Ян де Гроот - Демонология Древнего Китая
Суждения эти привели Ли Ши-чжэня к выводу: несмотря на незначительные расхождения, все они свидетельствуют, что мы имеем дело с призраками, а именно с теми, которых люди его времени называли одноногими демонами. До настоящего времени они обитали повсюду. Становясь невидимыми, они проникают в жилища людей, где предаются разврату и нарушают покой обитателей; они насылают на людей болезни, совершают поджоги и кражи и вообще причиняют людям множество неудобств. Попытки даосов изгнать их оказались тщетными, а пораженным болезнями не помогают никакие лекарства. Их называют «пять всепроникающих» или «семь господ», их духов заклинают и приносят им жертвы: Именно в качестве существ, причиняющих большие хлопоты и неудобства, сяо и поныне живут в воображении людей южной Фуцзяни. Там в бедных крестьянских домах нередко поднимается всеобщая суматоха в связи с таинственным исчезновением пищи, утвари или мебели. Виновными, естественно, объявляют призраков; многие хозяйки со всей серьезностью заявляют, что именно призраки виновны в пропаже риса из корзины, в которой он варился на пару, или из горшка на огне, в котором осталась одна вода. Призраки, обожающие человеческий голос, вторгаются в жилища и заставляют людей исполнять для них песни. Они принимают смутные и неясные формы, исчезают, как только их заметят, и тем самым приносят дурную славу многим домам, которые оттого никто не решается снять. Мы часто задавали вопрос, не вороватые ли слуги громче всех винят во всем сяо во время шумных семейных баталий, но ни разу не получили на него ответа.
В течение многих столетий демоны мешали людям наслаждаться покоем и счастьем. В сочинении, написанном свыше восьми столетий тому назад, мы читаем: «Обитатели деревьев принадлежат к роду горных сяо. В пятнадцати ли к северо-западу от главного города уезда Гань (юго-запад Цзянси) была старая дамба, называвшаяся Юй-гун, на которой росла высокая катальпа в двадцать обхватов. В дупле этого дерева находилось гнездо горного ду. В первый год Юаньцзя династии Сун (424) двое жителей уезда, братья Дао-сюнь и Дао-лин, срубили дерево и отнесли гнездо домой. Но тут появился горный ду. Обрушившись на них с руганью, он закричал: "Я отомщу за вашу бесцеремонность и сегодня же сожгу ваш дом!" В ту же ночь во время второй стражи крышу дома изнутри и снаружи внезапно охватил огонь, и дом сгорел полностью».
В «Записях Нанькана» (часть Цзянси) Дэн Дэ-мина сказано: «"Живущие на деревьях" не отличаются от людей ни формой головы, ни внешностью, ни речью, однако ногти на их руках и ногах острые, как крюки. Они живут за самыми высокими вершинами и дальними пиками, где они раскалывают деревья на доски и складывают их, привязывая к деревьям. В старину люди, ходившие к ним за досками, складывали у подножия деревьев предметы примерно равной ценности; "живущие на деревьях" забирали эти предметы и, если они им нравились, приносили доски безо всякого обмана или несправедливости; однако стороны никогда не сталкивались лицом к лицу и не устраивали базара. Они хоронили своих умерших сородичей в гробах. Некоторые наблюдали за их погребениями: они опускали в могилу вино, рыбу и сырое мясо; но никому не удавалось увидеть, чтобы они готовили еду или питье для себя. Они имеют привычку прятать свои гробы на деревьях, растущих на высоких скалах, и иногда в пещерах в горах. Солдаты третьего отряда Нанькана рассказывали, что лично наблюдали за их погребальными церемониями. Песни, которыми они сопровождали свои танцы, отличаются от человеческих и звучат как фэн-линь-фанъ (?), но мелодия напоминает те, что исполняются на духовых инструментах. В годы Иси (405–419), когда Сюй Дао-фу направлялся на юг, он послал часть своих людей, чтобы они приготовили доски для планширов его кораблей; "живущие на деревьях" подарили ему доски, но сам он не видел их».
Древняя традиция, как мы видели, описывала сяо великанами в один чжан (десять футов) ростом, в позднейшей же литературе они предстают опасными нарушителями спокойствия дома. «Сунь Тай-бо, — пишет Пу Сун-лин, — поведал мне следующую историю о своем прадеде, произошедшую с ним, когда он учился в монастыре Люгоусы в горах Наньшань. Как-то он отправился в деревню, чтобы помочь убрать урожай пшеницы, и отсутствовал в монастыре дней десять. Вернувшись и открыв свою келью, он нашел стол покрытым пылью, а окно — затянутым паутиной. Он приказал слуге вычистить комнату и с наступлением сумерек смог наконец присесть и отдохнуть. Он смахнул пыль с кровати облачился в ночную одежду, запер дверь на засов и лег спать. Через окно в комнату проникал яркий свет луны.
