша об амнистии. Ждем балагас, рассыпуху, чехнар, шмаль, салому и тарочки.

Бывай здоров, братуха.

Существуют два вида письменной воровской речи: собственно письмо и записка. Как правило, записки служат для общения внутри тюрьмы или лагеря. Они — кровообращение зоны, ее оперативная связь. Вот характерные примеры блатных малявок, отправленных из камеры в камеру по дороге. В скобках дана адаптация текста к нормативной лексике:

«Ты, ёрш, дармовик опомоенный! Крутишь вагранку? Гуливаном, горлохватом набушмачился, а пацаны осину гнут. Отловим, падла, глухой форшмак на воле заделаем: петькой будешь, гарнир захаваешь, станешь верзать квасом. Понял! Я зушок подкатит голубок. „Тайшетлаг“. Паханы. 12. 06. 54. Козырные».  (Ты, развенчанный вор, выдающий себя за авторитета! Продолжаешь нарушать наши законы? Отбираешь ворованные вещи у более слабых воров, а молодые воры работают на тебя. Поймаем, негодяй, и сильно опозорим: изнасилуем, заставим есть дерьмо, будешь испражняться кровью. Понял! Записку вручит связной из вольнонаемных сотрудников ИТУ «Тайшетлаг»…).

«Дедам 12-й хаты. Митяй-Болгарин спущен в шурф. Он по свисту свекруха. Выверните налицо. Деды 3-й хаты». (Авторитетам 12-й камеры. Вор в законе Митяй-Болгарин лишен воровского титула. По слухам он работает на оперчасть. Узнайте его имя и фамилию. Авторитеты 3-й камеры).

«Блядина паскудная, жоржика завела? Выскочу, кину на бригаду. Абопол в шахну запичужу. Шнифты выбъю. Кранты, сука, заделаю с фифуром! Ш. А.» (Женщина, ведущая беспорядочную половую жизнь, любовника завела? Освобожусь, изнасилую группой. Палку в… засуну. Глаза повыбиваю. Убъю и спалю твой труп вместе с домом! Ш. А.).

«Шифан, отцепи смешного табачку. От ночника ставни пухнут. Бас». (Шифан, передай гашиш. От ночных допросов веки отекли. Бас).

«Шмель западло двинул и зарядил динамо. Двигает фуфлом. Отрихтуем на штык, Боб». (Шмель нарушил воровской обычай, присвоил добычу и сказал, что ее конфисковала милиция. Обманывает. Будем бить до полусмерти. Боб).

«Рустам залетел к кумовьям на кукан и крутит бейцалы. Колят на кротов. Аллюр в три креста! Лева, Сыч, Доктор». (Рустамом заинтересовалась оперчасть. Хотят выйти на организаторов подкопа. Бросайте все работы и отходите! Лева, Сыч, Доктор).

«Федька, сука буду! Бабки в гашнике паленом у Дементия из пятой хаты. Отогнали вам пятихатку. Кашкет, Серж, Тога». (Федька, клянусь! Отправили вам пятьсот рублей через Дементия, который пронес их в заднем проходе. Кашкет, Серж, Гога).

Для серьезной шифровки воровских писем и записок жаргон не годится: оперчасть уже давно «ботает по фене» и снабжается спецлитературой. Послание могут шифровать буквенным кодом: пишется безобидный текст, где значение имеет определенная по счету буква. Иногда шифр усложняется решеткой, которую накладывают на текст и поворачивают в нужном направлении. Текст в письме или записке можно написать и тайными чернилами. Чтобы его прочитать, бумагу нагревают, посыпают пылью, смачивают водой и др.

Тайными чернилами, которые проявляются при обычном нагревании, служат раствор лимонной кислоты, раствор кобальтовой соли и лимонный сок. Если текст пишется масляно-аммиачными чернилами (смесь одной части льняного масла с двадцатью частями аммиака и ста частями воды), его отмачивают перед прочтением в воде. Бывает, что на записках пишут жидким клеем — гуммиарабиком, который высыхает и не оставляет следов. Чтобы прочитать послание, бумагу нужно подержать одну-две минуты над паром, а затем посыпать ее пеплом или пылью. Встречаются и более сложные реактивы. Например, раствор фенолфталеина в винном спирте. Такие чернила проступают лишь в нашатырном спирте. Или раствор меди в соляной кислоте с примесью воды и селитряной кислоты. Обработанное раствором письмо читается при легком нагревании.