В. Новиков - Все шедевры мировой литературы в кратком изложении.Сюжеты и характеры.Зарубежная литература XVII-XVIII веков

О-Сан и Моэмон поселились в глухой деревне, и поначалу все шло хорошо, но затем Моэмон затосковал по столице и отправился туда, хотя никаких дел у него там не было. Он шел мимо пруда и увидел на небе лик луны, а в воде другой — отражение, совсем как он и О-Сан, и рукав его увлажнился от глупых слез. Добрел он до оживленных столичных улиц, долго бродил по ним, вдыхая знакомый воздух утех и радостей столичных, и услыхал ненароком разговоры о себе. Приятели хвалили его за храбрость — соблазнил такую красотку, да еще жену хозяина! — за это не жаль и жизнью поплатиться, а другие уверяли, что он — живехонек, да только прячется где-то вместе с О-Сан. Услыхав про это, Моэмон бросился бежать да переулками и дворами вышел на окраину города. Тут он увидел, как бродячие артисты показывают на улице спектакль, он остановился взглянуть. По пьесе один из героев похищал девушку — и стало ему очень неприятно. Да тут еще увидел он среди зрителей супруга госпожи О-Сан! Дух захватило у Моэмона, замер он, чуть не окачурился от страха и опять бросился бежать.

Однажды во время праздника хризантем в дом составителя календарей пришел бродячий торговец каштанами, он расспрашивал о хозяюшке и дивился, что в Танго видел точно такую же госпожу, неотличимую от О-Сан. Послал составитель календарей людей в горную деревушку, схватили они любовников — и вот: вчера еще бродили живые люди, а сегодня всего лишь роса на месте казни в Авадагути, всего лишь сон, что приснился на рассвете двадцать второго дня девятого месяца… И сейчас жива о них память, помнят люди лаже светлое платье О-Сан.

Вкусна зелень в Эдо

В городе все спешат встретить весну, на улицах суета, слепцы тянут свои песни: «Подайте грошик слепому», меняльщики выкрикивают предложения купить, продать, обменять; торговцы раками, каштанами орут во все горло. Снуют, сбиваются с ног прохожие, хозяюшки устремляются в лавки: конец года — хлопотливое время. А тут пожар — волокут веши, кричат, плачут и в мгновение ока большой богатый дом обращается в золу.

Тогда в городе Эдо жил зеленщик Хатибэ, а у него была единственная дочь по имени О-Сити. С чем можно сравнить ее, если не с цветком, то с цветущей вишней, если не с луной, то с чистым ее отражением в воде. Когда начался пожар — а было это неподалеку от жилища зеленщика, — они, чтобы избежать несчастья, всей семьей двинулись к храму, прибежали в храм и другие соседи, у алтаря слышался плач младенцев, перед статуей Будды валялись женские фартуки, гонг и медные тарелки приспособили вместо рукомойника. Но даже сам Будда относился к этому снисходительно — бывают такие минуты в жизни людей. Среди одежды, что отдал людям настоятель, было одно мужское платье — черное, из дорогой материи, на нем изящно вышит герб — павлония и ветка дерева гинко, а подкладка из алого шелка. И запала в душу О-Сити эта одежда. Кто носил ее? Какой изящный благородный молодой человек отрешился от мира и оставил здесь это платье? Загрустила О-Сити, представив себе этого юношу, и задумалась о быстротечности жизни. Тут они с матерью увидели юношу, который неподалеку от них пытался вытащить из пальца занозу, да все никак. Мать тоже пыталась, но глаза у нее уже были старые, ничего не получилось, тогда попробовала О-Сити и сразу вытащила занозу, не хотелось ей отнимать руку у юноши, но пришлось, только потихоньку спрятала щипчики, но потом спохватилась и, вернувшись к юноше, отдала щипчики. И началось с того их взаимное чувство.

Расспросила О-Сити людей и узнала, что имя юноши Китидзабуро, он странствующий самурай, а по характеру человек мягкий и великодушный. Написала она ему любовное письмо, и чувства их слились, как два потока. Терзаемые любовью, они только ждали удобного случая, чтобы соединить изголовья. И вот в пятнадцатую ночь прибежали какие-то люди с известием, что скончался один торговец рисом и надо сегодня же совершить сожжение тела. Все служки храма, все мужчины устремились на церемонию, а тут гром, дома одни старые бабки, что запаслись горохом, — давай спасаться от грома. О-Сити хоть и боялась грозы, но подумала, что сегодня — единственный случай, когда можно встретиться с Китидзабуро. К рассвету люди наконец погрузились в сон, О-Сити встала и тихо пошла к выходу, было еще темно. Тут проснулась старуха умэ и прошептала, что Китидзабуро спит в келье напротив. Как она обо всем догадалась, видно, тоже шалила в молодости, подумала О-Сити и отдала старухе свой красивый лиловый пояс. Китидзабуро увидел О-Сити, задрожал всем телом, они оба любили в первый раз, и дело не сразу пошло на лад. Но раздался удар грома, и пролились первые капли любви. Они поклялись друг другу в вечной любви, и тут — ах, как жаль! — наступил рассвет.

