Игорь Мусский - 100 великих дипломатов
К концу 1960-х и началу 1970-х годов одной из приоритетных задач дипломатии стало ограничение стратегических, а позднее и космических вооружений. Необходимость обсуждения этих вопросов почти одновременно поняли в обеих столицах: Вашингтоне и Москве.
После первых негласных переговоров в октябре 1969 года Добрынин получил инструкцию связаться с Никсоном и сообщить ему о готовности начать обсуждение возможных ограничений стратегических вооружений. В этих условиях пригодился конфиденциальный канал. Все основные вопросы отрабатывались сначала на уровне Добрынина — Киссинджера, где велся поиск развязок, определялись рамки возможных компромиссов. Когда достигался определенный уровень взаимопонимания, достаточно согласованные по этому каналу позиции затем передавались на правовую и техническую доработку делегациям в Хельсинки.
Об этом канале знал очень узкий круг людей как в Вашингтоне, так и в Москве. Успешное применение двухуровневого подхода, когда одновременно работали тайные и открытые каналы, привело к блистательным результатам в области переговоров по ограничению и сокращению вооружений. В значительной мере благодаря усилиям Добрынина был подписан в 1972 году один из первых в истории важнейших разоруженческих документов — Договор о противоракетной обороне (ПРО).
Киссинджер и Никсон были сторонниками скрытой дипломатии, полагая, что таким образом можно добиться большего, чем на открытых переговорах. Никсон позднее писрл, что «молчание является особенно эффективным вариантом дипломатической тактики. Если даже действия говорят громче, чем слова, все равно бывают времена, когда молчание говорит все же громче». Примером успешного применения этой тактики он считал разоруженческие переговоры Добрынина — Киссинджера.
На плечи посла ложилась ответственность за ведение переговоров особого технического свойства. Тогда-то ему очень помогло его образование авиационного инженера.
Соглашения по ОСВ-1, прежде всего Договор по ПРО, явились фундаментом всего процесса по ограничению и сокращению ядерных и стратегических вооружений. Не менее трудными были переговоры и по ОСВ-2, в которых Добрынин и посольство сыграли наряду с нашей делегацией в Женеве ведущую переговорную роль.
Помимо вопросов стратегических вооружений посол в Вашингтоне обменивался мнениями по региональным проблемам. Кроме Вьетнама он обсуждал с американцами вопросы Ближнего Востока, Афганистана, Кам-боджы, Анголы, Никарагуа. Посольство СССР в США являло собой как бы внешнеполитическое ведомство в миниатюре, занимаясь всеми основными направлениями внешней политики. Во времена Добрынина в посольстве работало не менее 100 дипломатов.
Характерной особенностью дипломатической деятельности Добрынина—а ему пришлось иметь дело с шестью президентами США: Кеннеди, Джонсоном, Никсоном, Фордом, Картером и Рейганом — была постоянная заинтересованность в сохранении стабильных отношений с США. Добрынин считал, что достигается это прежде всего умной, расчетливой дипломатией. Анатолию Федоровичу в сложнейших ситуациях удавалось убедить или уговорить американское руководство не идти на обострения, опасные и для самих США.
Алексей Бессмертных, видный российский дипломат, с восторгом пишет о своем учителе А.Ф. Добрынине- «Посол умел выстраивать варианты бесед в зависимости от характера собеседника и ситуации. Тщательно к ним готовясь, он раскладывал (тут ему помогало хорошее знание тактики в шахматной игре) систему собственных аргументов и пытался предвидеть систему защиты или нападения другой стороны. Получалось некое ветвистое логическое древо будущих переговоров. Добрынин вообще нестандартно вел даже официальные беседы. Он крайне редко брал с собой помощников, никогда, досконально владея американским вариантом английского языка, — переводчиков. Он не приглашал с собой записывающего беседу, что делают обычно другие послы, а представители американской администрации непременно полагаются на специалистов-стенографов. Он приходил на разговор, как правило, один и по ходу диалога ничего не записывал. Это, надо сказать, нервировало американцев, они не были уверены, действительно ли он докладывает в Москву все те нюансы, которые они излагают. Они порой предпринимали меры, в том числе через своего посла в Москве, чтобы перепроверить, насколько достоверно Добрынин доносил до своего руководства сказанное в Белом доме или Госдепартаменте.
