Николай Непомнящий - 100 великих загадок русской истории

В одном из писем перед своим последним арестом она пишет родственникам в Москву: «…Я очень замотана со спектаклями – две пьесы готовить, в третьей играть. В общем, я влипла в клейкую бумагу и не знаю, насколько такой работы без выходных меня хватит… Надеюсь, что теперь (временно, конечно) не будут задерживать зарплату, пока «Анна Каренина»» делает аншлаги, дивная картина, у кассы надпись – «Все билеты проданы на сегодня и завтра», и небольшой хвостик.

…Я чувствую себя бутафором, а не актрисой ни в какой мере, хотя, кажется, не очень выпадаю из стиля (не комплимент стилю)».

Два отрезка времени провела она в Рыбинске. Жила по двум адресам. Последний адрес – квартира на углу улицы Гоголя и Волжской набережной. А напротив – дом, в котором когда-то родился Генрих Ягода. Зловещее соседство!

Она писала стихи. Чем дальше в мирную жизнь, тем сильнее ее чувства и память обращены в прошлое.

Так глубоко ты в сердце врезан мне,Что даже время потеряло силу,Что четверть века из своей могилыЖивым ты мне являешься во сне.Любовь моя, и у подножья склона,И в сумерках все не могу забыть,Что в этот страшный мир, как Антигона,Пришла не ненавидеть, но любить.

В Рыбинске у Анны Васильевны появились близкие друзья. Например, Нина Владимировна Иванова, у которой она одно время жила, сотрудница городского музея и бутафор в театре. Новый директор музея Эмилия Павловна Стужина, востоковед. Дружба с ней растянулась на всю жизнь. Среди молодых – прежде всего Илья Лифшиц, будущий главный художник театра и член Союза художников.

Недоброжелателей и врагов тоже хватало. Один из второсортных актеров того времени уже и по прошествии многих лет не может простить Анну Тимиреву за ее связь с белогвардейцем Колчаком.

Этот актер П. так описывает Тимиреву:

«Чувствовалось, что она не профессиональная актриса. На лагерной фотографии она худая. А здесь лицо круглое у нее было. Мне почему-то запомнились ее острые глаза».

«Она считала себя белой костью, к актерам относилась пренебрежительно… Она, по-моему, согласилась играть эту роль (Мягкой. – Авт.), исходя из своих представлений и нравственных устоев, потому что этот спектакль о прошлом, о дворянстве».

Вместе с тем П. признался, что в Тимиревой несомненно что-то было, что наперекор всему делало ее пребывание на сцене оправданным и убедительным. Не зря же уже позднее Анну Васильевну приглашали на роли благородных дам, аристократок в кино. К примеру, в фильм Бондарчука «Война и мир» и Гайдая «Бриллиантовая рука».

После выхода в свет в 1996 году книги «Милая, обожаемая моя Анна Васильевна», материалы из которой частично использованы здесь, в журнале «Новый мир» появилась рецензия Ю. Кублановского.

Там есть один примечательный фрагмент:

«Недавно я спросил одну очень пожилую даму из Рыбинска о Тимиревой. «Высокомерная, замкнутая была», – вспомнила дама. «Да ведь с вами только разговорись, сразу бы донесли», – полушутя сболтнул я. Дама не возмутилась и согласно кивнула: «Это правда».

В одном из последних своих писем из Рыбинска Тимирева пишет, обращаясь к Маленкову: «Я – дочь известного музыканта В.И. Сафонова, который упоминается в «Советской музыке» в связи со 100-летием со дня его рождения… Не буду перечислять всех своих арестов, лагерей, ссылок – я сама потеряла им счет… 15-го января 1920 г. в Иркутске я была арестована в поезде адмирала Колчака и вместе с ним. Мне было тогда 26 лет, я любила его, я была с ним близка и не могла оставить этого человека в последние дни его жизни. Вот, в сущности, и все.

Мне 61 год, теперь я в ссылке. Все, что было 35 лет назад, теперь уже только история. Я не знаю, кому и зачем нужно, чтобы последние годы моей жизни проходили в таких уже невыносимых для меня условиях… Я прошу Вас покончить со всем этим и дать мне возможность дышать и жить то недолгое время, что мне осталось».

Реабилитирована Анна Тимирева была, как уже сказано в начале очерка, только в 1960 году.

