Дэвид Годман - Жизнь с Раманой Махарши
Последователь, приехавший из Мадраса, чтобы увидеть Бхагавана, сказал: «Что еще вам нужно? Может быть, я могу помочь».
Я сказал ему, что в самом срочном порядке нам нужно четыре-пять тонн тикового дерева. Я знал, что это дерево будет стоить немалых денег, но последователь не был обескуражен.
«Нет проблем, – сказал он. – Я запросто могу прислать вам это количество из Мадраса».
Чиннасвами пришел в восторг, услышав это, поскольку знал, что это дерево будет основной составляющей итогового счета. Он сказал последователю, что дерево требуется срочно, и попросил его немедленно отправиться в Мадрас, чтобы принять все необходимые меры. Ощущение срочности Чиннасвами, похоже, передалось последователю. Он пошел в холл, получил даршан Бхагавана, а затем вернулся в Мадрас, чтобы заняться нашими делами.
Тиковое дерево прибыло несколько дней спустя в железнодорожном вагоне. Его сопровождал неожиданный счет на три тысячи рупий. Когда последователь предложил прислать дерево, мы все, естественно, подумали, что таким образом он решил сделать подношение ашраму. Чиннасвами чуть не взорвался от ярости, когда увидел счет, поскольку требуемая сумма намного превышала все имеющиеся у нас на тот момент средства. К счастью, некоторые из состоятельных последователей прознали о нашем затруднительном положении. Они собрали деньги и оплатили счет. Не случись тиковому дереву вместе со счетом прибыть в ашрам, им бы так и не пришло в голову пожертвовать деньги.
Наши средства были весьма случайными, когда мы принимались за сооружение крупных зданий в ашраме.
К счастью, поскольку они создавались по приказу Бхагавана, мы никогда не испытывали серьезных финансовых затруднений. Пока шли работы, поступало достаточное количество пожертвований, покрывавших все расходы. Если строительные работы не велись, пожертвования не поступали. Все те годы, пока я вел надзор за строительством по планам Бхагавана, не было дня, чтобы нехватка денег помешала нам продолжить работу. Чиннасвами в конце концов понял, что если проект благословлен Бхагаваном, нет надобности беспокоиться из-за денег.
Когда строительство коровника приближалось к завершению, он подошел ко мне и сказал: «Это здание будет успешно закончено благодаря плану Бхагавана. Только благодаря его милости мы сумели профинансировать его. Теперь я верю тебе».
Бхагаван часто приходил к коровнику, чтобы дать указания и посмотреть на наши успехи. Он приходил туда даже по ночам.
Однажды, когда мы вместе следили за ходом работ, Бхагаван сказал мне: «Если ты построишь этот коровник для Лакшми, мы получим все необходимые пунъи (заслуги, накопленные путем совершения добродетельных поступков) для строительства книжного магазина, столовой и самадхи Матери. Все это случится в свое время. Этот район в конце концов превратится в город».
Сама Лакшми часто приходила посмотреть, как идут дела со строительством ее нового дома. Если Бхагаван был рядом, он часто поглаживал ее по голове, приговаривая: «Тебе нужно подождать еще пару дней. Работа еще не закончена».
В те дни Лакшми могла бродить, где ей вздумается. Иногда кто-нибудь отводил ее пастись близ озера Самудрам, однако основную часть времени она проводила в ашраме.
На последней стадии строительства Бхагаван подошел ко мне и сказал, что было бы хорошо установить каменную ступу и пест, чтобы можно было готовить кашицу из семени хлопчатника для коров. Он даже показал мне, где ее установить. Когда я упомянул Чиннасвами, что планирую поставить этот камень для помола, он достаточно нетерпеливо начал настаивать на том, чтобы я изменил место и поместил его в другой угол коровника. Как только он ушел, я, проигнорировав его распоряжение, поставил камень в то место, которое мне указал Бхагаван. Бхагаван избавил меня от еще одной бесполезной ссоры, появившись в следующий раз возле коровника вслед за Чиннасвами.
Прежде чем Чиннасвами успел выразить недовольство, Бхагаван подошел и произнес: «Спроси Чиннасвами, чей план лучше – его план или твой?»
Бхагаван не сказал, что идея принадлежала ему, но Чиннасвами верно истолковал, что это колкое замечание означало, что сам Бхагаван поручил мне эту работу. Чиннасвами понял намек и согласился, что следует использовать мою идею.
Бхагаван знал, что Чиннасвами причиняет мне много беспокойств, но он не поощрял жалоб с моей стороны. Помимо инцидента с мешком монет я жаловался ему на поведение Чиннасвами только лишь дважды. В обоих случаях Бхагаван выговаривал мне за то, что я приходил к нему с жалобами. В одном из случаев Чиннасвами велел мне бросить несколько камней в собаку, чтобы прогнать ее из ашрама.