Понятно, не было ни одного случая, когда бы они обнаружили какую-то неточность. Обладая феноменальной памятью, Добрынин по возвращении с беседы, бывало, закрывался в кабинете и бисерным почерком записывал содержание разговора. В более поздние годы он стал надиктовывать текст советнику-посланнику, который потом оформлял его — с небольшой стилистической шлифовкой — в виде шифротелеграммы в Москву. Это был, по сути, точный пересказ беседы. Но этим посол не ограничивался: он либо в той же телеграмме, либо сразу вслед за ней давал анализ полученного сообщения, вскрывал мотивы демарша, предлагал конкретные ответные ходы».
Добрынин понимал, что для принятия решений Москва прежде всего должна знать мотивы происходящего и, что особенно важно, истинные намерения другой стороны. И только опытность посла, его профессионализм, умение добыть сведения, оценить настроение другой стороны могут помочь правительству принять верное решение, предостеречь его от ходов, которые могут нанести вред интересам государства. Добрынин поднял роль посла до непосредственного участника выработки решений по крупнейшим вопросам мировой политики.
По словам А. Бессмертных, «ему удалось вывести дипломатию на уровень филигранного искусства, тончайшей отточки ее методов и приемов…»
Известный американский специалист по внешней политике Смит Сим-пеон в книге «Кризис в американской дипломатии» писал: «Мы должны исходить из того, что посол Добрынин с двадцатилетним стажем в Вашингтоне более искушен в международных делах, чем любой высокопоставленный американский деятель, которого вносят в Вашингтон и выносят оттуда приливы и отливы внутренней политики; более искушен, чем наши президенты, которые на своих постах бывают максимум восемь лет; более искушен, чем наши госсекретари и их заместители; более искушен, чем любой из членов кабинета; более искушен, чем все советники президента по вопросам национальной безопасности… Советский Союз обладает такой совокупностью непрерывного опыта, стратегического мышления и целеустремленности, к которой мы не можем даже близко подойти».
ХУСЕЙН БЕН ТАЛАЛ
(1935–1998)
Полное имя бен Талал бен Абдалла бен аль-Хусейн. Король Иордании с 1952 года. Активно участвовал в развитии межарабских связей и в ближневосточном урегулировании.Потомок пророка Мухаммеда в 39-м колене, Хусейн бен Талал бен Абдалла бен аль-Хусейн родился 14 ноября 1935 года в Аммане. Король Абдаллах воспитывал своих детей и внуков в скромности и строгости. В то же время Хусейн посещал лучшие школы столицы Иордании — Аммана, изучая арабский язык и Коран, а затем престижную школу в Александрии (Египет), где овладел английским. Учебу он завершил в Англии, в привилегированном колледже Харроу и в Королевской военной академии Сан-дхерст. «Совершенно новый мир открылся мне, — вспоминал позднее король о своем пребывании в Англии. — Мир товарищества, книг, футбола и крикета…»
Во время каникул он сопровождал деда, выполняя роль переводчика. Дед оказал огромное влияние на внука. «Этому человеку я обязан многим, — говорил Хусейн. — Он стремился привить мне навыки управления государством, обучал искусству дипломатии, войны и компромиссов. Он учить меня понимать умы людей, тонкости арабского мира, в котором мы жили».
20 июля 1951 года король Абдаллах был убит у входа в мечеть аль-Акса в Иерусалиме боевиком палестинской националистической организации «Аль-Джихад аль-мукаддас» («Священная война») за то, что накануне встретился с израильским руководителем Голдой Меир. Хусейн чудом избежал смерти: пуля террориста попала в орден на военном мундире юноши.
Следующим королем стал старший сын Абдаллаха и отец Хусейна Талал, а Хусейн — наследным принцем. Вскоре парламент принял отречение короля Талала, ибо тот страдал душевным заболеванием. В 1952 году Хусейн был провозглашен королем Иордании. Зная, что ему предстоит стать главнокомандующим вооруженными силами страны, он закончил военную академию Сандхерст в Англии, в которой для него была разработана специальная программа, рассчитанная на полгода.
Вспоминая начало своей карьеры, король Хусейн писал в одной из книг: «Овладеть рутиной правления было несложно. Ежедневно с девяти утра я принимал бесконечный поток министров, депутатов парламента, военных, послов, коммерсантов…» Хусейн умел находить единственно правильное решение, что не раз спасало трон и стабилизировало обстановку в стране.
