Бхагаван Раджниш - Свет на пути. В синем небе нет следов
Лао-цзы сказал:
- Эта дорога не принадлежит мне. Но, если ты хочешь пойти со мной, есть условие: не говори ни слова.
Соседу это удалось. Он много получил, когда в молчании пришел в глухой лес. Присутствие Лао-цзы постепенно становилось все более и более интимным. Вскоре он понял, почему Лао-цзы поставил условие не разговаривать, потому что разговор нарушил бы это великое благословение, это огромное блаженство, которое росло в сердцах обоих — эти маленькие огни,это блистание света.
Но однажды сосед спросил Лао-цзы:
- Ко мне на несколько дней приехал друг. Можно мне взять его с собой?
Лао-цзы ответил:
- С тем же условием.
Но друг не понял, что к этому нельзя относиться небрежно. Он, сколько мог, хранил молчание, но было много моментов, когда он готов был что-то сказать, но сдерживался. А когда начало всходить солнце, это было так красиво — и эти песни птиц, — что он не смог удержаться. Он забыл условие и сказал:
- Какое прекрасное утро!
Это было слишком... Но Лао-цзы посмотрел на своего соседа. Вернувшись домой, Лао-цзы сказал:
- Твой друг не может ходить со мной: он слишком много говорит.
Сосед возразил:
- За два часа он сказал всего одну фразу: «Какое прекрасное утро!»
Лао-цзы сказал:
- Ты слышал только то, что он сказал вслух, ты не слышал того, что он говорил про себя и контролировал. Из-за него испорчено все мое утро. И если он чувствует,что утро прекрасно... разве мы слепые? Мы тоже видим, что утро прекрасно; какой смысл говорить это? Кому он говорит?
Бывают моменты, когда вы внезапно чувствуете расширение сознания. Это может случиться, когда вы слушаете великую музыку, великую поэзию, или смотрите на великую картину, или просто медитируете, сидя в безмолвии, ничего не делая.
Никто не может превзойти Басё — ни один поэт в целом мире, ни на одном языке, — когда он говорит: «Сидеть в безмолвии, ничего не делая; весна приходит,и трава растет сама по себе».
Просто научитесь быть безмолвными, без малейшей ряби в сознании, и вы — будда. Это небольшое препятствие языка — единственное. Если его нет, каждый человек — будда, поэтому я говорю: быть буддой очень просто.
Однажды, поняв, что барьер — только в языке, я отбросил его. И если весна приходит для Басё, она приходит и для меня. Если трава растет сама по себе,о чем волноваться? Я просто обосновался в своей буддовости.
Не нужно делать никаких усилий; все усилия нужны, чтобы уничтожить усилия, утомить вас, привести к моменту, когда вы падаете, совершенно мертвый от усталости — «Хватит!» Это миг когда новый жизненный источник, новая звездная ночь, новые розы начинают расцветать вокруг вас.
Сосеки написал:
Все тревоги и беды
Ушли из моей груди,
И я радостно играю
Вдали от мира.
Для человека дзен
Не существует границ.
Синее небо должно стыдиться,
Что оно так мало.
Только человек дзен, только человек просветления может сказать это:
Синее небо должно стыдиться,
Что оно так мало.
Ваше сознание стало таким необъятным,и в этой необъятности, в этой океаничности кто будет заботиться о тривиальном — правильно ли повязан ваш галстук? Кому нужны эти мелочи? А все наши тревоги — о мелочах. Вы никогда не тревожитесь о чем-то великом. Оглянитесь — и вы не найдете ничего такого, о чем могли бы сказать: «Как здорово, что я об этом позаботился», — сплошные мелочи.
Мулла Насреддин всегда покупал туфли,которые были ему малы — на размер меньше. Он постоянно ворчал и жаловался всем:
- Я умру от этих туфель!
Люди говорили:
- Почему бы тебе не поменять их?
Когда он в следующий раз пришел в обувной магазин,чтобы по менять их,он снова спросил тот же размер. Сапожник сказал:
- Ты что, сумасшедший? Эти туфли всегда создают тебе проблемы.
Мулла Насреддин ответил:
- В этом есть великая философия. У меня так много проблем; эти туфли занимают меня, и все остальные тревоги становятся ничтожными. Я должен ходить в этих туфлях. Единственный способ избежать остальных забот — создать еще большую. Это так просто. А вечером, когда я прихожу домой и снимаю их... Боже, какое облегчение! Эти туфли — моя единственная надежда найти в жизни какое-то облегчение.
Маниша спросила:
Наш возлюбленный Мастер,
То время, когда ты не с нами — имеет ли оно какое-то значение в твоей работе с нами?
