Вячеслав Глазычев - Урбанистика. часть 1
Крепостное землевладение было существенным тормозом для развития малых городов уже в силу того, что крупные имения были не только самодостаточными хозяйственными единицами (за исключением предметов роскоши), но и центрами производства на рынок – с относительно низкой себестоимостью продукции за счет неоплачиваемого труда. Наконец, развитие промышленных слобод – обувных, как в Кимрах, текстильных, как в Иваново-Вознесенске, в свою очередь блокировало развитие производства в городах, так как рабочие этих слобод в сословном отношении оставались крестьянами.
Резкая перемена в судьбе малого российского города происходит только с отменой крепостного права, и дело здесь не в крестьянах, а в помещиках, множество из которых, заложив или, чаще, перезаложив имения в Земельном банке, перебирается в уездный центр и строит там дома. Внезапная концентрация платежеспособного населения вызывает целую череду последствий. Скачком вырастает объем торговли и номенклатура товаров, вслед за чем богатеющие торговцы начинают тянуться за дворянами, заново обустраивая и перестраивая свои дома. Нередко возникают новые здания торговых рядов, наподобие губернских, но в меньших размерах – их по сей день можно видеть в действии в какой-нибудь Елабуге, или, к примеру, в Тихвине. Помещики, подобно чеховским героям остающиеся в своих старых гнездах, пополняют ряды регулярных посетителей городских заведений. Возникают трактиры и рестораны, как правило, перестраиваются вокзал, игравший роль своеобразного досугового центра, почта. Судебная реформа влечет за собой появление здания суда. Строится зал уездного собрания. Число пользователей городскими услугами пополняется за счет офицеров полков, постоянно базирующихся рядом, либо выезжающих в летние лагеря. Конечно же, рядом с прежней начальной школой появляется гимназия, а то и реальное училище, если поблизости крупный железнодорожный узел или производства. Но особенно важно, что уездный город, сохраняя весьма скромную численность населения, становится ядром земского общественного движения, за счет которого строятся школы и больницы, или хотя бы фельдшерские пункты в окрестных селах. Распространяется мода на меценатство, и возникают дома призрения, хорошие больницы, театры. Достаточно сказать, что в какой-нибудь Старице с ее девятью без малого тысячами жителей до начала войны 14-го года было четыре театра. Большая гимназия, очень большая больница строятся в уральском Миассе. Здание гимназии в Елабуге было построено на средства хлеботорговцев Стахеевых в таких габаритах и так солидно, что во время Великой Отечественной войны здесь разместилась существенная часть эвакуированной из Москвы Академии наук. Наконец заметим, что именно уездный город становится повсеместно ядром распространения кооперативного движения, охватившего всю Россию. Его пионерами на местах стали, в первую очередь, молодые учителя и младшие офицеры с их достаточно скудным жалованьем и, не без труда преодолевая сопротивление сельских лавочников, они сумели развернуть сеть закупочной, потребительской и, отчасти, производственной кооперации в уездах.
Опыт накапливался быстро, и ежегодники, издававшиеся губернскими земствами, донесли до нас обширный фактический материал, обобщить который, к сожалению, не достало исторического времени. По мере продвижения Столыпинской реформы, при всей противоречивости ее результатов, перед малыми городами открывалась превосходная перспектива – войти в семейство европейских малых городов в роли подлинных центров услуг, однако известные события перечеркнули эту объективную возможность. Сельская база развития города была подорвана через борьбу с «кулачеством», внутригородская – истреблением или принижением «бывших», а когда началась советская индустриализация, она, в большинстве случаев, оставила малые города в стороне. Во множестве таких городов до 70-х годов прошлого века не было построено ни одного нового здания. Правда, за счет такого небрежения, эти города сохранили большую привлекательность для любителей познавательного туризма, хотя к середине 80-х годов в них и появились совершенно немасштабные и, увы, по преимуществу, уродливые новостройки.
Идеологическая направленность науки в советское время надолго затормозила исследование малых городов, и в планы институтов включались, в основном, либо города-новостройки, либо весьма специфические описания «показательного» колхозно-совхозного села. Робкие поначалу попытки исследования малых городов переросли в поток только с начала 90-х годов, что было в значительной степени обусловлено подъемом регионального и местного патриотизма. Возобновились и академические исследования, размах которых сдерживается, однако, общим упадком гуманитарных дисциплин, так что наибольшая часть аналитических работ выполнялась до настоящего времени за счет зарубежных грантов. Тем не менее, у нас уже есть исходный материал наблюдений и исследований в половине регионов, позволяющий делать относительно надежные выводы.
