Бхагаван Раджниш - Мессия. Том 1
Вы поразитесь, узнав, что, хоть им и было известно о том, что я вегетарианец, — как только я входил в какую-то тюрьму, то сообщал им, что я вегетарианец, — во время приема пищи они обязательно приходили и говорили мне: «У нас нет никакой вегетарианской пищи».
Я предлагал им: «Можете давать мне фрукты». А в ответ одно и то же: «У нас нет никаких фруктов». Это было такой ложью, что другие заключенные, которые слыхали это, возмущались. Когда тюремщик уходил, он говорили: «Он безусловно лжет, у нас есть овощи, у нас есть молоко, у на есть фрукты, орехи, которые можно использовать». И заключенные стал приносить мне фрукты, которые выдавались им, а не мне. Они начал приносить молоко, которое выдавалось им, а не мне. Я говорил: «Но это ваше, и вам нужно это. Я справлюсь. Десять, двенадцать дней голода — от этого не умирают. Требуется девяносто дней без пищи, чтобы убить человека, так что не беспокойтесь».
Но со слезами в глазах, от огромной любви, они просили: «Нет, вы должны принять, ведь мы можем есть все. Нам доступна невегетарианская еда».
И всякий раз, как я проходил коридором, входя в тюрьму или выходя из тюрьмы, все они стояли за решетками, скандируя: «Бхагван! Победа будет за тобой! Мы не знаем тебя, как следует, но мы видели тебя по телевизору — твоих глаз довольно, чтобы убедить нас». Они подавали знак победы двумя пальцами из каждой камеры. И они говорили снова и снова: «Мы так счастливы, мы запомним на всю жизнь, что провели, по крайней мере, одну ночь с тобой».
Они писали мне письма, которые шли от одной камеры к другой и доходили до меня: «Бхагван, мы любим тебя. Когда ты выйдешь — а им не продержать тебя больше недели, — не забывай нас». Они вырезали из газет мои фотографии, и присылали эти фотографии, — «Пожалуйста, подпиши это как свидетельство и доказательство, что мы были с тобой, по крайней мере, ночь или день, или несколько часов». Тысячи фотографий я подписал людям, которых не знаю.
Они были так любящи, так заботливы, так человечны. Я не видел такой человечности в глазах судей, правительственных прокуроров.
Это странный мир, где невинный может пострадать из-за хитрого, который всегда изловчится выйти там, где бедному придется страдать, потому что он не в состоянии найти себе необходимую защиту. И вопрос не в том, совершали вы преступление или нет. Вопрос в том, чей адвокат более эффектен, более умен, более ловко пользуется законом.
Закон не может определять истину.
Но происходит именно так. Мы живем в варварском мире, со всеми видами дискриминации.
Это храм Бога или полицейский пост — почему мы должны справляться, кто иностранец?
Для нас никто не иностранец.
Все человечество наше, и вся земля наша.
Недалек тот день, когда не будет границ, наций или религий. И если придётся пожертвовать собой и моими людьми ради рождения новой земли и нового человечества, я буду совершенно счастлив сделать это. Ибо жизнь, которая не способна жертвовать собой ради истины, ради красоты, — это вообще не жизнь; такой человек уже мертв.
Вам не дано отделить справедливого от несправедливого и благочестивого от злого;
Ибо они стоят вместе перед лицом солнца, подобно тому, как сплетены воедино черная нить и белая, Не судите, не разделяйте.
Сущее знает, что нужно, так же как ткач знает, что для создания прекрасных узоров нужны черные нити и белые нити.
И когда черная нить обрывается, ткач осматривает всю ткань и проверяет ткацкий стан.
Это и есть то, что я стараюсь делать. Если хоть один бессознательный человек поступает бессознательно — я никак не осуждаю его. Возможно, он самая слабая часть этого общества, возможно, болезнь распространена во всем обществе. Из-за того, что он слабейшее звено, болезнь выразилась через него, но он — не болезнь.
Я не могу представить, зачем людям воровать, если бы не было эксплуатации, зачем людям насиловать, если бы не было брака, навязанного законом или обществом, зачем проститутки, если бы людям позволили жить вместе только на то время, пока они любят.
Но проституток мучает полиция, правительство изводит их любым возможным способом, — а они просто несчастные жертвы общества, где муж не любит жену, где жена не любит мужа, но все же по закону им приходится оставаться вместе. А любви необходимо питание.
