Андрей Мартьянов - Верования дохристианской Европы
Но отдельные примеры деревянных священных фигур до нашего времени все-таки дошли, и мы вновь обязаны находкам болотам, а именно торяфникам в Брааке, Восточный Гольштейн. В 1946 году там были обнаружены две крупные антропоморфные фигуры, выполненные из ветвей дуба, известные как «Götterpaar von Braak», «Божественная чета из Браака».
Датируются статуи приблизительно пятым веком до нашей эры. Мужское и женское божества с сильно стилизованными половыми признаками, фигуры высотой 2,8 и 2,3 метра соответственно. Они лежали в торфе рядом с толстым слоем пепла и разбитой керамики, следами неких ритуальных действий. Идентифицировать божеств не получилось, равно и неизвестно, отчего они были захоронены в болоте; судя по всему, «Божественная чета» как-то относилась к культу плодородия и женская статуя вполне может отождествляться с неоднократно упоминавшейся Нертой. Не исключено, что по мере старения (гниения) дерева статуи теряли божественную силу и заменялись новыми, а предыдущие отправлялись в торфяник.
Это лишь догадки, ничем не подтвержденные — машины времени у нас нет, и слетать в Гольштейн двух с половиной тысячелетней давности никак не получится. Но одно мы уяснили твердо: религиозная скульптура предримского железного века у германцев существовала и была объектом поклонения. Затем, по неясным причинам, она или исчезла, или заместилась чем-то иным, предположим, перенятым у кельтов почитанием деревьев.
А классические «идолы» появляются лишь тысячелетие спустя. Общеизвестна история о гонениях на христиан готского короля Атанариха. Согласно ранневизантийскому историку Эрмию Созомену, «...Атанарих приказал Вингурику истребить христианскую веру в готских землях. <…> Вингурик торжественно провез перед шатром, который служил христианам церковью, идола на колеснице; те, кто поклонились ему, были отпущены, а оставшихся загнали в шатёр и сожгли заживо».
Впрочем, это совсем другая история и другая эпоха.
Жрецы, тотемизм, гадания
Если в ранних римских источниках встречаются упоминания о женщинах-жрицах, то затем роль женщин в религиозной жизни германцев заметно снижается. Однако, во времена расцвета Рима, женщины стояли на первых ролях в религиозной жизни варваров.
Юлий Цезарь в «Записках о Галльской войне» (I:50) упоминает о невероятно архаичном обычае свевов, согласно которому гадания и определение воли богов находилось в руках женщин — матрон (у Цезаря — «matres familiae»); что безусловно подтверждает сведения о пережитках матриархата у германцев в то время.
«...Цезарь стал спрашивать пленных, почему Ариовист уклоняется от решительного сражения; они объяснили это тем, что, по существующему у германцев обычаю, их замужние женщины объясняют на основании метания жребия и предсказаний, выгодно ли дать сражение или нет; и вот теперь они говорят, что германцам не суждено победить, если они дадут решительное сражение до новолуния».
Предоставим слово историку Страбону, современнику Цезаря. В сочинении «География», сохранившемся почти полностью, мы так же встречаемся с женщинами-жрицами:
«...Передают, что у кимвров существует такой обычай: женщин, которые участвовали с ними в походе, сопровождали седовласые жрицы-прорицательницы, одетые в белые льняные одежды, прикрепленные [на плече] застежками, подпоясанные бронзовым поясом и босые. С обнаженными мечами эти жрицы бежали через лагерь навстречу пленникам, увенчивали их венками и затем подводили к медному жертвенному сосуду вместимостью около 20 амфор; здесь находился помост, на который восходила жрица и, наклонившись над котлом, перерезала горло каждому поднятому туда пленнику. По сливаемой в сосуд крови одни жрицы совершали гадания, а другие, разрезав трупы, рассматривали внутренности жертвы и по ним предсказывали своему племени победу. Во время сражений они били в шкуры, натянутые на плетеные кузова повозок, производя этим страшный шум».
Мы не знаем, являются ли сведения Страбона полностью достоверными и не проецирует ли он известные римлянам гадания по внутренностям (гаруспиции) на германцев, однако в самом Риме антропомантия (гадания по внутренностям человека) не практиковалась со времен ранних этрусков и считалась древним и дикарским обычаем, что вполне подходило к «варварскому имиджу» германских племен. Но и обвинять Страбона в «очернении» кимвров смысла не имеет — вряд ли можно было напугать римлян, не боявшихся вида крови и привыкших к гладиаторским боям, столь откровенными подробностями.
