Жак Лурселль - Авторская энциклопедия фильмов. Том I

· Опер. Роберт де Грэсс

· Муз. Леонид Рааб

· В ролях Уильям Ландиган (Грэнт), Дороти Патрик (Энн), Джефф Кори (Коллинз), Нестор Пайва (Бенни), Чарлз Д. Браун (Малвени), Пол Гилфойл (Овербек), Эдвин Макс (Судья).

→ Журналистка следит за полицейским, идущим по следу душителя, на чьей совести уже 8 убийств. Убийца действует по одной схеме: нападает под дождем и оставляет рядом с жертвой улики и письмо за подписью «Судья», где объясняет, что выполняет миссию по истреблению Зла. Полицейский одержим расследованием. Сопоставив разные улики и свидетельские показания о «Судье», он мастерит чучело, похожее на преступника, фотографирует его и раздает снимки. Это чучело, в каком-то смысле — нечто противоположное фотороботу, поскольку ему не хватает только черт лица. По фотографиям полицейский добивается важнейших свидетельских показаний от библиотекаря и официантки из бара. Он следит за убийцей и настигает его после долгой погони в здании газового завода. Он надевает наручники на «Судью»: унылого и тщедушного старика, который не оказывает никакого сопротивления. Но вода, вытекающая из труб, поврежденных при перестрелке, вдруг напоминает ему дождь. Он тут же превращается в психа и после жестокой схватки с полицейским падает и разбивается насмерть.

♦ Детектив, снятый Флайшером в начале карьеры. Это уже блистательная и увлекательная картина, хотя и снята на гроши. Вопрос о ее принадлежности к жанру нуара — повод для обсуждения. Дело в том, что Флайшера интересует не столько атмосфера эпохи, насилие или внешнее действие; его занимает почти исключительно психопатология убийцы — тема, которая прослеживается в немалой части его творчества. Флайшер также ставит акцент на одержимости в отношениях между полицейским и его жертвой. Точно известные, но все равно непостижимые повадки убийцы Флайшер тщательно описывает через полицейского, который пытается представить себя в шкуре преступника. Такой тщательный подход к поведению, которое невозможно постичь разумом, переходит в область фантастики, т. е. необычного и невозможного. Однако фильм обладает изрядной дозой реализма и жестокости: такова удивительная сцена, где убийца садится вместо чучела в кресло и, сидя в тени, выслушивает монолог полицейского.

Foolish Wives

Глупые жены

1921 — США (реставрированная версия: 100 мин)

· Произв. Universal

· Реж. ЭРИХ ФОН ШТРОХАЙМ

· Сцен. Эрих фон Штрохайм

· Опер. Бен Рейнолдз и Уильям Дэниэлз

· Худ. Ричард Дей

· В ролях Эрих фон Штрохайм (граф Владислав Сергеевич Карамзин), Мод Джордж (княгиня Ольга), Мей Буш (княгиня Вера), Рудольф Крисченз (Эндрю Дж. Хьюз), Мисс Дюпон (Хелен Хьюз), Дейл Фуллер (Марушка), Чезаре Гравина (Вентуччи), Мальвина Поло (Мариетта, дочь Вентуччи), С. Дж. Аллен (Альберт I, князь Монако).

На вилле «Аморозо» в окрестностях Монте-Карло живут 3 мошенника, выдающие себя за эмигрировавших русских аристократов: княгини Ольга и Вера Печниковы и их обольстительный кузен, граф Владислав Сергеевич Карамзин. Они зарабатывают сбытом фальшивых денег, поставляемых им Вентуччи — вдовцом, в одиночку воспитывающим слабоумную дочь. В поле зрения мошенников попадают посол США Эндрю Дж. Хьюз, прибывший с визитом в Монако, и его жена Хелен, которую они выбирают своей будущей жертвой. Карамзин идет с ней на контакт. Она легко поддается его шарму, и он показывает ей окрестности. Застигнутые грозой посреди ночи, они укрываются в пустой хижине, и лишь появление заблудившегося монаха мешает Карамзину довести до конца свое предприятие по обольщению. На рассвете он отводит Хелен к мужу.

Для Карамзина хороша любая добыча: он без колебаний вымогает у своей служанки Марушки 2000 франков ее сбережений. Несчастная девушка страстно влюблена в своего хозяина и по-прежнему верит в его обещание жениться на ней. В казино Карамзин подталкивает Хелен сыграть в рулетку по-крупному: удача ей улыбается и преподносит крупный выигрыш. Муж отводит ее в «Отель де Пари», а сам отправляется по приглашению Ольги на небольшую карточную партию, которую та устраивает для близких друзей на вилле «Амороза». Тут-то приглашенные и оставляют свои деньги, в неведении унося с собой фальшивые банкноты Вентуччи.