Я не желал наказывать ни в чем не повинное животное, поэтому пошел к Бхагавану и сказал ему: «Чиннасвами хочет, чтобы я кидал камни в эту невинную собаку». Бхагаван удивил меня тем, что вступился за брата: «Если ты приготовишь еду и будешь держать ее в доме, и тут появится собака, разве ты не имеешь права прогнать ее прежде, чем она украдет твою еду?»
Бхагаван всегда был очень добр к животным. Если бы он увидел, что кто-то из последователей кидается камнями в безобидную собаку, он, скорее всего, отчитал бы его. Он дал мне такой ответ только для того, чтобы показать, что не одобряет, когда последователи обращаются к нему с жалобами.
Если последователи все-таки приходили к нему с такой целью, он, как правило, критиковал их за это. Это не означает, что он оправдывал действия тех, кто стал причиной для жалобы. Это просто означает, что он не одобрял последователей, осуждавших других людей.
Не помню, в чем заключалась моя третья и последняя жалоба, но реакция Бхагавана в тот раз ясно показала его отношение к жалобам и жалобщикам. Он начал словами: «В практических делах неизбежно возникновение разногласий. Не позволяй им тревожить тебя». Затем он спросил: «Зачем ты пришел в этот ашрам?». «Я прочитал, – сказал я, – в комментарии к„Бхагавад-гите“, что, если ум чист, он становится Я. Я хочу сохранить свой ум чистым, чтобы суметь реализовать Я. Я пришел сюда только ради этой цели». «Разве видение изъянов у других не питает ум?» – спросил Бхагаван.
Я согласился с его критикой и сказал ему, что в будущем постараюсь не видеть изъянов других людей. В качестве завершающего акта раскаяния я простерся перед ним и сказал: «С этого самого момента я больше никогда ни на кого не пожалуюсь».
Я сдержал свое слово: в течение всех последующих лет я ни разу не пришел к Бхагавану с жалобой на какого-либо последователя.
Хотя Бхагаван в целом не любил выслушивать жалобы, я вспоминаю один случай, когда он выказал удивительную степень терпения по отношению к жалующемуся визитеру. Это случилось несколько лет спустя, когда мы вместе с Бхагаваном направлялись к черному входу в ашрам. Обед только что завершился, и мы собрались прогуляться к Палакотту. Бродячий садху, недавно прибывший, приблизился к Бхагавану, чтобы выразить свое недовольство по поводу ашрама: «Твои шишьи (ученики) совсем как Гуру. Я пришел в твой ашрам и попросил еды, но никто ничего не дал мне. Свами Вивекананда много говорил об анна дане [28] и хвалил ее. Он много говорил о веданте и сиддханте, но он также подчеркивал важность анна даны».
Слушая все эти жалобы, направленные на Бхагавана и на ашрам, я приходил во все больший и больший гнев. В какой-то момент я прервал его и сказал: «Зачем ты тревожишь этим Бхагавана? Уходи!»
Бхагаван заставил меня замолчать сердитым взглядом и позволил садху продолжать высказывать свое недовольство. Садху, поняв, что его не прервут и не прогонят, добрых полчаса читал Бхагавану нотацию, касающуюся недостатков ашрама и людей, в нем работающих. Когда он наконец закончил, исчерпав все свои жалобы, Бхагаван очень спокойно и вежливо спросил его, есть ли ему что сказать еще. Садху не ответил.
Тогда Бхагаван произнес: «Я не получаю здесь еду даром. Каждый день я режу овощи, присматриваю за коровами, я даю даршан своим последователям и отвечаю на всех их сомнения и вопросы. Вот почему меня здесь кормят». Тут Бхагаван, похоже, несколько смягчился. Он повернулся ко мне и сказал: «Что делать? Отведи его на кухню и покорми». Садху съел свою трапезу, покинул ашрам и никогда больше не возвращался.
Стиль управления Чиннасвами оттолкнул от себя многих последователей, но Бхагаван из принципа почти всегда поддерживал его, если тот вступал с ними в спор. Мне вспоминается один случай, наглядно демонстрирующий это. Как-то к Бхагавану на даршан пришла женщина. Поскольку она, будучи очень застенчивой, отказалась есть в компании мужчин, то поела одна в отдельной хижине рядом со столовой. Вместо того чтобы послать к ней одну из последовательниц вроде Сампурнаммал, чтобы та принесла ей поесть, Чиннасвами решил сам отнести и сервировать еду.