Вы слыхали в этой стране только о женщинах-проститутках, но в Англии или Америке в двадцатом веке стали доступны мужчины-проститутки. Мы действительно развиваемся к большим высотам! Возможно, скоро мы опять будем на деревьях, совсем как наши предки.
Это не эволюция.
Вся наша структура порочна.
Люди продолжают говорить мне: «Если вы просто сосредоточитесь со своими учениками на медитации, и ничего не будете говорить ни за, ни против общества, религии, прошлого, традиций, закона... тогда у вас не будет врагов».
Разумеется, у меня не будет врагов, ведь я не задену ничьи имущественные интересы, я не принесу революцию, которая пылает в моем существе.
Я хочу воспламенить всех вас.
Прежде чем я уйду, оставлю тело, я хочу тем же самым огнем воспламенить миллионы тел по всему свету.
— Хорошо, Вимал?
— Да, Мастер.
22. ГРЕШНИКИ И СВЯТЫЕ: ДРАМА СПЯЩИХ ЛЮДЕЙ
19 января 1987.
Возлюбленный Мастер,
Если же кто приведет на суд неверную жену, Пусть он также взвесит на весах, сердце ее мужа и измерит мерилами его душу.
И пусть тот, кто захочет ударить обидчика, вникнет в дух обиженного.
И если кто из вас захочет покарать во имя справедливости и вонзить топор в худое дерево, пусть он посмотрит на его корни;
Истинно, он найдет корни хорошие и плохие, плодоносные и бесплодные, сплетенные воедино в молчаливом сердце земли.
А вы, судьи, которые хотят быть справедливыми,
Какой приговор вынесете вы тому, кто честен по плоти, но вор по духу?
Какому наказанию вы подвергаете того, кто умерщвляет по плоти, но сам умерщвлен по духу?
Как можете вы обвинять того, кто поступает как обманщик и притеснитель, но сам обижен и поруган?
Как вы покараете тех, чье раскаяние уже превосходит их злодеяния?
Не есть ли раскаяние — правосудие, что отправляется тем самым законом, которому вы с радостью бы услужили?
Но вы не можете внушить безвинному раскаяние и не можете сердце виноватого избавить от раскаяния.
Непрошенное, оно будет звать в ночи, чтобы люди проснулись и вгляделись в себя.
Вы, желающие понять, что есть правосудие, как вам постичь его, пока вы не посмотрите на все деяния при ясном свете?
Лишь тогда узнаете вы, что поднявшийся и павший — один и тот же человек, стоящий в сумерках — между ночью своей сущности карлика и днем своей божественной сущности.
И что краеугольный камень храма не выше самого нижнего камня в его основании.
Халиль Джебран говорит замечательные вещи, и время от времени подходит очень близко к истине. И все же в большинстве случаев он не видит цели: он хороший поэт, но не великий лучник.
Он точно врач, который может помочь вам, но который знает только симптомы вашей болезни и лечит симптомы. Но причины не в симптомах. Если вы лечите симптомы, болезнь прорвется когда-нибудь снова. Его размышления больше касаются действий, а не источника действий, но никто никогда не переживал никакой трансформации, пока не сталкивался лицом к лицу с причинами.
Он говорит:
Если же кто приведет на суд неверную жену,
Пусть он также взвесит на весах сердце ее мужа и измерит мерилами его душу.
Это хорошо, в этом есть какое-то сострадание — но не подлинное прозрение в истинный источник проблемы. Проблема такова: кто вы, чтобы требовать верности от кого-то еще? Будь это ваша жена или ваш муж — требование верности — это требование рабства. За прекрасным словом «верность» вы скрываете безобразную болезнь, настоящий рак души, который убил человеческую радость.
Какое вы имеете право требовать верности от своей жены или от своего мужа? Поэтому реальная проблема не затронута; реальная проблема — супружество.
Брак дал людям ошибочное представление, что любовь — это нечто неизменное. Только камни неизменны, только мертвецы неизменны. Лишь идиоты никогда не меняются. Чем вы разумнее, тем более ваша жизнь будет жизнью беспрерывной перемены.
Не осуждайте жену или мужа за неверность. Во-первых, требование верности неправомерно. Была пора, весна — и любовь возникла в вас. Не вы ее создали, не вы даятели — это случается. Словно ветерок приходит, и словно ветерок уходит.