Проходил час за часом, стояла полная тишина, как вдруг налетел порыв ветра, и ворота на горе громко скрипнули. "Должно быть, монахи плохо заперли их", — сказал про себя прадед; но не успел он произнести эти слова, как ветер зашумел уже у самых спальных покоев, и дверь в его комнату внезапно распахнулась. Не зная, что и подумать, он не успел собраться с мыслями, как до его ушей донесся звук тяжелых шагов, приближающихся к внутренним воротам. Теперь он действительно испугался, ведь внутренние ворота были распахнуты; он повернул голову и увидел огромного демона, который, сгорбившись, проходил в двери. Сделав всего один шаг, он оказался перед его кроватью. Высотой он был до самого конька крыши; цвет его лица был как у старой тыквы, и сверкавшие огнем глаза смотрели из стороны в сторону. Когда он раскрывал рот, походивший скорее на таз, словно зевая, то в нем виднелись зубы длиной в целых три цуня; когда же он высовывал язык, в комнате раздавались страшные гортанные звуки.
Прадед мой перепугался до смерти. "В такой маленькой комнате от этого призрака все равно не спастись, — сказал он про себя, — так лучше уж взять оружие и сразиться с ним". Потихоньку он вытащил из-под подушки свой меч, быстро вынул его из ножен и что было сил ударил призрака; удар меча пришелся в живот — впечатление было такое, что стукнули по глиняному горшку. Демон пришел в ярость. Своими огромными лапами он попытался схватить прадеда, но тому удалось отскочить в сторону, так что демон схватил лишь полу его халата и в неистовстве потащил ее за собой. Прадед оказался на полу и завопил что было силы. На его крик сбежались с фонарями все, кто находился в доме, однако дверь оказалась заперта. Тогда они распахнули окно и проникли внутрь. Все они также страшно испугались. Они положили прадеда на кровать и после того, как он рассказал им, что же произошло, сообща осмотрели все вокруг и увидели, что пола халата торчит из щели во внутренних воротах. Они вытащили ткань и осмотрели ее при свете факелов: вся она была покрыта следами рук. Везде, где к ней прикасался палец, зияла дыра, так что ткань напоминала сито.
Настало утро, но прадед мой больше не осмелился остаться в этом монастыре; он повесил на плечо сумку и отправился домой. Впоследствии он расспрашивал монахов, но все в один голос уверяли его, что с того случая ничего странного в монастыре не происходило» («Рассказы Ляо Чжая» ггл. 13).
В данном случае мы, по-видимому, имеем дело с призраком-ба, которых ранние авторы однозначно отождествляли с классом горных демонов и приписывали им, в частности, насылание засухи на людей. Поговорим же об этих призраках поподробнее.
Засухи с незапамятных времен были настоящим бедствием для Китая. О них упоминается в старинных книгах; поэтому с глубокой древности специальные церемонии, призванные предотвратить засуху и призвать на землю дождь, являлись важной составной частью религиозных отправлений и правителей, и губернаторов, и чиновников. В свое время мы указывали, на основе данных источников начиная примерно с седьмого столетия до новой эры, что, по бытовавшим в Китае верованиям, подобные несчастья насылают души непогребенных мертвецов. Тем самым и правителям, и простым людям предписывалось должным образом относиться к умершим и не оставлять их тела неупокоенными. Все это приобретает особенное значение при сопоставлении с тем, что китайцы говорят о ба.
Происхождение и этимология слова ба, как и абсолютного большинства других терминов, обозначающих демонов и призраков, сокрыта во мраке прошлого. Соответствующий иероглиф состоит из ключа гуй и элемента, явно являющегося фонетиком и ничего не дающего нам для понимания слова. Еще в «Ши цзине» этому иероглифу предшествует иероглиф хань, «засуха»; да и во всей последующей литературе данный бином служит, по- видимому, стандартным названием такого рода призраков. В «Ши цзине» он встречается в речи Сюань-вана, который занимал чжоуский престол в девятом-восьмом веках до новой эры, сетующего на непрекращающуюся засуху. «Чрезмерна эта засуха, — жалуется он. — Иссохли горные источники; демоны засухи неистовствуют, словно пламя, словно всепожирающий огонь». Таким образом, можно сделать вывод, что демоны-ба преследовали китайцев еще в самой глубокой древности, которую только фиксирует их история.
