Бхагаван Раджниш - Мессия. Том 2
Оценивать вас по самому малому из ваших дел — значит измерять силу океана по хрупкости его пены.
Пена очень хрупка, кратковременна; сейчас есть, а через мгновение пропала. Это просто воздушные пузыри. Но не судите об океане по пене — а пена тоже прекрасна. На гребнях волн пену выносит на берег; она выглядит так, будто волна увенчана чистейшими бриллиантами, жемчугом; она выглядит подобно заснеженным горным пикам. Но когда она подходит все ближе и ближе к берегу... вы знаете, это просто пена — не судите об океане по пене. Все ваши поступки просто пена, очень хрупки. Кто-то разгневан — это всего лишь кратковременный феномен, он пришел и он уйдет; кто-то прекрасен — это тоже пена.
Одна из моих саньясинок в Германии — лучшая фотомодель, очень красивая девушка. Я дал ей имя Гайян. Гайян означает песня. Всего несколько дней назад она прислала мне одно из своих фото. Она работает фотомоделью, и фотография вышла замечательная; она стала еще красивее с тех пор, как стала медитировать, потому что все ее молчание теперь лучится от ее прекрасного лица. Но посылая мне фото, она, наверное, вспомнила одну из моих историй.
Король попросил своих советников: «Мне требуется самый короткий совет, который содержит всю мудрость. Я хочу держать его под бриллиантом моего перстня, и обращусь к нему только в самом крайнем случае».
Они трудились упорно, но не сумели найти небольшое предложение, содержащее всю мудрость. Они отправились к мудрецу, мистику, который жил в горах, и попросили его. Не раздумывая ни мгновения, он написал предложение и сказал: «Сложите это — вам не полагается читать — и дайте мне перстень; я установлю это под бриллиант. Скажите королю, что он не должен смотреть из любопытства, но только когда он будет в таком отчаянии, что выхода нет. Тогда пусть он откроет его, и оно даст ему понимание, дверь, выход из его отчаяния».
Много раз королю было любопытно, его советникам было любопытно... Одним предложением, ни мгновения не раздумывая, мистик написал послание, сложил бумагу и поместил под бриллиант перстня, но запретил королю открывать его из любопытства. Было обещание, и король держался и не открывал.
Как раз через пятнадцать дней его страна подверглась вторжению, и он проиграл битву. Он бежал один на своем коне, спасая жизнь, в горы, и попал в тупик. Внизу была долина глубиной в тысячи футов; упасть туда значило разбиться вдребезги. Он не мог повернуть назад, потому что слышал топот копыт и крики приближающихся врагов. Вдруг он вспомнил свой перстень; ситуация была подходящая — он не может идти вперед, он не может идти назад. Маленькая, тесная горная тропа, враги совсем близко, они преследуют и скоро будут здесь. Прежде чем они появятся, он должен прочесть послание.
Он открыл бриллиант, вынул послание. Там было очень простое послание, всего четыре слова: «И это тоже пройдет». Огромная тишина низошла на него. «Все проходит».
Он ждал, но каким бы это ни показалось странным, звуки погони стали удаляться — они двинулись по другой тропе от перекрестка. Он возвратился, собрал свои войска снова, вступил в бой с врагами и отбил свое королевство. День, когда он вернул свое королевство, был днем великого празднования. Весь город был украшен, сверкали фейерверки, и цветы осыпали короля. У него было очень эгоистичное чувство, что он, наконец, разгромил великого врага, который имеет большое войско, большое королевство. Но тут он вдруг вспомнил: «И это тоже пройдет».
Всего лишь воспоминание, что и это тоже пройдет... и его эго исчезло, его существо стало скромным.
Гайян, очевидно, слыхала мою историю. На своем прекрасном фото — на котором она выглядит так невинно, словно цветок — на обороте она написала: «Бхагван, и это тоже пройдет».
Красота — это пена, но не судите; уродство тоже пена — не судите; воровство тоже пена — не судите. Все ваши поступки — не что иное, как пена, а океан безбрежен. Только те люди, которые не понимают жизни, беспрерывно судят — кто хороший, кто плохой, кто злой, кто святой. Человек понимания знает, что убийца, грешник — это просто часть того же существования, что и святой, что и просветленный. Ни просветленный не выше, ни убийца не ниже; они оба заняты своим делом. Все, что существование требует от них, они делают.
На спектакле не судите, что кто-то убийца, а кто-то великий; когда они пойдут за кулисы, они усядутся за одним столом пить чай — убийца и святой. На сцене убийца оказывается осужденным, злом, а святой оказывается божественным; но это лишь пена. Реальная жизнь так огромна, что о ней нельзя судить по малым поступкам.