Был ли Тухачевский врагом народа?[57]

По официальным данным, 11 июня 1937 года специальное судебное присутствие из шести военачальников высших рангов приговорило Маршала Советского Союза М. Тухачевского и «группу предателей» к высшей мере наказания. 12 июня приговор был приведен в исполнение.

Об этом судилище как политической расправе над «сливками армии» написано немало. Сегодня рассекречены документы и свидетельства, заставляющие усомниться: а был ли вообще судебный процесс над Тухачевским и его соратниками?

– У меня нет однозначного суждения о том, что произошло с дедом в 1937 году и в предшествующий период, – сказала единственная прямая наследница «красного маршала», его внучка Нина Степановна Тухачевская. – С одной стороны, как мне представляется, не все сведения по делу Тухачевского обнародованы, с другой – распространено слишком много версий, каждая из которых опирается и на факты, и на «утки».

Отшумевшие на заре гласности и перестройки страсти вокруг «дела маршала Тухачевского» так и не смогли преодолеть «противоречий материала». Многочисленные публикации вроде бы не оставляли места для сомнений: Тухачевский – безвинная жертва сталинского коварства. Однако продолжают существовать и несколько иные мнения, которые условно можно выделить как минимум в три версии.

Тухачевский осматривает новый танк

Одна из них, кстати, впервые была сформулирована в западной прессе еще в 1937 году: заговор военных действительно существовал, но был направлен не против cоветской власти, а лично против Сталина.

В уголовном деле Тухачевского сколь-нибудь серьезных подтверждений этой версии нет. Первое письменное заявление маршала после ареста датировано 26 мая 1937 года. Он писал народному комиссару внутренних дел Ежову: «Будучи арестован 22-го мая, прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта и документа. Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нем принимали: Фельдман, Алафузов, Примаков, Путна и др., о чем подробно покажу дополнительно».

На допросе у наркома Тухачевский рассказывал: «Еще в 1928 году я был втянут Енукидзе в правую организацию. В 1934 году я лично связался с Бухариным; с немцами я установил шпионскую связь с 1925 года, когда ездил в Германию на учения и маневры… При поездке в 1936 году в Лондон Путна устроил мне свидание с Седовым (сын Л.Д. Троцкого. – Авт.)…»

Сейчас трудно ответить на вопрос, что Тухачевский писал и говорил искренне, а что «выколотили» из него в НКВД. Речь о другом. В его свидетельствах нет и намека на антисталинский характер заговора, мнимого или действительно имевшего место.

По другой версии утверждается, что Сталин явился жертвой провокации спецслужб фашистской Германии, подбросивших сфабрикованные документы о «заговоре в Красной Армии». Здесь достоверным и доказательным можно считать лишь то, что в середине мая 1937 года на столе у Сталина действительно появилось досье на Тухачевского, которое в результате специально организованной (или же несанкционированной) утечки информации из спецслужб Гитлера стало достоянием сначала МИД Чехословакии, а потом и СССР. В нем, в частности, содержались записи бесед немецких офицеров с представителями советского командования, в том числе Тухачевским. А также письмо Тухачевского немецким единомышленникам, где речь шла о стремлении избавиться от опеки партийного аппарата и захватить в свои руки государственную власть. Сторонники этой версии считают, что досье было сфабриковано и в результате очень тонкой операции абвера подсунуто Сталину.

Третья версия в какой-то степени объединяет предыдущие, но ставит во главу угла коварство Сталина. В соответствии с ней досье на Тухачевского родилось в стенах НКВД, было подброшено немецким спецслужбам в надежде на то, что они, заинтересованные в «обезглавливании» Красной Армии, подыграют Сталину и помогут ему развязать антиармейский террор.

Интересно, что «наблюдательное производство» по Тухачевскому чекисты начали вести еще с 1922 года. К этому времени относятся содержащиеся в нем показания двух офицеров, служивших в прошлом в царской армии. Вдохновителем своей антисоветской деятельности они назвали… Тухачевского. Копии протоколов допросов были доложены Сталину, который направил их Орджоникидзе с такой многозначительной запиской: «Прошу ознакомиться. Поскольку это не исключено, то это возможно». Реакция Орджоникидзе неизвестна – он, видимо, не поверил клевете. Еще раньше в Наркомат по военным и морским делам жаловался на Тухачевского секретарь парткома Западного военного округа (неправильное отношение к коммунистам, аморальное поведение). Но нарком М. Фрунзе наложил на информацию резолюцию: «Партия верила тов. Тухачевскому, верит и будет верить».