Геннадий Прашкевич - Самые знаменитые ученые России
Впрочем, «…Ландау нравилось делать заявления, шокирующие представителей буржуазного общества, – вспоминал один из его соавторов. – Когда мы были вместе с ним в Копенгагене, я женился. Он одобрил мой выбор (и играл в теннис с моей женой). Однажды он спросил нас, как долго мы собираемся быть вместе. Когда я ответил, что, конечно же, весьма долгое время, и что у нас нет никаких намерений расторгнуть брак, он разволновался и сказал, что только капиталистическое общество может заставить своих членов испортить саму по себе неплохую вещь, чрезмерно продляя ее таким способом».
Очень откровенно рассказала о взглядах Ландау на жизнь и на любовь его вдова Кора Ландау-Дробанцева в книге, посвященной трагической судьбе ученого.
«Человек не имеет права не быть счастливым, – часто повторял Ландау. – Он должен уметь построить свою жизнь, она дана на то, чтобы прожить ее хорошо».
При этом Ландау всегда оставался принципиальным.
«Коснусь истории с выдвижением на Нобелевскую премию открытия и объяснения эффекта Вавилова-Черенкова, – вспоминал ученик и постоянный соавтор Ландау Е. М. Лифшиц. – В начале 50-х (но после 1953 г.) у нас решили (кто, не знаю) вступить, так сказать, в Нобелевский клуб, т. е. начать выдвигать кандидатов на Нобелевские премии (до этого на моей памяти это не делалось). В этой связи И. В. Курчатов поручил Е. К. Завойскому и мне подготовить представление на И. Е. Тамма, И. М. Франка и П. А. Черенкова (С. И. Вавилов к этому времени скончался, а Нобелевскую премию присуждают не более чем троим, причем не посмертно).
Мы, разумеется, подготовили материал.
Знаю, что другие готовили представление на П. Л. Капицу и Л. Д. Ландау за работы в области сверхтекучести гелия II. Прошло некоторое время, и вдруг мы узнали, что кто-то где-то решил выдвигать только Черенкова и только Капицу. Кажется, такое представление и было сделано. Точно я этого и других подробностей не знаю, но в данном контексте это совершенно не важно. Важно то, что мы решили не допустить такой несправедливости. В СССР приглашение (предложение) выдвигать на Нобелевскую премию получали обычно академики АН СССР по соответствующим специальностям. Поэтому было решено, что в Нобелевский комитет должны послать письмо академики-физики. В отношении Ландау этим занимались в ИФП и кто подписал письмо, я не помню. Мы же с Е. Л. Фейнбергом написали письмо, в котором сообщали в Нобелевский комитет о роли И. Е. Тамма и И. М. Франка, приложили оттиски и утверждали, что премию надо присуждать всем троим.
Теперь нужно было собрать подписи.
Помню, как я подошел к одному «ведущему» академику, который выразил полное согласие с содержанием письма, но подписать его отказался: раз «наверху» решили выдвинуть одного Черенкова, как же он может сообщить в Комитет другое мнение?
Пошел я к Ландау.
Он сказал мне, что не очень-то ценит эффект Вавилова-Черенкова (я знал это и раньше, а Ландау говорил не для того, чтобы иметь предлог не подписать письмо), но он готов подписать письмо, если вместо «нужно присудить» мы напишем «если присуждать», то всем троим (Тамму, Франку и Черенкову).
Так мы и поступили.
Помимо Л. Д. Ландау, поведение которого в этом деле я считаю безукоризненным, письмо подписали Н. Н. Андреев и А. И. Алиханов. Вскоре Нобелевская премия по физике за 1958 год была присуждена всем троим (имеются в виду Франк, Тамм и Черенков)».
Ландау был прекрасным лектором, но совершенно не выносил процесса написания статей. Ему плохо удавалось излагать свои взгляды в письменном виде. Основным соавтором Ландау был Е. М. Лифшиц. Именно в соавторстве с Лифшицем создан знаменитый «Курс теоретической физики».
«В Харькове, – вспоминал Е. М. Лифшиц, – появилась идея и началось осуществление программы составления полного „Курса теоретической физики“ и „Курса общей физики“. В течение всей жизни Лев Давидович мечтал написать книги на всех уровнях – от школьных учебников до курса теоретической физики для специалистов. Фактически, до роковой катастрофы, при жизни Ландау были закончены почти все тома…»
Первым томом вышла «Статистическая физика».