Даже в случае изменения налоговой политики в пользу поселений, существенный выигрыш может быть достигнут в крупных и крупнейших городах. Даже если оставить в малых городах все налоги (что маловероятно), большинство из них не сможет обеспечить себе не только развитие, но и сносное существование. Демографическая перспектива России на ближайшие 20 лет такова, что, скорее всего, один из малых городов, ныне именуемых городскими поселениями, утратит и этот унизительный статус, поскольку на все малые города попросту не хватит населения. По крайней мере, так неизбежно случится, если продолжится нынешняя практика рассмотрения сельского хозяйства обособленно от малого города, равно как нынешняя практика отказа производств от филиализации – с размещением отдельных операций в малых городах. Как первое, так и второе не удастся осуществить в близкое время, поскольку изменение базовых принципов национальной стратегии развития дается с большим трудом. Для этого надо понять, что традиционная деревня не имеет шансов сохраниться, что становление современного агропромышленного комплекса базируется на способности малого города обеспечить его услугами и персоналом. Что, с другой стороны, в сложившихся условиях федеральное правительство должно создать крупному бизнесу выгодные условия для создания цехов или отделений в малых городах. Все это столь резко отличается от традиций советского планирования, несмотря на все изменения в стране, сохраненных ведомствами, что быстрых изменений ожидать не приходится. В практическом смысле это означает целесообразность перехода к избирательной политике в рамках стратегий регионального развития. Фатальным образом не предопределено, какие именно малые города будут хиреть без специальной поддержки, в то время как индивидуальное сочетание позитивных факторов в других малых городах позволяет рассматривать их как существенный ресурс модернизации и эффективной политики инвестиций. Принадлежность таких точек роста к классу малых городов имеет значение, тогда как численность их населения – нет.
Из множества городов выберем несколько – в соответствии с принципиальным различием ситуаций, включая как контекст, так и внутренние ресурсы человеческого капитала.
Над городом советской эпохи несомненно господствовал корпус заводоуправления. По сравнению со скромным домиком городской администрации уральского города Миасса могучий объем офиса автозавода ясно указывает на то, где в действительности была сосредоточена сила и власть в городе.
В старой, ныне пребывающей в упадке, части того же Миасса доминировали совсем иные постройки. На фоне одноэтажных домиков рядовых обывателей особняки владельцев золотых приисков, гордо украшенные солидным портиком, и сейчас воспринимаются как дворцы. Этот тип иерархической городской среды стал определяющим к середине XIX в., но к настоящему времени он сохранился лишь в тех малых городах России, которые обошла индустриализация советской эпохи.
Первым в нашем ряду будет самый маленький город России – Чекалин (ранее Лихвин). В результате одной из многочисленных передвижек административных границ городок оказался в Тульской области, хотя исторически принадлежал Калужской земле и к Калуге гораздо ближе чем к Туле. В Лихвине менее 1200 постоянных жителей, и ровно столько же там было в 1911 г. Городок, расположенный на высоком берегу верхней Оки, даже в тяжелых условиях переломного 1991 г., являл собой первоклассный пример эффективного выживания. Руководство городка умело воспользовалось тем, что распадавшийся соседний колхоз забросил землю на три года, и разделил ее между всеми желающими. Стадо из 600 коров, не считая прочей живности, при достаточности местных кормов, не только дала городку самообеспечение, но позволила его пенсионерам возить продукты на рынок соседнего города энергетиков, жители которого были почти лишены приусадебных участков, да и работать на них не имели навыка. Подсчет всевозможных казенных должностей показал, что их набиралось около 150, и надо добавить, что многие москвичи и петербуржцы уже трактовали Лихвин как дачное место, тогда как бывшие лихвинцы на лето отправляют детей к своим родителям и озабочены сохранностью недвижимости, которую со временем унаследуют. Уже поэтому понятно, что Лихвин не слишком пострадал от того, что едва работал молочный завод и фактически закрылся цех по производству пуховых подушек. Для развития основания есть – если появится внешний инвестор, так как и пух будет вновь востребован, и микроклимат позволяет заводить плантации местных лекарственных растений, но во всяком случае такой городок может жить, не слишком опасаясь за свое будущее, как город возобновляющегося пенсионного населения.
