Светлана Зернес - Великие научные курьезы. 100 историй о смешных случаях в науке
А Гудьер? Бедолага Гудьер уже не в первый раз отправился в долговую тюрьму. «Мой отель», - привычно называл он ее.
И все-таки он прославился. Спустя сорок лет после смерти его имя было увековечено в названии компании Goodyear. Компания процветает и по сей день. Самому же изобретателю эта фамилия была дана словно в насмешку: «goodyear» в переводе с английского означает «хороший год».
В Америке быстро наладили выпуск резиновой обуви, которую назвали «галоши». Вещица пришлась по вкусу и большим, и маленьким, а вскоре стала вообще невероятно модной и перекочевала в другие страны, в Россию в том числе. Галоши даже превратились в символ материального благополучия!
Потом кто-то догадался «удлинить» галоши в высоту и появились первые резиновые сапоги. Для сельских жителей они стали настоящим спасением. Сейчас, буквально пару лет назад, модные дизайнеры нарядили в разноцветную резиновую обувь и горожан. И с каким же удовольствием те ее нацепили!
А для врачей придумали резиновые перчатки. Их история началась с того, что хорошенькая медсестра Каролнн, ассистентка доктора Уильяма Холстеда, пригрозила увольнением из-за того, что ее руки ужасно испортились от хирургических препаратов; влюбленный в нее доктор заказал в компании Goodyear перчатки и не только не потерял ассистентку, а еще и женился на ней!
В наше время науке известно больше 25 тысяч видов каучуков - синтетических.
Чарлз Гудьер написал однажды: «Жизнь нельзя оценивать только в долларах и центах. Я не намерен жаловаться на то, что семена посеял я, а плоды пожинают другие. У человека есть причина для сожаления лишь тогда, когда он посеял, а собирать некому». Что ж, пусть эти слова послужат кому-то утешением. Как и орден Почетного легиона, присвоенный Гудьеру, когда тот пребывал в долговой тюрьме. Сын привез изобретателю орден прямо туда.
Хорошилище в мокроступах
Она казалась верный снимок
Du comme il faut... Шишков, прости,
Не знаю, как перевести.
A.C. Пушкин.
Евгений Онегин
Молодежь, все бы ей модничать! Вот галоши им подавай. Да слово-то какое нерусское - галоши. Нет на вас Александра Семеновича Шишкова!
О нем известно очень и очень мало. Государственный деятель, адмирал, переводчик, лингвист. Четыре года был министром просвещения. И целых двадцать восемь лет возглавлял Российскую академию наук.
При этом имя его всплывает только в каких-то обидных шутках и эпиграммах, в основном авторства молодого Пушкина:
Угрюмых тройка есть певцов — Шихматов, Шаховской, Шишков, Уму есть тройка супостатов — Шишков наш, Шаховской, Шихматов, Но кто глупей из тройки злой? Шишков, Шихматов, Шаховской!
Чем же так насолил этот почтенный господин?
У всякого большого дела бывают сторонники и противники. Шишков затеял дело не просто большое, а можно сказать, великое. Он задумал вернуть русскому языку русское лицо.
Наплыв иностранных слов в нашу речь случался периодически. Взять хоть Петровские реформы, хоть сегодняшний офисный сленг. Есть мнение, что язык сам приспособится и со временем отбросит все лишнее, а полезное оставит. Но Шишков с этим мириться не хотел.
Странное тогда было время. Высшее общество говорило сплошь на французском, наприглашало из-за границы учителей. Становилось как будто культурнее, как будто воспитаннее. Но как-то. не по-русски! Все, что должно было оставаться родным, воспринималось сначала с недоумением, потом с неприязнью. Быть русским стало чем-то стыдным, неприличным.
И тут в 1803 году выходит книга Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге Российского языка».
А в ней - какие-то новые, непонятные вещи. Мол, давайте говорить по-нашему, как еще деды и прадеды говорили. Мол, церковно-славянский язык - вот что способно вернуть нас к истокам, а русская культура - это вовсе не символ первобытной дикости и грубости, как принято считать!
Книга не просто наделала шуму. Она расколола мыслящее общество на два лагеря. Один, под предводительством Карамзина (Жуковский, Батюшков, Вяземский оказались тут же), раскритиковал написанное. Другие восприняли книгу как откровение: генерал Кикин назвал ее своим евангелием, писатель Аксаков говорил, что уверовал в каждое слово, как в святыню.
Шишкову было чем ответить Карамзину. Мало того что Карамзин употреблял в своих сочинениях французские слова, так еще и ввел моду на литературу, написанную так, как было принято общаться в высшем свете - чтоб и дамы понимали. Шишков протестовал: величественный язык литературы не может быть таким. Пусть дамы говорят как хотят, а поэт должен оставаться поэтом, иначе каждый станет Расином! И французам подражать незачем - из чужеземного языка можно почерпнуть лишь «невразумительное пустословие».
Но в высоком слоге главное не перестараться. Новым стилем слагалось множество несуразностей, к примеру перлы некоего Обрезкова, тоже считавшего себя писателем: «В туманном небосклоне рисуется печальная свита галок, кои, каркая при водах мутных, сообщают траур периодический». Такие примеры Шишков приводил публике, и публика веселилась.
Но как же доставалось, бывало, самому Шишкову! Насмешки сыпались и на него, и на литературное общество, которое он организовал. Называлось оно «Беседа любителей русского слова», и слухи о нем ходили самые нелепые. Будто принято в этом обществе все слова до единого заменять на исконно русские: бильярд - шарокат, луза - прорездырие, швейцар - вестник, проза - говор. Тогда же родился и анекдотический текст: «Хорошилище грядет из ристалища на позорище по гульбищу в мокроступах» (то есть будто бы Шишков произносил эту чепуху вместо фразы «Франт идет из цирка в театр по тротуару в галошах»).
Но конечно же Шишков такого не говорил. Возможно, где-то он и перегибал палку, однако идеи его были вполне ясны: у русского народа нет будущего, если не вернуть ему «русскость». «Мы не для того надели короткое немецкое платье, дабы гнушаться теми, у которых долгие зипуны», - писал он.
Когда в 1812 году началась война, Шишков, недавно назначенный государственным секретарем (а заодно и спичрайтером Александра I - ох, не обошлось без заимствованного словечка!), выступил с речью. Вот тогда слова его оказались понятны и чиновнику, и простолюдину: «У любви к Отечеству только три надежных основания: вера, воспитание и язык». В дальнейшем это переросло в крылатое «За веру, царя и Отечество».
Но почему-то только скандальное хорошилище и тому подобное навсегда связаны с именем Шишкова - для тех, кто вообще слышал это имя.
Ё-мое
А ну-ка, кто сможет без единой ошибки написать слово «елка»? Казалось бы, чего проще! Но нет, оказывается, и тут не без подвоха.
В 1783 году княгиня Екатерина Дашкова (которая, будучи дамой на редкость энергичной и деятельной, возглавляла при Екатерине II целых две академии наук) созвала авторитетное собрание. Явились настоящие светила: ученые, литераторы, общественные деятели. И принялись они обсуждать, как привести русскую грамматику в более-менее приличный вид.