За нею – «Механика» (1940), «Теория поля» (1941), «Гидродинамика» и «Теория упругости» (1944), «Квантовая механика» (1948), «Электродинамика сплошных сред» (1956). Было задумано еще два тома – «Релятивистская квантовая теория» и «Физическая кинетика», но их Лившиц дописывал уже с Питаевским. «Курс теоретической физики» неоднократно издавался в Англии, США, ГДР, Испании, Румынии, Польше, Югославии, Японии, Китае, в других странах мира. Эти книги вполне можно сравнить с Энциклопедией. Любой физик найдет в них все, что относится к предмету его исследований.
За совокупность работ в области теоретической физики, а особенно за вклад в квантовую теорию жидкостей и за исследование свойств гелия II при очень низких температурах Ландау в 1962 году был удостоен Нобелевской премии.
Ландау был полон планов и замыслов, но 7 января 1962 года произошла катастрофа. Легковую машину, в которой ехал ученый, занесло на скользкой дороге и машина столкнулась с грузовиком. Из всех пассажиров пострадал только Ландау, зато травмы оказались очень тяжелыми: перелом основания черепа, ребер и тазовых костей. Академик Капица отправил срочные телеграммы П. Блэккету, П. Бикару и Н. Бору, соответственно в Лондон, в Париж и в Копенгаген, с просьбой прислать необходимые лекарства. Эти лекарства действительно были доставлены ближайшим самолетом. В течение шести недель Ландау находился в бессознательном состоянии, но жизнь ему все же спасли. Правда, выдающийся физик уже никогда не смог оправиться от полученных травм. Несколько раз он приходил в столь любимый институт, но всегда при этом просил не говорить с ним о науке.
2 апреля 1968 года Ландау умер.
«Ввиду краткости нашей жизни мы не можем позволить себе роскошь заниматься вопросами, не обещающими новых результатов», – любил повторять Ландау. И действительно, в его научном наследии практически нет устаревших или ошибочных работ.
Николай Николаевич Семенов
Химик, физик.
Родился 3 апреля 1896 году в Саратове.
В 1917 году окончил Петроградский университет.
«В 1910–1917 годах в Петербурге (из патриотических чувств переименованном в начале первой мировой войны в Петроград), – вспоминал Семенов, – только в двух учебных заведениях – в университете и Политехническом институте – были созданы минимальные условия для научной работы по физике. Преподавательский штат двух физических кафедр в университете состоял, если не ошибаюсь, из трех профессоров, двух приват-доцентов и шести преподавателей. Кроме того, при каждой кафедре работали обычно три молодых стипендиата, оставленных в университете для подготовки к профессорскому званию. На кафедре физики Политехнического института штат был примерно вдвое меньше. Для обслуживания преподавателей и исследователей имелись один механик с подмастерьем и два препаратора…
В тяжелое время, в 1918–1920 годах, когда само существование нового общественного строя подвергалось опасности, советская власть создала в Ленинграде и в Москве целый ряд научно-исследовательских институтов, причем в первую очередь не узко прикладных, а чисто научных – по основным разделам естествознания. При Народном комиссариате просвещения было организовано Главное управление по науке. Оно возглавило эту большую работу. Так в Ленинграде возникли тогда Физико-химический институт Иоффе, Оптический институт академика Рождественского, Радиевый институт Коловрат-Червинского и Хлопина. При Академии были созданы Математический институт академика Стеклова и Физиологический институт академика Павлова. Новые научно-исследовательские институты были поначалу в общем невелики и малолюдны, так как в царской России по каждой отрасли знания работало считанное число ученых. Первой задачей было собрать всех этих ученых – многие из них во время гражданской войны рассеялись по стране. Далее надо было обеспечить их материально, хотя бы настолько, чтобы поддержать их здоровье и дать им возможность плодотворно работать. Совсем молодые люди ставились во главе отделов и лабораторий, а иногда и во главе целых институтов. Мне было 24 года, когда я стал заведовать лабораторией электронных явлений в физико-техническом институте, и 26 лет, когда меня назначили заместителем директора этого института…»
Семенов старался не пропускать знаменитых реферативных собраний, проводимых по пятницам академиком Иоффе. Позднее он признавался, что основное физическое образование получил, видимо, не столько в университете, сколько на этих собраниях, на которых сотрудники Иоффе либо докладывали собственные научные работы, либо анализировали наиболее интересные статьи, появлявшиеся в мировой печати.
В своих воспоминаниях Семенов нарисовал впечатляющую картину условий, в которых начиналась его научная работа.