Утром семья О-Сити вернулась домой, и связь влюбленных прервалась. Сильно тосковала О-Сити, но делать было нечего. Однажды зимой в холода пришел к порогу мальчик, бродячий торговец грибами и конскими метелками, а между тем надвигалась ночь, на дворе стужа, пожалели мальчика хозяева, впустили в дом погреться, так он и уснул в сенях. А ночью прибежали с известием, что разрешилась от беремени соседка, и хозяева, едва успев всунуть ноги в сандалии, побежали проведывать младенца. О-Сити вышла их проводить и взглянула случайно на спящего, да это же — Китидзабуро! Отвела О-Сити юношу в свою комнату, растерла-обогрела, а тут родители вернулись. Спрятала она юношу под грудой платьев, а когда родители уснули, сели они вдвоем за ширмой и давай разговаривать, но очень страшно было, что услышат взрослые, тогда они взяли бумагу и тушь и принялись писать друг другу слова любви — и так до рассвета.

Но на новую встречу не было у О-Сити никаких надежд, и тогда решилась она на преступление, вспомнив, что первое их свидание стало возможным из-за пожара, и решилась девушка на ужасный поступок — подожгла дом: повалил дым, забегали и закричали люди, а когда пригляделись, поняли, что виновата во всем О-Сити. Ее водили по городу, выставив публике на позор, и люди толпами сбегались поглазеть на нее, никто не пожалел несчастную. Она была все так же прекрасна, потому что продолжала любить Китидзабуро. Перед казнью ей дали в руки ветку поздно расцветшей сливы, и она, любуясь ей, сложила такие строки: «Печальный мир, где человек гостит! / Мы оставляем имя в мире этом / Лишь ветру, что весною прилетит… / И эта вепса ныне облетит… / О, Ветка, опоздавшая с расцветом!..» (Перевод Е. Пинус)

Только вчера была жива, а сегодня ни праха, ни пепла не осталось. Лишь ветер ерошит хвою сосен, да иной прохожий, услышав историю О-Сити, остановится да задумается.

От Китидзабуро скрыли всю правду, тем более что он лежал тяжело больной. Родители покропили жертвенной водой поминальный столбик, и Китидзабуро, когда увидел его наконец через сто дней после смерти О-Сити, вознамерился лишить себя жизни, но настоятель храма отнял и спрятал его меч, так что оставалось ему только откусить себе язык либо сунуть голову в петлю, т. е. принять смерть нечестивую. Не решился на это Китидзабуро и, наконец, с благословения настоятеля принял постриг. Так жаль было сбривать волосы такому красавцу, что бондза дважды отбрасывал бритву. Жаль ему было Китидзабуро даже больше, чем О-Сити в последние минуты ее жизни. Принять постриг из-за любви! увы! И печаль, и любовь — все смешалось в этом мире.

Гэнгобэй был в тех местах известным красавцем, он и волосы зачесывал необычным образом, и клинок носил у пояса непомерной длины. Да и любил он только юношей, днем и ночью предавался любви, а слабых длинноволосых созданий обходил стороной. Особенно любил одного юношу красоты необычайной, так что и жизнь за него отдать не жаль было. Имя ему было Хатидзюро. Видом своим напоминал он полураскрывшиеся цветы вишни. Однажды унылой дождливой ночью уединились они и предались игре на флейте, ветер заносил в окно аромат цветущей сливы, шелестел бамбук, слабо кричала ночная птица, тускло светила лампа. И вдруг юноша смертельно побледнел и дыхание его прервалось. О, ужас! прекрасный Хатидзюро скончался! Закричал, заплакал Гэнгобэй, позабыв, что свидание их было тайным. Сбежались люди, но сделать было ничего нельзя: ни снадобья, ни притирания не помогли. Но что делать, предали тело юного красавца огню, затем наполнили пеплом кувшин и зарыли среди молодых трав. Обливаясь слезами, предавался отчаянию Гэнгобэй на могиле друга. Каждый день собирал он свежие цветы, чтобы их ароматом порадовать умершего. Так, словно сон, промелькнули летние дни, подошла осень. Вьюнок обвил ограду старого храма, и жизнь наша показалась Гэнгобэю не прочнее капелек росы на лепестках вьюнка. И решил Гэнгобэй покинуть родные места, а до того от всей души дал монашеский обет.

В деревнях готовились к зиме, Гэнгобэй шел по полям и видел как крестьяне запасали валежник и тростник, выколачивали одежду — отовсюду доносился стук вальков. Там, в полях, увидел Гэнгобэй красивого юношу, что в багряных зарослях кустарника высматривал птичек. На юноше была зеленоватая одежда, пояс — лиловый, на боку клинок с золотой гардой. Красота его была мягкая, лучащаяся, так что даже походил он на женщину. До самых сумерек любовался он юношей, а потом вышел из тени и пообещал ему наловить много-много птичек. Спустив рясу с одного плеча, чтобы ловчее было, наловил он тут же множество птичек. Юноша пригласил Гэнгобэя в свое жилище, где было много книг, сад с диковинными птицами, на стенах развешано старинное оружие. Слуги принесли богатое угощение, а ночью обменялись они клятвами. Слишком скоро наступил рассвет, нужно было расставаться, ведь Гэнгобэй направлялся в монастырь на богомолье. Но только вышел из дома прекрасного юноши, как совсем позабыл о благочестивых делах, в монастыре пробыл один только день, торопливо помолился и сразу же в обратный путь. Вступив в дом юноши, усталый Гэнгобэй погрузился в сон, но ночью был разбужен отцом красавца. Он сообщил Гэнгобэю, что несчастный юноша скончался сразу после его ухода, причем до самой кончины твердил о каком-то преподобном отце. Гэнгобэй погрузился в невыразимую печаль и совсем перестал дорожить своей жизнью. Он решил на этот раз непременно покончить с собой. А ведь все, что с ним случилось, и внезапная гибель двух юношей — все это было возмездием за прошлую жизнь, вот в чем дело!