До определенного времени женщины германцев были подчинены военному быту и воинским культам. Тацит от Цезаря и Страбона не отстает, докладывая нам, что варвары думают, будто «...в женщинах есть нечто священное и вещее (sanctum aliquid et providum), не отвергают с пренебрежением их советов и не оставляют без внимания их прорицаний» («Германия», VIII).
И далее, о некоей жрице по имени Веледа (Тацит описывает события I века н.э.): «Эта девушка из племени бруктеров пользовалась у варваров огромным влиянием, ибо германцы, которые всегда считали, будто многие женщины обладают даром прорицать будущее, теперь дошли в своем суеверии до того, что стали считать некоторых из них богинями». Обожествлена была Веледа после смерти, она умерла в Риме, где, захваченная в плен, прошла в триумфальном шествии Веспасиана.
Активное разложение общинно-родового строя у германцев началось после близкого соприкосновения с римлянами, но, разумеется, этот процесс не было одномоментным и растянулся на века. Недовольство «женским владычеством» начало проявляться уже через столетие, после Цезаря; Тацит приводит слова вождей некоторых германских племен — «...Посмотрим лучше на ретов, нориков, на другие союзные племена. Они не платят податей, с них требуют лишь доблести и солдат, а ведь это почти и есть свобода. Если уж нам приходится выбирать себе хозяев, то лучше все-таки сносить власть римских принцепсов, чем германских женщин».
В данном контексте речь идет об упомянутой выше Веледе, несомненно пользовавшейся авторитетом, перед которым склонялись и военные вожди.
Наконец, женщины-жрицы отходят на второй план, и случается это уже при жизни Тацита, то есть во II веке после Рождества. За ними остается функция гадалок и ведовство, которое считалось позорным для мужчины ремеслом. К эпохе возвышения Скандинавии «ведьмы» даже не имели права жить в общине/деревне и предпочитали отшельничать — впрочем, об этом мы поговорим в соответствующей главе.
Мужское жречество становится могущественной кастой, располагавшей авторитетом зачастую превышавшим влияние вождей племен-родов и избираемых военных вождей. Именно в руках жрецов находился суд — выступая от имени богов они могли приговаривать к смерти и к самому страшному наказанию периода общинно-родового строя, изгнанию. Под жреческим руководством находились тинги, советы свободных людей племени в период «военной демократии», когда вождем становился не самый богатый или родовитый, а более талантливый и неустрашимый воитель, делом доказавший, что достоин вести в поход дружину.
Теоретически, жрецы не были обязаны участвовать в походах и сражениях, но германцы вполне справедливо полагали, что человек слабосильный, не способный держать в руках оружие, никак не может общаться с воинственными богами и представлять их среди смертных. Жрецы участвовали в войнах наравне со всеми и вовсе не напоминали архетипических седовласых старцев с посохами и в белых одеждах — скорее, это были могучие мужчины в самом расцвете физических и духовных сил. Более того, военные вожди сами могли выполнять священнические функции — хотя бы потому, что были отмечены богами, даровавшими им удачу в бою, славу и обильную добычу.
В позднейшие времена появляются сведения о несменяемости жрецов — допустим, в IV веке нашей эры верховный жрец племени бургундов занимал должность пожизненно, и сместить его было нельзя. Он был неподсуден, тогда как король бургундов нес ответственность перед племенем не только за военные неудачи, но и за провалы в хозяйственной жизни, например за неурожай; в подобных случаях его смещали и избирали нового (Аммиан Марцеллин. История, XXVIII, 14). В этом можно усмотреть элемент теократии, т.н. «священного вождя», чья персона была мистически связана с силами природы, и, автоматически, с благополучной жизнью племени.
Вернемся, однако, в эпоху Цезаря и коснемся такого невероятно архаичного пережитка как тотемизм, сохранившегося у германцев, самое раннее, со времен неолита.
Следы поклонения тотему сохраняются, во-первых, в названиях отдельных родов — херуски от heruz (молодые олени), эбуроны — от eber (вепрь), что подразумевает культ первопредка, от которого произошли эти племена. Во-вторых, наблюдалось почитание священных животных (позднее, они превратились в постоянных спутников богов Асгарда и Ванахейма — волк и ворон у Одина, кошки у Фрейи, козлы у Тора и т.д.); отчетливый след тотемизма прослеживается и именах перволюдей древнескандинавской мифологии — Аск и Эмбла, «ясень и ива».