Человек подлинного понимания не имеет суждения; он просто любит. Святой вы или грешник, ему нет дела до этого; кем бы вы ни были, делайте это в совершенстве, делайте это тотально и интенсивно; чего бы сущее не захотело от вас, примите — не становитесь между. Судить вас...
Оценивать вас по самому малому из ваших дел — значит измерять силу океана по хрупкости его пены.
Судить о вас по вашим неудачам — значит возлагать вину на времена года за их непостоянство.
Иногда весна приходит раньше, иногда чуть позже, иногда дожди приходят, иногда не приходят, а иногда они идут так сильно, что вызывают наводнение. Но не судите: они ничего не делают сами по себе. Если сущее приносит наводнение, если сущее приносит весну чуть позже, оставьте это сущему. Наверное, это то, что необходимо. Помните одну вещь: сущее мудрее вас, потому что это коллективный разум всего. Разум одного человека не может быть больше, чем коллективный разум всего сущего.
Да, вы подобны океану.
И хотя севшие на мель корабли ждут прилива у ваших берегов, вы, даже если вы океан, не можете торопить свои приливы.
Что можете вы поделать? Вы есть океан, но вы не можете торопить свои приливы; они будут приходить в соответствии с коллективным разумом существования. Этот коллективный разум был известен как Бог.
Еще вы подобны временам года.
И хотя зимой своей вы отрицаете свою весну...
Потому что зима никогда не узнает весну — они никогда не встречаются — своей зимой вы отрицаете свою весну. Своим днем вы отрицаете свою ночь, в своих сновидениях вы отрицаете свой день, днем вы отрицаете свои сны — потому что они никогда не встречаются. Но оба они принадлежат вам.
Весна, покоясь в вас, улыбается в дреме и не таит обиды.
Даже зимой весна спит внутри вас. В своей дреме она ждет своего часа пробуждения и улыбается вашему отрицанию — но не обижается.
Не думайте, что я сказал это, чтобы вы говорили друг другу:
«Он воздал нам хвалу. Он видел в нас лишь доброе».
Я лишь говорю словами известное вам самим в мыслях.
Но что есть знание, облеченное в слово, как не тень бессловесного знания?
Халиль Джебран говорит: «Вы тоже знаете то, что я говорю вам, быть может, не так ясно...» Даже то, что говорит Гаутама Будда, вам уже известно, но у вас нет подходящих слов, выразить это. В тишине своего сердца вы поймете: «Кажется, то, что он сказал, я слыхал прежде, кажется, я знал это прежде», — конечно, не так ясно, не так определенно — просто слабое далекое эхо...
Но что есть знание, облеченное в слово, как не тень бессловесного знания? Если вы молчите, вы мгновенно понимаете мастера, пророка, спасителя — как бы вы его ни называли, — потому что он дает слова вашему молчанию. Он выявляет ваше молчание ясно — через свои слова, через свое присутствие, через свой жест.
Ваши мысли и мои слова — волны, расходящиеся от запечатанной памяти, что хранит наши минувшие дни.
И те давние дни, когда земля не знала ни нас, ни саму себя.
И те ночи, когда земля пребывала в смятении.
— Все, что я говорю вам, — говорит Альмустафа, — вы знаете тоже, но вы не осознаете этого. Вы забыли это; так или иначе, все мы знаем с самого начала, что произойдет с нами.
Вы знали и грезили с самого начала высотами, которых вы достигнете, но вы так сильно заняты заурядной, обыденной жизнью, что продолжаете забывать основную истину своего существа.
Английское слово «грех» мне очень нравится — не в том смысле, которым пользуются христиане, а в его подлинном смысле — до того замечателен подлинный смысл. Грех в своем первоначальном смысле означает забывчивость. Вам видна разница? Грешник — это только тот, кто забыл свою истину: нечего осуждать, ему просто нужно напомнить. Когда вы используете грех для осуждения, тогда дело не в том, чтобы напомнить ему, а в том, чтобы бросить его в пламя ада. Священники, похоже, профессия самых больших ловкачей в мире: они уничтожили замечательное слово с таким значением.
Забывчивость — вот правда о человеке. Это единственная разница между ним и Пробужденным: Пробужденный вспомнил. Потому Гаутама Будда и пользуется все время словом «саммасати», что значит, «правильное воспоминание». Если забывчивость ваш грех, значит, осознание — правильное воспоминание — это ваша добродетель. И тогда вся религия окрашивается в новый цвет — нет ада, нет рая, нет священников — есть только простое понимание: что вы забыли, вы можете вспомнить.