Карамзин передает Хелен записку назначая ей свидание на вилле. Выходя из отеля, Хелен встречает офицера, который ранее неоднократно отказывался поднять предметы, выпадавшие у нее из рук. Презрительный взгляд, которым она его окидывала, не оставлял сомнений в том, как она расценивала его поведение. Теперь же, когда с офицера случайно спадает накидка, она замечает, что у него нет обеих рук. Хелен надевает на него накидку и рассыпается в извинениях. Карамзин признается Хелен, что у него есть долг чести: 90 000 франков. Она готова отдать ему свой выигрыш. Марушка, сходящая с ума от ревности, запирает их и поджигает виллу. Карамзина и Хелен спасают пожарные.

У изголовья жены, страдающей от ожогов. Хьюз находит записку от Карамзина. Он возвращается на виллу, прилюдно дает графу пощечину и предписывает ему в кратчайшие сроки покинуть Монако. Охваченный внезапным влечением к дочери Вентуччи, Карамзин карабкается по стене и проникает в дом старика через окно. В это время Ольгу и Веру арестовывает полиция. Вентуччи выполняет клятву, данную им самому себе, и убивает того, кто осмеливается прикоснуться к его дочери: по случаю, это оказывается подлый Карамзин. Вентуччи сбрасывает его тело в колодец. Лежа рядом с мужем, Хелен дочитывает назидательный финал книги «Глупые жены», которую она держала в руках еще при первой встрече с Карамзиным.

♦ 3-я полнометражная картина Штрохайма и первая, ставшая знаменитой во всем мире. Все историки расценивают ее как шедевр, повествующий о человеческом коварстве и жестокости, и видят в ней (конечно, при меньшем совершенстве стиля, нежели в Алчности, Greed* или Свадебном марше, The Wedding March*) главные характерные черты вселенной Штрохайма. 3 такие черты требуют особо пристального внимания. И 1-я — гигантизм, который также можно назвать отсутствием чувства меры и мегаломанией. Чтобы воспроизвести упадок и лицемерие Европы после Первой мировой войны, Штрохайм выстраивает казино Монте-Карло на голливудских холмах и в студийных интерьерах фирмы «Universal» с такой тщательностью, точностью, пышностью и расточительностью в деталях, что княжество обошлось для съемок дороже Вавилона из Нетерпимости, Intolerance* Гриффита. Бюджет фильма впервые в истории кино превысил 1 млн долларов. По длительности съемок и количеству экспонированной пленки Штрохайм также бьет все рекорды. За год (с июля 1920 по июнь 1921 г.) он накопил материала на 320 частей (хоть эта цифра и подтверждается различными источниками, поверить в нее от этого не легче). Через полгода монтажа количество частей уменьшилось на 9/10. Теперь фильм длится лишь 8 часов (32 части). Однако на премьере в Нью-Йорке в январе 1922 г. публика увидела 3,5-часовую версию из 14 частей, которая для обычного проката была сокращена до 10 частей, а в ряде зарубежных стран — до 7. В реконструкции фильма, проводившейся в 70-х гг. фирмой «Blackhawk», использовалась помимо прочих итальянская копия в 7 частях, содержание которой и пересказано выше.

Каждый этап сокращения фильма обострял конфликт между Штрохаймом и руководством «Universal» — Леммле и Талбёргом. Таким образом, гигантомания режиссера привела к 2 прямым — и парадоксальным — последствиям для фильма. Тщательность и богатство постановки, продиктованные стремлением к реализму, привели к результату прямо противоположному реализму. Монте-Карло и 15 000 его обитателей в глазах Штрохайма превращаются в мрачное место, где обезумевшие толпы прессуют друг друга, рождая ассоциации с заторами и пробками крупных европейских столиц в часы пик. Такой Монте-Карло существует только в воображении автора. Гигантомания также приводит к тому, что Штрохайм никогда не остается надолго владельцем своего материала; свои «окончательные» черты материал приобретает без участия режиссера или даже вопреки ему (впрочем, эти черты тоже постоянно меняются; от одного этапа к другому, от одного негатива к другому; европейский негатив сильно отличается от американского — ситуация довольно распространенная для немого кино, но у Штрохайма она принимает более крупные масштабы). Из-за своей мегаломании режиссер постоянно попадает в сложное и двусмысленное положение палача-жертвы, хозяина-раба, играя попеременно то одну, то другую роль. В результате этой непростой диалектики, в которой прослеживается некий садомазохизм (в художественном смысле), Штрохайм неизменно оказывается жертвой самого себя, своих продюсеров, системы, в которой работает, потери контроля над конечным результатом и несбыточной мечты, которой является для него задуманный фильм. Штрохайм, палач, тиран и деспот, вечно оказывается в шкуре раба, преследуемого и разгромленного системой, которую он не в состоянии победить.