Маниша, все, что происходит здесь, имеет свой смысл. Вы должны научиться моему присутствию и моему отсутствию, и вы должны прийти в точку, где присутствие или отсутствие не важны. Вы не должны привязываться к моему присутствию.
Вот почему Гаутама Будда говорил своим ученикам: «Если я прихожу в вашу медитацию, немедленно отрубите мне голову. Не цепляйтесь за меня,иначе я стану барьером».
А любовь между учеником и мастером — самая близкая, последняя. Вы должны научиться моему отсутствию; вы должны радоваться моему отсутствию так же, как радуетесь моему присутствию, потому что я не могу остаться здесь навсегда. И не откладывайте, потому что в любой день...
Что касается меня, моя работа полностью завершена. Если я еще продолжаю,то только из любви к вам. Но вы должны учиться моему отсутствию, потому что дни моего присутствия будут сокращаться. С каждым днем мое присутствие будет уменьшаться; дни моего отсутствия будут увеличиваться.
Я не собираюсь снова возвращаться в тело; это — последний раз. Вы должны стать одинаково тихими, любящими, медитативными со мной и без меня. Разница между моим отсутствием и присутствием должна полностью исчезнуть.
Маниша задала еще один вопрос:
Наш возлюбленный Мастер,
История о том, как Будда механически смахнул муху, непонятна. Неужели он все еще мог сделать что-то, не будучи сознательным, механически? Я думаю, что, однажды став просветленным, человек не может избежать сознательности во всем, что он делает, двадцать четыре часа в сутки.
Маниша, ты задала правильный вопрос.
Я разговаривал с буддийскими монахами на их собраниях. Глава буддистов в Индии, Ананд Каузальяян, был очень озадачен этой историей, потому что она нигде не записана. Но даже он не смог задать правильный вопрос. Он спросил меня:
- Где это написано?
Я ответил:
- Это неважно. Вы можете написать ее!
Но он сказал:
- Это прекрасная история, она хорошо проясняет суть механического поведения и сознательного поведения. — Но даже он не смог задать правильный вопрос.
Твой вопрос гораздо важнее. Я надеялся, что когда-нибудь кто-то задаст его. Это правда: однажды став буддой, вы всегда будда. Тогда как я объясняю эту историю?
Это было сделано для Ананды, который шел с ним. И в первом случае он действовал не механически, он просто сыграл механичность — полностью осознавая это. А затем он остановился и снова махнул рукой. Ананда спросил:
- Что ты делаешь? Муха улетела.
Будда сказал:
- В первый раз я сделал это механически; это было неверно. Я продолжал разговаривать с тобой. Когда я отгонял муху, мне следовало быть более сознательным, более изящным, более любящим. Именно это я делаю сейчас. Мухи нет, но то, что я должен был сделать — и упустил ситуацию... Я наверстываю упущенное.
Насколько я знаю, Будда не мог действовать механически. Он сыграл механичность для Ананды, чтобы сделать ясное различие между сознательным действием и бессознательным — и он сделал это действительно красиво. Но в буддийских писаниях этого нет. Что делать? — история так красива, что она должна быть.
Я записал ее в своей книге по «Дхаммападе». В конце концов, Будда вообще ничего не писал. Все, что написано кем-либо, написано после Гаутамы Будды — кто-то написал это на следующий день, кто-то — на следующий год. Я пишу через двадцать пять веков! Живая река должна течь в новые земли, на новые пастбища. Как только она перестает течь, она застаивается и умирает.
Теперь — время Сардара Гурудаяла Сингха. Он ждал так долго. Вот он пришел — во всей своей славе, с радужным тюрбаном на голове. Я беспокоился, увижу ли я его. Но он очень упрямый малый: он сидит на своем месте в своем великолепном тюрбане, ожидая своего времени.
У Папы-поляка ужасная проблема: он мочится в постель. Его так беспокоит эта привычка, что он обращается к доктору Филгуду, психиатру.
- Садитесь, ваше святейшество, — говорит Филгуд, — и расскажите мне об этом.
- Знаете, — говорит Папа-поляк, — каждую ночь, когда я засыпаю, мне снится маленький красный чертик с рожками и хвостом, который говорит: «Папа, пора делать пи-пи». А потом я просыпаюсь и вижу мокрую постель!
- Очень интересно, — говорит доктор. — Но это очень легко вылечить. Когда этот маленький красный чертик в следующий раз придет к вам во сне и предложит помочиться, скажите: «Нет, Дьявол! Мне не нужно писать — я не хочу писать — и не буду!»
